Продавец мыльных пузырей

Дождь лил с ночи. По улицам струились потоки воды, смешанные с грязью; девушки недовольно вздыхали: их новые модные туфли не годились для такой погоды. Люди шли, кутаясь в свои пальто, вцепившись в ручки зонтиков. А у него, как назло, не было с собой зонтика. Нет, он не забыл его дома. Нельзя ведь забыть то, чего не имеешь. Он шел, не замечая того, что его ботинки пропускают воду. Люди косились на него с удивлением и непонятной неприязнью. А он на это не обращал внимания. Он не был нищим, не был безработным, нет, у него была работа, и он её очень любил. Правда, узнав о ней, все его знакомые крутили пальцем у виска. Он был продавцом мыльных пузырей. У него была своя лавчонка на одной из центральных улиц. Работа, конечно, дохода большого не приносила, но зато дарила радость. Добравшись до лавчонки, он вошел внутрь; как и всегда, тщательно вытер ноги о коврик, повесил пальто на крючок. Только тогда он понял, что промочил ноги. Он не расстроился: привык, к тому же для таких случаев у него была запасная обувь и носки. Поставив ботинки сушиться, он подошел к окошку, ведущему на улицу, и отвесил штору, открыл окно. Рабочий день начался. Знакомые, услышав о его работе, не только крутили пальцем у виска, но и добавляли: «Ты что, дурак? Дети с пелёнок с роботами играют, сдались им твои пузыри? За три дня разоришься». Но покупателей было на удивление много. В основном — совсем маленькие дети, которым интересно буквально всё. Они тянули родителей к лавке, и родители, вздыхая, подходили, послушно клали деньги на прилавок, покупая пузыри для успокоения любимого чада. Продавец не мог сказать, играют дети с пузырями или нет. Но он верил, что играют, тем более что многие дети приходили снова. Иногда к лавке подходили почтенные дамы, этакие матери большого семейства, и, краснея от смущения, стыдливо протягивали продавцу банкноты, а потом так же стыдливо прятали пузыри на дне дорогой сумочки. И продавец живо представлял себе, как ночью, стоя на балконе в ночной рубашке, эти дамы пускают пузыри в ночное небо и, наверное, вспоминают свое беззаботное детство. А однажды продавец впихнул упаковку пузырей — почти насильно — заплаканной девушке. Она отказывалась, чуть ли не ругаясь, махала руками. А продавец всё-таки впихнул, и денег не потребовал. Он жалел девушку, хотел хоть так отвлечь её. К тому же он верил, что пузыри могут поднять настроение любому. Прошла, наверное, неделя после этого, и девушка появилась вновь. Только уже радостная, похорошевшая, даже глаза как будто сияли. Она расцеловала продавца, чем повергла его в немалое смущение, положила целую стопку банкнот на прилавок и упорхнула. Продавец понимал, что он и пузыри, скорее всего, вообще ни при чем. Может, девушка у лавки столкнулась с каким-нибудь симпатичным парнем. Наверное, так и было. Этого продавец узнать не мог. Но его душу грела мысль, что он — пусть и косвенно — помог девушке стать немного счастливей. Вообще, он ради этого и купил лавочку. Ещё в детстве он вбил себе в голову мысль о том, что главная цель его жизни — приносить счастье другим, пускай и в ущерб самому себе. А одни из самых приятных, самых светлых воспоминаний у него были как раз о мыльных пузырях. Сначала день проходил как обычно. В основном прибегали дети. Взрослые проходили мимо, бросали взгляды — и шли дальше. Часам к пяти дождь закончился. А где-то в шесть часов у лавочки остановилась большая и явно слегка нетрезвая компания молодых людей. Ребята застыли, как вкопанные, разглядывая витрину. А потом, перешучиваясь, полезли за деньгами. Они купили две дюжины упаковок пузырей, оставили в лавке почти всё содержимое своих карманов. Продавец был счастлив. Такой удачи у него ещё никогда не было. Начало вечереть. В восемь часов продавец закрыл окошко, завесил его шторой и стал собираться. Ботинки почти высохли, и он был этому очень рад. Он шел по ярко освещенным улицам, маленький, сгорбленный, ещё молодой парень лет двадцати пяти. Потрепанная одежда и смирение в облике порой привлекали взгляды прохожих. Люди смотрели на него кто с сочувствием, кто с брезгливостью, а кто — и со смесью этих чувств. Жил он не совсем в центре, но и не сказать, что на окраине. Квартира у него была маленькая, под стать хозяину: две комнатки на чердаке. Ему этого вполне хватало. Придя домой, он неспешно разделся, сел в кресло, закутал ноги в плед: прохладно на чердаке было даже жарким летом. Раньше продавец проводил вечера, сидя в кресле и просто размышляя о чем-нибудь, но от размышлений его клонило в сон. И он нашел себе занятие: вышивание. Вот и сейчас он положил журнальчик со схемой на колени, взял в одну руку пяльцы, в другую — иголку с ниткой. У него не сразу получалось вышивать, много раз он колол пальцы иглой, пару раз чуть не бросил это дело к чертям, но потихоньку научился, и сейчас вышивал вполне прилично. На одну работу в среднем уходило вечеров пять-шесть. Он планировал, как наберется штук двадцать работ, начать продавать их в лавке. Пять работ уже лежали и ожидали своего часа. Лампа под потолком давала тусклый свет, а зрение у продавца было не очень хорошим, ему приходилось напрягать глаза, щуриться. Часа два он вышивал, а потом глаза стали закрываться сами собой. Он боролся со сном ещё минут двадцать, но в конце концов иголка выпала из ослабевших пальцев, журнальчик шлепнулся на пол, и вышивка только чудом удержалась на коленях. Очередной обычный день обычного маленького человека закончился.