Трудный путь

Как-то он сказал сыну, что делать глупости пристало лишь в молодости. Тем более, глупости ради любви... И спрашивается, зачем врать ребенку? Пусть мальчик давным-давно вырос, но все равно остался самым дорогим и любимым существом. Словом, пусть он этого никогда не показывал, но сына любил бесконечно. Вся ирония в том, что единственного наследника нужно растить в строгости. Иначе вырастет такой паршивец, которому и Род-то не доверишь. Потому что весь извертишься в фамильном склепе. Сына он наказывал крайне редко и всегда за дело. Мальчику с рождения досталось невероятное обаяние, и стоило сынуле подрасти, фамильные гены точно подсказали, как можно использовать дар очаровывать. Не то, чтобы он кому-то жаловался, и ведь некому. Супруга умерла рано, да и не были они близки. Единственный сын стал смыслом жизни и надеждой. Сколько раз он боялся за него? Фамильное проклятие, один ребенок, всегда мальчик. И все. Один-единственный шанс на выживание древнего Рода. Абраксас справедливо считал, что наследник такой семьи, как Малфой, должен получать все самое лучшее. И при этом страшно боялся избаловать и так несносное дитя. Много раз он благодарил родителей и предков, что блондин, иначе с таким сыном поседел бы до срока. В самом деле, Люциус с раннего детства, несмотря на свою ангельскую внешность, был еще тем наказанием. Впервые приняв на руки куль из пеленок с вышитым золотом гербом Рода и увидев маленькое личико, Абраксас чуть не грохнулся прямо там, возле постели только что родившей супруги. Его собственный отец тогда экспрессивно отругал слабовольного сопляка на чистом французском и велел убираться с глаз долой праздновать. Суров был родитель, и несмотря на то, что сам Абраксас был взрослым, мог легко получить тростью за нерасторопность или тупость, недопустимую для настоящего Малфоя. Но обращаться с ребенком все-таки пришлось научиться. Покойная жена не питала никакой склонности к возне с пеленками и младенцем. А названный счастливым дедом Люциус не признавал эльфов-домовиков в качестве постоянных нянь. Занятый по горло делами и интригами, Абраксас приползал в детскую, чтобы уложить сына и забегал с утра проверить. К счастью, от смены пеленок, кормежки и купания его избавляли эльфы. Ему было не до сына тот первый год. Как Глава Рода, он был обязан приумножать его состояние и влияние. Казалось, что от только что начавшего ходить ребенка не будет проблем, ведь за ним круглосуточно присматривали. Но у Люциуса, пусть он еще не мог говорить, только лопотал что-то на своем детском языке, было свое мнение. У сына рано начала проявляться магия, и этим Абраксас, как отец, закономерно гордился - сильным волшебником будет. Но, оказывается, сынок получился воистину неугомонным и склонным к разрушениям. Малыш открывал запертые на все замки двери детской, пугал эльфов, бил магией окна в мэноре, крошил выбросами сервизы и доводил портреты своим ревом до мигрени. Абраксас вместо мира и покоя в собственном доме заставал чаще погром, но иногда пожар. Эльфы бились головами об пол, прижигали утюгами руки, но угомонить белокурую стихию не могли. Портреты обрушивали на его гудящую от информации и разговоров голову потоки брани на разных языках - от латыни до арамейского. Жены никогда не было дома. А наследник и причина бед в одном лице, утомившись за день, посапывал или на ковре, или в одном из кресел его кабинета. Предки дружно пеняли его отцу, что это он, видимо с перепоя, назвал ребенка Люциус, уж лучше Люцифер, больше бы подошло. Устало переругиваясь с предками, он брал на руки чаще всего чумазое чудо-чудовище и нес в детскую. Маленький Люци был шкодником и задирой. Абраксас до сих пор с тоской и глухой обидой вспоминает грандиозный праздник в честь пятилетия сына, на организацию которого он положил много сил и средств. Это первый выход в свет для юного волшебника. Был приглашен весь цвет Британского общества и множество деловых партнеров, знакомых из-за границы. Одетый в голубой с золотом камзольчик и штанишки, с миниатюрной позолоченной шпагой на поясе, сын вызывал умиление всех гостей и вел себя как настоящий наследник, а не егоза, до поры до времени. Взрослые наслаждались прекрасной погодой, разнообразными блюдами и целой коллекцией вин. Дети играли, бегали, дурачились под присмотром не только эльфов, но и целого штата нянь и гувернеров. Казалось, что может произойти? Он неосмотрительно расслабился за приятной беседой с тройкой молодых и прекрасных леди. И заскучавший именинник решил напомнить о себе. Скверный мальчишка убежал от нянек, охраны и не нашел ничего лучше, как открыть двери загона, где гуляли редкие белые павлины - гордость Малфой-мэнора вот уже как три поколения. И мало этого, малолетняя пакость запустила в птиц небольшим огненным шариком. Курятник тушили в пять палочек.... И пока эльфы отлавливали перепуганных, обожженных птиц, сын решил, что и этого мало. Абраксас усмехнулся. Когда этот представитель фамилии Малфой останавливался на одной гадости за раз, если предоставилась возможность сделать еще? Гости увлеченно наблюдали за переполохом, а наследник, эта целеустремленная мелочь, забрался на стол и скинул многоярусный торт, произведение кондитерского искусства на головы зазевавшихся гостей. Крики и вопли сотрясли сад до основания. И с тех самых пор его сына стали считать порождением ада, и приглашения на детские праздники в Малфой-мэнор принимать стало не принято. Понадобилось два года, чтобы эту скандальную историю хоть как-то забыли. Но ведь Люциус на этом не остановился, дурной мальчишка устраивал драки с мальчишками, обижал девочек, хамил гостям, куда бы они ни пошли. Абраксас наказывал сына, но как-то без огонька. Ведь после суровой кары дитя лишь затаивало нешуточную обиду и мстило исключительно папеньке. В свете только и говорили о том, сколь чудовищно он разбаловал сына. Иногда с глухой тоской думалось, а вы попробуйте воспитайте такое... Супруга окончательно съехала и теперь появлялась только по самым важным случаям. Он бы тоже уехал подальше, если бы мог. Но сына все-таки любил, и таланты пакостливого и неуправляемого ребенка наполняли его гордостью. Чаще гордость приходила после долгого размышления и бутылки крепкого виски. Абраксас долго не мог понять, почему необычайно умный мальчик, которым был Люци, ведет себя как дикарь. Ведь все нанятые учителя твердили, что ребенок умен, сообразителен и имеет великолепную память. Объяснения данной проблемы лежало буквально на поверхности у него под носом. Люциус был ребенком и чувствовал себя брошенным, ненужным и нелюбимым. Мать смотрела сквозь него, отец бывал дома лишь поздней ночью, когда он спал. И обращал внимание после очередной пакости. Вот сын и привлекал к себе внимание, пусть и таким способом. И лишь поняв эту простую истину, он смог найти правильный путь. Все пять лет, предшествующих Хогвартсу, Абраксас, каким бы ни был усталым, находил время для сына. И постепенно ребенок почти подзабыл свою любовь к скандальным выходкам. Нет, ангелочком Люциус не стал. Просто перестал приводить окружающих в ужас. Радовал отца почти безупречными манерами, спокойствием и был умницей. Отпускать от себя сына в школу было тяжело. Посадив ребенка на поезд, Абраксас как-то внезапно понял, что мэнор опустел. И ему безумно одиноко без белокурого вихря в этом роскошном огромном доме. Сын вырос, но остался безобразником и егозой. Лорд усмехался, пусть ребенок думает, что провел своего старика отца, и он не в курсе его выходок и приключений. На самом деле, о большей части авантюр дражайшего наследника он знал. Люциус был изворотлив, но излишне горяч - молодость... вполне взрослый Люциус все так же оставался головной болью. Времена настали неспокойные, ранее определенное и предсказуемое будущее стало крайне смутным. Изначально никто из них не ждал войны между своими. А скандальное похищение девицы Блэк сильно встревожило всех здравомыслящих аристократов. Именно поэтому Абраксас не пришел на зов Лорда. Он не собирался положить своих людей в бессмысленной сваре с Блэками за интересы ублюдка Селвина, который слишком заигрался. Ни для кого не были секретом развлечения лорда Селвина с молодыми и невинными девушками. Абраксас брезговал подавать ему руку, но союзников в политической борьбе выбирать не приходится - чтобы добиться своего, приходится сотрудничать с откровенной дрянью. Но лишь до поры до времени. Несостоявшиеся родственники не подвели - полномасштабной бойне помешало только чудо. С их Лидером вышел неприятный разговор и не более того. Абраксас был очень ценен и знал очень много. Лорд не рисковал обращаться с ним так, как с остальными. Аристократа в энном поколении очень раздражала привычка Лорда привечать отбросов вроде оборотней и вырожденцев, у которых сила есть, зато нет и признаков интеллекта. Эти выродки родов, угасших во мраке веков, были больше животными, чем людьми. Нет, Абраксас не отрицал, что все маги из старых семей были ненормальными, если смотреть, как на это смотрят грязнокровки. С вырожденцами иметь дело считалось дурным тоном. Потому что никогда не угадаешь, что скрывается за потрепанной мантией, дырявыми карманами и породистой рожей. Такие таланты находились, что он диву давался и, как нормальный маг, стремился поскорее отправить этих талантливых на тот свет. Не нужны были их уютному миру смертельно опасные мерзавцы, зачастую не контролирующие свои убивающие способности. Возвращаясь к самой болезненной теме - сыну. Люциус умел находить таких вот уникумов и заводить с ними дружбу. Безалаберного ребенка не останавливало и то, что эти выродки были абсолютно и беспросветно ненормальны. Сын с немалым удовольствием общался с последними подонками общества и смел дерзить родителю, пеняющему ему за неподобающие знакомства. Но в последние месяцы он закрывал глаза на авантюры Люциуса и его дружков-отбросов. Были более важные дела. Абраксас скрупулезно приводил в порядок дела Рода, чтобы в случае чего сын смог быстро и без проблем принять управление. Занимался запутанными делами Организации и выполнял поручения Лорда на Континенте. Он сильно уставал и с немалым раздражением чувствовал, как до этого железное здоровье подводит его. Головная боль стала привычным спутником, прихватывало сердце. Он стал рассеянным и быстрее уставал. Колдомедик, с которым он консультировался, рекомендовал отдых. Никаких физических и, главное, умственных нагрузок. Дела сейчас было оставить невозможно, а зелья не помогали надолго. Абраксас ездил на пару дней в Швейцарию, где прошел полное обследование, но получил тот же вывод. Он нуждается в долгом отдыхе где-нибудь на теплом курорте, что решительно невозможно. Лорд не мог обойтись без него и пары дней. Кроме того, его неотлучного присмотра требовали дела в Министерстве Магии, где давний противник Дамблдор усилил свои позиции. Если начнется открытая война, для них же лучше будет, если Министерство потеряет всякое управление. Абраксас дошел до того, что впряг в дела Рода до этого порхавшего свободно, аки пташка, сына. Он в душе был доволен, сын часами просиживал за бумагами, носился по всей стране и вечерами засыпал без сил. Ну ничего, теперь у занятого ребенка больше не было времени на разные глупости, столь излюбленные Люци. Его самовольное расследование стоило отцу бессонных ночей и большой суммы денег. Пришлось убирать все следы за неосторожным сыном. Абраксас особенно жалел о том, что обрубая концы, пришлось избавиться от нескольких полезных агентов, не считая еще десятка трупов, но это сопутствующий ущерб, вполне допустимый. Ведь речь идет о безопасности семьи. Информация, добытая Люциусом, была ценной, но слишком опасной для них же самих. Поэтому все узнанное он похоронил в самом дальнем уголке памяти. И взял с сына клятву молчать. Темный Лорд ревностно берег свои секреты. И переходить ему дорогу не безопасно. Но оставалась возможность ударить в спину. Абраксас в меру цинично размышлял, если Том решит избавиться от Малфоев, то его ждет неприятный сюрприз. Ему было по большому счету плевать, откуда полукровка, пусть и с уникальной кровью в жилах получил такую силу. Но это до тех пор, пока он служит целям истинно чистокровных. В Лорде он видел сильного, но не безупречного лидера. Что же им всем делать, если те, кто должен вести за собой, яростно отрекаются от своей крови и наследия, предпочитая остаться одними из равных. А их Повелитель имеет право крови, пусть и не завершенное до конца. Абраксас гордился своим хладнокровием и выдержкой. Многолетняя привычка подозревать всех и вся не раз спасала его шкуру. Жизнь научила видеть угрозы в самых обычных вещах. Ведь эти самые обычные вещи зачастую служат прелюдиями к драмам. В тот день он устал сильнее обычного, а мигрень выматывала остатки нервов, поэтому на собрании в Ставке он против обыкновения был очень несдержан, чем вызвал настороженные шепотки и несколько злорадных взглядов. Дорогой Повелитель смотрел скорее задумчиво, с незнакомой ему грустью. Абраксас едва ли обратил на это внимание, Лорд в последние время был на редкость странным. Кроме того, его больше занимали финансовые операции организации, ради обсуждения которых он прибыл. Потом долгое и выматывающее объяснение с гоблинами. Зеленошкурые твари были на редкость подлы и хитры. Наконец, визит в министерство и столкновение с Дамблдором. Они пообщались продуктивно и на редкость вежливо. Даже до тошноты. Домой он вернулся злым, как дракон. Грохнул дверями менора, наорал на неуклюжего домовика. И наконец, отказавшись от ужина, выпив зелье Сна без Сновидений, уснул мертвым сном. Пробуждение было тяжелым во всех смыслах. Абраксас чувствовал себя полностью разбитым. Взглянув на свою небритую рожу и красные глаза, он громко и выразительно выругался. Поклялся себе, что закончит срочные дела и уедет на пару недель отдыхать. Пора отдохнуть, иначе упадет, как жеребец от непосильной работы. На завтрак он спустился гладко выбритым и в прескверном расположении духа. Осмотрел мрачным взглядом пустую столовую. Трясущийся эльф сообщил, что молодой Хозяин не ночевал в мэноре и только явился. Заскрипев зубами Абраксас отбросил салфетку и отправился наверх задать заслуженную трепку гулене. Он упал на паркет, не доходя до дверей в спальню сына.... Абраксас горел в огне и в те редкие моменты, когда приходил в себя, кричал от чудовищной боли. Тенями мелькали незнакомые лица. Он их не различал. Только иногда выплывал из забытья, цепляясь за отчаянный надломленный голос сына. - Люци... Произнес он треснувшими от жара губами. Попытался сказать что-то еще, но не вышло. Силы совсем его оставили. Абраксас силился рассмотреть, найти глазами сына в полутьме комнаты. - Почему так темно? - спросил он через силу. - Зажгите свет ради Мордреда... Жар сменился холодом, обжигающим, замораживающим дыхание. Он задыхался, царапая руками горло. Задыхался, чувствуя, как в агонии бьется магия мэнора, пытаясь помочь, поддержать, спасти своего хозяина. Но ее горячие лучи не дотягивались туда, куда падал Абраксас Малфой. В той бездне не было ничего, только темнота. Пока он балансировал на грани. И чувствовал, еще немного и упадет за Грань, из-за которой уже не возвращаются. Держался он только чудом... Он умирал и понимал это. Но не хотел уходить вот так глупо. Не хотел оставлять сына... Абраксас больше всего на свете хотел попрощаться с ним. Увидеть в последний раз. Сказать слова поддержки. Дать совет. Сделать все, что так безнадежно не успел. - Сын, люблю, - прошептал он, видя восковое лицо Люциуса. - Будь тверд... Помни, ты Малфой... И мой сын... Не забывай... Помни о крови в своих жилах... Береги себя... Слова затихли, и Абраксас Малфой с облегчением позволил себе закрыть глаза. Он не знал, что его ждет там. Но не боялся.