***
Соболь ждал его в своей палатке и выглядел он весьма странно. Не было уже той сладкой маски, хотя улыбка всё ещё сияла на его губах. Торговец показал Ховану на кресло напротив себя и, когда тот сел, начал очень приглушённым тоном: — Хован, Глава сильнейшей независимой шайки, я задам лишь один вопрос: сколько? — Сколько чего? Лошадей, монет… воинов? — Сколько стоит твой раб Дмитрий Ларин? — Соболь с хищной улыбкой нагнулся ближе к разбойнику. — Я дам любую цену, только назови. В первые секунды бандит замер с улыбкой на губах, соображая свихнулся торговец или просто решил пошутить. Но затем, посмотрев в зелёно-серые глаза, сверкавшие в темноте, он понял, что тот серьёзен. — Соболь, ты отличный партнёр и великолепный торговец, — Хован принял такую же позу, как и его собеседник, — потому спрошу тебя по-дружески: ты охуел? — А что такого? Ты сам сказал, что он раб, а рабы продаются. Разве не так? — Обычные рабы — да. Этот — нет. Надеюсь, ты понял мой ответ. Если на этом всё, я пойду выпью кружечку винца на ночь, — главарь бандитов поднялся с кресла и с наиграно-весёлой улыбкой пошёл к входу. — И чем же этот отличается от остальных? — раздался насмешливый голос за спиной. — Потому что Ларин не товар, а захваченная моими людьми ценность. Он дар, подаренный мне моими друзьями. И этот дар настолько хорош и дорог мне, что он не продаётся, — разбойник сверкнул глазами и вышел из палатки. Не успел он дойти до своего дома, как его догнал один из людей Соболя: — Хэй, Хован, Соболь просил передать, что он сожалеет о предложенном и просит прощения. И чтобы ты простил его быстрее, он предлагает тебе пойти сейчас к их казначею и что-то там получить. — Ага, спасибо, — кивнул ему Хован и со вздохом направился обратно к палаткам. Когда он вернулся, то заметил, что торговцы уже собираются. Недоуменно нахмурившись, разбойник поймал мальчишку-помощника: — Вы уже уезжаете? — Да, милорд. Господин Соболь приказал собираться и уезжать в ближайшее время. — Ладно. Беги дальше. «Может, у Соболя сработал инстинкт самосохранения и он решил свалить, пока не получил за свои предложения» — со смехом подумал Глава бандитов, заходя в палатку казначея. К нему тут же подлетел улыбающийся старичок и начал тараторить: — Здравствуйте, господин Хован. Мне сказали, что вы зайдёте. Я так рад познакомиться с вами. Я много слышал о ваших похождениях. Вы такой смелый и сильный воин! И столько раз побеждали в сражениях! Ох, слава о ваших подвигах гремит и искрит подробностями! А как вы… — Подождите… — разбойник выставил вперёд руки, защищаясь от напора этого старика. — Мне всё это безусловно приятно, но… я устал. Вы не могли бы отдать мне то, что оставил мне Соболь и я пойду? — Ох, да! Конечно! Простите мне это. Старики любят поболтать. Господин Соболь оставил вам на прощание вот это, — казначей протянул ему серебрянную шкатулку, украшенную изумрудами. — Так же он просил передать вам, что будет очень рад, если ваш союз останется в силе. Хован с подозрением посмотрел на шкатулку, однако принял её в руки и с осторожностью открыл. Там оказалось золотое кольцо с гербом, украшенное драгоценными каменьями. Мужчина взял его в руки стал осматривать. Оно было великолепно выполнено и восхитительно переливалось в огнях свечей, однако зачем оно ему главарь разбойников так и не понял. Положив подарок обратно, он вновь обратился к казначею: — А вы не скажите мне, почему уезжаете в такой спешке? — Поступил приказ — мы исполняем, — пожал плечами старик. — Если честно, мы сами не поняли. Однако с господином не спорят. Между прочим, не хотите наивкуснейшего чая? Его привезли с далёкого Востока. — Нет, благодарю. Я действительно устал и мне нужно идти. До свиданья, — Хован улыбнулся старику. — Надеюсь, ещё свидимся, — со странной интонацией бросил тот, когда разбойник почти вышел. Добрался наконец до своего дома Глава бандитов лишь спустя где-то два часа. То в него въезжали телегой, то он разнимал пьяные драки, то просто к нему подходили и что-то спрашивали, при чём иногда даже не его люди. Злой и в конец вымотавшийся, разбойник зашёл в дом и… понял, что что-то тут не так. Это ясно сразу с порога, ведь часовых, которых он оставил, не было. Зато был бардак на первом этаже, следы чужих сапогов на лестнице, распахнутая дверь в спальню и нож Ларина, валявшийся на полу. «Блядь, если это… блядь!» — мысли Главы самой опасной шайки во всей округе путались и сталкивались между собой, но тут же сформировались в одну единственную версию: «Соболь получил то, чего хотел».***
Впервые за историю банды отряд «охоты» был собран меньше, чем за полчаса. В этом изрядно помогло то, что главарь был взбешён, и все просто боялись сказать ему хоть слово, когда он, метая молнии, поднял ором полупьяных людей глубокой ночью и приказал собираться сию секунду и, вооруженными, с готовностью убивать, выехать за торговцами. Со вторым у его людей было всё прекрасно. А вот оружие пришлось готовить в срочном порядке, причём в основном тем, кто не бегал по поручениям Хована и его приближённых. Такими оказалась вторая половина лагеря, то есть женщины и юнцы. Отряд выехал из лагеря прямо вдогонку за торговцами в «прекрасном» расположении духа и с полной готовностью убить любого.***
Караван торговцев шёл довольно быстро, так что разбойники догнали его спустя лишь несколько часов. На широкой поляне торговцы лошадьми расставили свои палатки и уже похоже не ждали нападения, спокойно разговаривая у костров. Лес освещал алый рассвет, с деревьев срывались мёртвые листья и падали под копыта лошадей, а в кустах какой-то лис доедал кролика: всё вокруг говорило о том, что скоро будет смерть и кровь. Однако даже лес не догадывался о том, насколько сильно разъедающее чувство внутри Главы самой дикой и опасной банды этих лесов. Они подошли со стороны, куда дул ветер, чтобы собаки не почувствовали их запах, и стали воплощать план. Первая часть отряда тихо вырезала часовых, так что те не смогли поднять шум. Вторая распределилась по лесу для засады и ждала приказа атаковать от командира. А Хован, Кузьма и ещё несколько разбойников приготовились идти в бой напролом. — Ты точно уверен, что нужно убивать их всех? Большая часть, наверное, даже не знает, что их хозяин украл у тебя… собственность. — С каких пор ты стал таким мягкотелым? Ты же головорез, самый кровожадный разбойник. И теперь ты защищаешь этих людей? — Хован вопросительно посмотрел на друга, выгибая бровь. — Нет, просто… Хорошо, давай посмотрим на это с другой стороны. Тебе нужны будут те, кого потом можно будет допрашивать и ещё кто побежит обратно в их лагерь и расскажет, как ты забрал своё. Иначе никакого эффекта не будет. И кстати, убивать самого Соболя я бы тебе тоже не советовал. Вспомни, кто его родители. — Убедил насчёт кровавой бойни, но этот петух не общипанный вряд ли доживёт до полного восхода солнца, — зло пробурчал главарь бандитов и подозвал к себе одного из молодых разбойников. — Сбегай к нашим, скажи убивать лишь тех, кто встанет на пути. Понял? — Да. — Кузьма кивнул в знак понимания. — Тогда тихо и быстро. Марш! Через десять минут, когда все были в полной боеготовности, Глава разбойников перебросил с одной ладони в другую топор и с мрачным оскалом прошипел: — Ну, пора забирать свою добычу. Облако затмило солнце и на секунды караван накрыла полутьма. Именно тогда Хован жестом поднял своих людей и, мрачно ступая по сухой траве, направился к повозке, что была украшена знаменами и вышита драгоценными нитями. «Наверняка это Соболевская, и Ларин, а так же сокровища там. И судя по людям, охраняется это все недурно» — сделал вывод бандит, наблюдая, как повозку обступили около двадцати солдат. Чувствуя поддержку от людей, идущих рядом, Глава первым пролил кровь, воткнув топор в незащищенную голову стражника. Очень не везло тем, кто стоял на их пути — тела падали прежде, чем кто-то успевал что-либо сказать или сделать. Разбойники Хована, как стая голодных волков, растерзали охрану и оставили в живых лишь малую часть из них, кто мог понадобиться. Всюду вокруг были тела и шли равные и неравные поединки. Воздух, словно бы накалился от звона мечей, и теперь любой пес понял, кому не стоит переходить дорогу. Сам главарь, вытащив окровавленный топор из последнего убитого, что умудрился оставить царапину на лице мужчины, подошёл к повозке и вышиб ногой деревянную затвору. Внутри повозки, среди сундуков, ящиков и свертков ткани, сидел связанный Дмитрий с кляпом во рту и смотрел на него своим фирменным яростным взглядом. — Вот идёт тебе такой вид, Уткин! — весело заметил разбойник, поднимая своего графа за локоть. — Только лучше бы ты сидел так в моей спальне, а не у чёрта на куличиках. Тебя тут не выебали случаем? Ответом ему был взгляд, полный концентрированный злости, но разбавленный самой каплей, глубоко внутри, улыбкой и благодарностью. «Блядь, да эта шлюха, кажется, даже рада меня видеть!» — Ховану хотелось смеяться и подшучивать над своим врагом дальше, однако дела ещё были не закончены. Бандит вытащил графа наружу и отдал Кузьме, бросив: «Присмотри за ним. И чтобы без происшествий», а затем повернулся к Соболю, поставленному перед ним на колени. — Доброго утра тебе, сука, — самодовольно, плеская ядом презрения к торговцу, Хован сделал шаг вперёд — Я слышал, у тебя завалялась моя вещь. Не мог бы ты отдать её? Ах да! Я уже её забрал. — Здравствуй, Хован. Не думал, что ты так быстро догонишь, — торговец всё ещё деловито усмехался, — я не забрал твою вещь, а обменял. Кольцо, что я просил тебе отдать, откроет любые дороги, даст тебе безграничные возможности и ты будешь самым богатым разбойником этого графства. Взамен я всего лишь получил твоего раба, которого ты можешь завести после любого сражения. Если тебе нужны красивые мальчики — я тебе их добуду. — А ты, тварь змеиная, видимо подзабыл, что я не соглашался на сделку. А знаешь почему? Потому что мои вещи — это неприкосновенно-ценное имущество, которые никто не имеет право даже трогать без моего разрешения, — разбойник приблизился к предводителю торговцев и приставил топор к его горлу — А те, кто забирает моё, живут ровно до того момента, пока я не заберу это обратно. Так что молись, паскуда, чтобы случилось чудо, и я не убил тебя здесь и сейчас на глазах оставшихся твоих людей. — Но ведь… — змеиный яд исчез и наконец послышался страх. — Тебе это будет не выгодно. Прости, что так получилось. Я не думал, что ты так дорожишь этим графом и воспринял те твои слова, как просто нестыковку в цене. Я даже не тронул твоего Уткина, клянусь! — Проверим. Ладно, можешь жить, — Хован убрал лезвие от горла и отошёл от торговца, — но я забираю повозку, куда ты засунул моего пленника. И чтобы больше я не видел тебя в этом лесу. Иначе в следующий раз тебе может не повезти так сильно, — Глава разбойников бросил презрительный взгляд на Соболя и усмехнулся. — Я понятно объяснил, или ты снова подумаешь о не стыковке? — Понятно. Забирай. Мы уедем прямо сейчас. Хован хмыкнул, махнул своим людям, чтобы взяли повозку, а сам подошёл к Дмитрию и посмотрел в карие глаза. Секунда — и, сам того не поняв он широко улыбнулся и кинув: «Привяжите его к моему коню», отправился проверять, кто и как пострадал из его людей. Позже, убедившись, что убитых нет, разбойник сел на своего коня, подмигнул Ларину, и они тронулись в обратный путь.***
Прибыв в лагерь, разбойники, сонные и уставшие, но по-своему довольные, разошлись по палаткам. Хован же слез с коня и посмотрел на графа, который в наказание за «разрешение похитить себя» шёл всю дорогу рядом с конём Главы. Дмитрий, похоже, всё ещё не отошёл от ударов по голове, да ещё дорога вымотала его так, что он еле стоял на ногах, хоть и упорно делал вид, что ему всё равно, сверля своим злобным взглядом в главаре дыру. «Да уж, идти за конём со связанными руками и с кляпом во рту — это не выдержит даже самый выносливый из моих разбойников, а этот наверняка только и делал, что ездил в каретах или на конях и бросал свои язвительные фразочки» — смеясь, думал Хован, развязывая наконец кляп и снимая его с пленника: — Хэй, Уткин! Как тебе поездка? Не устал? Ларин взглянул ему в глаза и прохрипел одну, но настолько почему-то радостную для Хована фразу: — Иди нахуй, мразь. Главаря разбойников накрыло чувство ностальгии, ведь в их первую встречу вживую граф был так же связан, так же смотрел на него и сказал именно эту фразу, когда с него сняли кляп. Но радость быстро улетучилась, когда стойкость Дмитрия закончилась, и его тело стало обмякать, падая на землю. Разбойник едва успел его поймать, подхватив под подмышки. — Эй-эй, Уткин! Ты чего? Но ответа не последовало. Было лишь хриплое дыхание и тяжёлое тело графа на его руках. Хован подхватил того поудобней и понёс к дому, где часовые помогли ему затащить Ларина наверх и уложить на кровать. Махнув воинам, что те могут идти, разбойник раздел пленника и укрыл одеялом, а сам спустился вниз, узнал, как там чувствуют себя приехавшие с ним люди, кивнул на фразу: «Всё хорошо. Пьют и спят» и вернулся обратно в спальню, по дороге прихватив кувшин вина. Если честно, ему хотелось того же, чего и людям, однако ложиться к Дмитрию не было никакого желания, ибо разбойник пока не знал, что делали с его Лариным торговцы. На теле следов он не нашёл, да и одежда была та же, но всё же осадок злости и обиды был. — Эх ты, Ларин… тебе одного врага мало было, да, мразь? Нужно было нарваться на проблемы, разозлить такого гордого гуся, как Соболь… — Хован сел за стол, налил себе из кувшина, выпил залпом всё вино и продолжил -… да ещё и сделать худшее, что ты вообще мог: стать моей неприкасаемой и самой дорогой мне ценностью. Лучше бы моей любимой шкурой стал, сука такая! И вот не отвязаться теперь от тебя! Представляешь, аристократишка недоделанный, я из-за тебя чуть своих же людей не поубивал. А ты лежишь тут, глазоньки свои великолепные прикрыл, волосы раскинул и даже не узнаешь, что я не могу без тебя. Сука! Главарь бандитов стукнул кружкой по стулу и вскочил на ноги, кружась по комнате. Не зная куда деть гнев, он схватил топор и выбежал на воздух потренироваться. И лишь когда три дерева были истерзанны в труху, на ладонях Хована были мозоли, а сам разбойник был красный и злой, он вернулся в дом и, наплевав на всё, стащил с себя одежду и упал рядом с Лариным, тут же уснув. Сон сморил его, и он уснул, не успев даже ничего подумать.