Невроз навязчивых состояний

Автобус умеренно пыхтел, наматывая на колеса километры побитого асфальта. Петербург давно остался за спиной, растворяясь в отблесках солнца, танцевавшего на окнах и бросавшегося внутрь салона. Окружающая лесополоса только навевала грусть — ведь Юра понимал, что именно такая картина и будет сопровождать их не один день. Он рассматривал однообразные пейзажи дач, заборов, быстрых машин, несущихся вперед, в город, по которому он уже невыносимо скучал, не успев его даже толком покинуть. Дорога казалась ему слишком широкой, а автобус — слишком тесным, и он, как никогда ранее, сожалел, что не прихватил с собой хотя бы баночку пива. Ближайшая остановка ждала их где-то у Ладожского озера — Юра поклялся себе, что обязательно вооружится там выпивкой на остаток хотя бы этого маршрута. Трезвым он не мог терпеть этот кошмар, который происходил с ним совершенно не по собственной воле, кошмар, который он был готов делить с кем угодно, кроме того человека, что сейчас рядом с ним невозмутимо читал книгу, время от времени шурша страницами. — Зрение испортишь, — ехидно пробормотал он, даже не поворачиваясь лицом к Ларину. Ответ был именно такой, как он и ожидал: шорох страниц. Это было невыносимо: мало того, что Юра не пил, он еще и поболтать не мог. — Слушай, а это точно не твоя задумка? Может, ты и вправду тронулся нахуй и устроил это все, чтобы поиздеваться надо мной? А потом ниоткуда выпрыгнут Соболев с Гурамом и заявят, что это был социальный эксперимент, а я его с треском завалил? Дима улыбнулся уголком рта, так и не отрывая взгляда от книги. Хованский раздраженно выдохнул и еще раз рассмотрел салон автобуса: сонные, недовольные, усталые лица людей, едущих домой после очередной рабочей недели в северной столице. Ни капли узнавания. Что ж, сегодня им это на руку. — Почему мы не едем на машине? — продолжил задалбывать Диму Юра. — А ты умеешь водить? Я так не думаю. — Хорошо, а почему бы не поезд? — наконец Хованскому удалось добиться хоть какого-то ответа. — Маневрировать труднее, — односложность предложений, казалось, становилась привычкой. — Мне эта вся ситуация тоже не в кайф. Но ты всегда можешь выйти на следующей остановке и вернуться домой. В таком случае, приятно было тебя знать. Обязательно напишу некролог. Когда-нибудь. Юра прошипел себе под нос: «Иди нахуй», возвращаясь к окну. А может, он случайно спился до белой горячки, и всё это ему снится? Нет ни мертвых подарков в почтовых ящиках, ни кровавых надписей, ни угроз смерти, а самое главное — нет этого мерзкого самовлюбленного придурка рядом с ним? Сейчас он проснется в своей постели, пусть даже в луже рвоты, позвонит Феде, попросит его заскочить в аптеку, купить «боржоми», а затем проведет денек на диване, зализывая раны… — Слышали, в сегодняшнем теракте уже третья жертва. Умерла прямо в больнице, пишут, — прогнусавил голос где-то за ним, ему вторит женское: — Какой кошмар, что же это делается… Глаза Хованского мгновенно встретили взгляд Ларина. Его испуг и переживания отразились на встревоженном лице Димы. Оба не отводили взгляд, изучая эмоции друг друга, пытаясь передать свое понимание: Юра даже открыл рот, чтобы сказать что-то успокоительное. — Сейчас слюна капнет, — иронично прошептал Дима, снова утыкаясь в книгу, а Хованскому впервые за этот день захотелось дать под дых не ему, а себе. Следующие полтора часа он пытался заснуть, чтобы наверстать последние дни, проведенные без сна, но при каждом неамортизированном ударе автобуса подскакивал и открывал глаза. Он пытался следить за движением солнца, однако, оно так и оставалось на одном месте, создавая сюрреалистическое впечатление. Тогда считал красные машины, проезжающие мимо, но сбился на третьем десятке. Пытался создать иллюзию движения деревьев за окном. Вслушивался в разговоры соседей, пока шум голосов в автобусе не стал все более и более умиротворяющим, а шуршание страниц под боком не слилось в одну приятную мелодию. *** — Эй, вставай, — локоть в ребра точно оставит после себя синяки. — Мы в Сясьстрое? — вскочил Юра. — Сколько мы стоим? Уставший взгляд Ларина секунду изучал озадаченное лицо: — Мы проехали Сясьстрой часа четыре назад. Это Петрозаводск. Хованский стал ошарашенно рассматриваться. Автобус почти опустел, внутри не оставалось никого, кроме них и раскрасневшегося мужчины, спящего на заднем сиденье, слегка похрапывая. За окнами потемнело: в приглушенном свете уличных фонарей видно только силуэты автомобилей, людей и зданий где-то вдали. — А почему ты раньше меня не разбудил? — Юра все еще не до конца отошел от дремы. — Ты так мило спал, — улыбнулся Ларин. — Нет, просто не хотел, чтобы ты мне мешал. Он отправился на выход, закинув рюкзак за плечи. Хованский матернулся, протирая глаза, а затем подхватил свой чемодан из-под кресла и помчался за ним. — Что мы сейчас делаем? Какой у тебя план? — А почему ты решил, что он у меня есть? Хованский застонал, проклиная себя за то, что решил заснуть: — Только не говори, что ты ничего за эти шесть часов дороги не придумал. Ларин пожал плечами: — Уже поздно искать здесь какой-то отель или хостел. Придется ночевать на вокзале. — Тебе не кажется, что это опасно? — уставился на него Юра. — Мы и так чудом ни в какую аварию или взрыв, или обстрел, или мировую войну по дороге сюда не ввязались, а ты хочешь так рисковать? Я уже и молчу о комфорте… — Мне никогда это не надоест, — самодовольно рассмеялся Дима. — Пойдем, я знаю здесь недалеко одно место, мы останавливались там во время инстамита. — Какой же ты еблан все-таки, Димас, — закатил глаза Хованский, плетясь вслед за ним.