Дар

      Как Ларин и предполагал, его обмыли в ледяном ручье, попросту бросив туда в одежде. «Спасибо, что хоть сняли кандалы и верёвки, хоть и пришлось терпеть их грязные ладони» — успокаивал себя граф. Спустя минут пять, Дмитрия вытащили и бросили тряпку для обтирания, вонявшую, к слову, тухлой рыбой. Затем ее забрали и дали две минуты, чтобы он снял мокрую одежду и надел на себя крестьянский наряд.       — А если не успеешь, то мы тебе поможем, — заржали разбойники, пытаясь пошло двигать бровями.       Когда мужчина оделся, его руки снова связали, правда, не так туго, и потащили по лагерю. Встречавшиеся грабители насмешливо смотрели вслед графу, шутили про худое тело и просто провожали взглядом с непонятным намёком. Ларин прикрыл глаза, повторяя про себя: «Я скоро сбегу, и они все поплатятся за это. Абсолютно каждый в этом лагере будет казнён. Уж этого я добьюсь».       Графа привели к какому-то дворику, посреди которого стояла знакомая клетка. «Неужели они притащили её сюда специально для меня? Стоп, нет. Это была другая клетка. Хотя и полностью идентичная той» — продолжал думать и осмысливать всё вокруг Дмитрий.       Сняв верёвки и кандалы, его втолкнули вовнутрь и захлопнули дверь, повесив замок. Мужчина присел около дальней стенки и стал смотреть наружу, перебирая варианты, как можно сбежать отсюда. Но ни один из них не сработал бы больше, чем до выхода из лагеря. И это было плохо, так как граф даже не сомневался, что при побеге его минимум убьют, максимум… об этом думать как-то не хотелось. Спустя неопределённое количество времени его мысли утекли куда-то вдаль, лицо расслабилось, и он стал думать обо всём, что лезло в голову. О том, что надо было убрать в библиотеке, когда уезжал; что он так и не привезёт теперь племяннице платье… и о том, что впервые в жизни мать была права. А ведь она сейчас волнуется и будет страдать, если узнает, что случилось с любимым сыном. И вот последнее погрузило Ларина в ещё большую злость и ярость.       Потому, когда он поднял голову и увидел Хована на фоне восхода, то вся злость вылилась на него. Да впрочем, это было вполне справедливо: он виноват во всём этом.       Дальше глава разбойников начал рассказывать своё «уникально-гениальное предложение», как Дмитрий обозвал его в мыслях, медленно приближаясь к графу и забирая драгоценное пространство. И, естественно, Ларин высказал ему всё, что думал, причём в довольно краткой и вежливой форме.       Следующие события происходили так быстро и были словно погружены в густой кисель, из-за которого каждое движение и слово Хована казалось Дмитрию до крика медленным и впивающимся в мозг и тело. Он чувствовал, как собственный организм предаёт его и отвечает на ласки. Кровь распределилась на два уровня: верхний и нижний, усложнив своему хозяину жизнь ещё сильнее. А кожа ощущала каждое прикосновение, подчиняясь лишь неясному инстинкту. И Хован был прав. Ларин не только позволил прикоснуться к себе, но ему понравилась эта игра, он хотел продолжения — и нити нервов оборвались внутри, когда разбойник остановил всё это безумие. Дмитрий готов был убить главаря за мерзкую ухмылку и за то, что его тело всё ещё просило ласки.       Последние слова бандита граф воспринял, как перец чили в и так острое карри — внутренне истерически смеясь с глупого прозвища и думая о том, что не позволит хоть кому-то так себя называть. А особенно Ховану.       Последние мысли стали целью, которую Ларин собирался осуществить во что бы то ни стало.       Прошло два дня.       Была глубокая ночь. Ларин лежал на плаще, что ему принесли вечером того самого дня, и смотрел на звёзды сквозь решётку. Дул холодный ветер; даже покрытый плащом, пол был ледяным, а одежду давно пора было поменять, не говоря о причёсывании и мытье. Но граф был непреклонен и каждый раз, когда Хован смотрел на него из окна своего дома и ухмылялся, мужчина ненавидел весь мир и вновь повторял себе, что лучше быть зверем в клетке, чем шлюхой этой жирной мрази. Вот только… тело и мозг действительно помнили всё; Хован действительно занимал мысли Ларина круглые сутки, но всё это лишь добавляло огня к ненависти, что горела внутри; и Дмитрий ничуть не сходил с ума, прокручивая тот день снова и снова, понимая сколько раз у него была возможность избавить человечество от этой мрази.       Вдруг в кустах что-то затрещало и спустя секунды из них вышел силуэт. Граф тут же встал на ноги, смотря, как кто-то приближается к его клетке. Подойдя ближе к факелу, молодой парень осмотрелся вокруг, затем подошёл вплотную к решётке и зашептал:       — Вы действительно граф Дмитрий из рода Лариных? Тот самый, которого пленил и сделал своим рабом Хован?       — Допустим, — нехотя ответил граф и подошёл ближе, чтобы разглядеть совсем молодого парнишку с аристократичными чертами лица, — а ты кто?       — Меня зовут… Юлик. Я новенький в шайке Хована. И я пришёл, чтоб освободить вас. Четырьмя днями ранее.        Глубоко вдохнув, Юлий Онешко поправил на своей лошади мешок с «взносом» для поступления в шайку одного из самых известных разбойников их земель.       Если коротко о том, что он здесь делал, то история такова: Юлий был из семьи торговца, жил хорошо и в общем-то ни в чём не нуждался. Но при этом был самым младшим, и над ним издевались его старшие братья. Тогда он решил, что нужно искать себе другую жизнь и пошел странствовать. Таким образом он попал в графство, принадлежащие семье Лариных. Парень попытался начать здесь новую жизнь, но у него ничего не получалось, его жизнь стала медленно идти под откос. Возвращаться обратно в родную деревню он не захотел из гордости, жить в городе стало почти нереально, и Юлий уже начал думать о том, чтобы пойти в слуги, но однажды в одной таверне он услышал о группе разбойников и, подумав, решил идти к ним, так как подумал, что его военное искусство, которое он практиковал в «братской войне дома Онешко» и умение расположить к себе людей станет отличным ключом в разбойничью шайку. Расспросив подробнее, парень собрал всё, что было, нагрузил свою старую лошадь и приехал сюда, в лагерь разбойника.       Первое, что он увидел - это людей, готовившихся к бою. Над лагерем нависла туча напряжения, в которой сверкали искры оружия, слышались гром из голосов людей, чувствовался запах гари.       — Эй, ты! — окликнул кто-то сзади — Иди сюда!       Юлий быстро очнулся от странного транса и подбежал к какому-то мужчине. Тот пытался поднять телегу, у которой отпало колесо, и при этом поставить колесо на место. Парень тут же поднял злополучную часть транспорта и привычным движением прикрутил его на место. Махнув хозяину телеги, он выпрямился, привычным движением отбросив мешающуюся чёлку. Когда он жил с родителям, у них такие проблемы были не раз и не два, потому и не сомневался в успехе работы. Мужчина в медвежьей накидке тем временем разогнулся и, тяжко вздохнув, улыбнулся:       — Спасибо, парень. Выручил, — он поднял голову на Онешко, и улыбка чуть померкла. — Ты вообще кто? Не помню твоего лица.       — Меня Юлий зовут. И я хочу быть с вами.       — Юлий? Из благородных, что ли? — улыбка совсем исчезла с лица мужчины, и он прищурил глаза.       — Нет. Просто матушке хотелось выделить среди остальных детей, вот и назвала так. Но друзья зовут меня Юлик.       — Во-о-о, так-то лучше. А то выискался Юлий-Юлий! А Юлик — это по-нашему, — рассмеялся разбойник и пошёл вперёд. — А ты понимаешь, Юлик, что нельзя прийти к разбойникам и просто заявить, что хочешь быть с ними?       — Понимаю, но это мой единственный выход. Я могу доказать, что годен быть разбойником. Я неплохо владею мечом, умею жить в диких условиях, — на эту фразу мужчина в накидке усмехнулся, — и хорошо втираюсь в доверие.       — Ну, это мы проверим позже. А пока… пошли со мной, Юлик. Хочу тебя кое-кому представить.       Они прошли сквозь весь лагерь и подошли в тёмной пещере, от которой у Юлика почему-то сразу пошли мурашки. Около входа сидел на бревне лысый парень и чистил меч. Он тут же поднял взгляд на подошедших:       — Хован, это чт… кто?       — Знакомься, это Юлик. И он хочет быть с нами, — разбойники, откровенно смеясь, осмотрели парня.       — Ага, — Черников отложил меч и посмотрел прямо в глаза Юлику, — а почему?       — Я хорошо владею мечом, но в солдаты идти не хочу. Так же я отлично втираюсь в доверие, и меня мало кто заподозрит в том, что я с вами, если понадобится приманка.       — Ну в последнем мы, прямо скажу, не сомневаемся. Но, мальчик, ты же понимаешь, что это не в войнушку поиграть, — Черников серьёзно посмотрел в глаза парнишке. — Здесь люди, которым больше некуда идти, которые против государства, за которыми охотится стража и которых подозревают во всём на свете. Мы живём сегодняшним днём, питаясь на награбленное, и убиваем ради денег. Ты хоть раз убивал? Видел ли ты кровь убитых или раненых? А готов ли ты к этому? Мальчик по имени Юлик, если ты не сможешь убить и предашь всю операцию, тебя убьют; если ты ослушаешься нашего главаря — убьют; если просто будешь не расторопен — убьют, это уже будем не мы. Ты понимаешь что такое «быть с нами»?       Паренёк таращился на Черникова, быстро переваривая информацию и мысленно отвечая на все четыре вопроса. Нет, он ни разу не убивал. Да, он видел кровь убитых и раненых. Да, он готов. И да, он понимает. А потому хочет быть с ними. Кажется, всё это стратег шайки прочитал на лице Юлика, потому лишь тяжело вздохнул и сел обратно. А парень собрал нужные слова и тихо, но чётко выдавил:       — Мне больше некуда пойти. Я ушёл от семьи, ушёл от нормальной жизни, уйти отсюда уже не могу.       Хован и Черников переглянулись и в голос сказали: «Ты принят». Хован ушёл внутрь пещеры, а Черников взял Юлика за локоть и, отведя в сторонку, сказал:       — Завтра у нас важная операция. Ты пока осваивайся и оставайся в лагере; когда наши вернутся, поможешь им. Если всё пройдёт по нотам, то завтрашним вечером будет пир. Там и посмотришь, куда попал и к каким людям. Если же не выдержишь этой недели у нас, уйдёшь; и чтобы мы больше тебя не видели. Время пошло с завтрашнего рассвета.       После стратег ушёл к костру, а новенький, постояв немного, пошагал помогать и втираться в доверие к новым товарищам.

***

      Следующий день был на удивление спокойным. Утром разбойники ушли из лагеря и вернулись лишь ближе к вечеру, причём их было слышно за километр. Погрузив вместе с остальными награбленное в пещеру, а некоторое по домам «уважаемых членов братства», Юлик был приглашён на пир и радостно влился в наиболее молодую компанию.       Потому, когда зазвучал барабан, он обернулся вместе с толпой и видел всё происходящее со стороны зрителя. На этом хорошее настроение парня закончилось. Он сначала даже не поверил, что это и есть граф Ларин, но затем вспомнил лицо правителя и сравнил с этим пленником… сходство было. И это было самым ужасным. А всё потому, что семья Онешко часто контактировала с родом Лариных, и сам Юлий часто видел графа. Конечно, Дмитрий не помнил младшего мальчишку одного из поставщиков, но это ничего не решало. Ведь Онешко был обязан Ларину жизнью, ибо тот не раз помогал их семье в трудное время. Да и противно было наблюдать, как над великим графом издеваются.       В общем, Юлик поставил себе цель помочь сбежать графу. И за весь следующий день он разработал план, который, к его удивлению, сработал. Сейчас.       — Вот как-то так я оказался здесь, с тобой, — закончил Юлик, поправляя костёр палкой.       — Да уж… самое забавное, что я действительно тебя не помню. Хотя я был у вас с визитом года три назад, так что ты тогда ещё был сопляком, — Ларин улыбнулся, по-другому смотря на нового товарища.       — Спасибо большое, о могущественный граф, — Юлик рассмеялся и привстал с бревна, чтобы размять ноги.       — А в чём был твой план, не расскажешь? И как ты вообще смог всё это? — Дмитрий поднял на парня взгляд.       — Ну-у-у… на следующее утро, как тебя поймали, я стал расспрашивать людей, куда тебя увели, что тебя ждёт, и потихоньку, от каждого по слову, выяснил о твоём существовании в лагере всё. Оставалось лишь дождаться смены ночных дозорных, стащить ключи у Хована, прийти к тебе. А затем вывести тебя через лес вокруг лагеря; получить головой об дерево, подозреваясь тобой в «подставе этой мрази»; пообещать рассказать всё то, что только что рассказал; прослушать все маты, что скопились в тебе за два дня; перейти на «ты» после нескольких разбойников, решивших погулять по лесу; и в конце-концов прийти сюда.       — Ну прости, но у тебя действительно очень подозрительно-милая улыбочка, — Ларин потёр плечо и добавил. — Хотя ты оказался хорошим парнем.       — Я же говорил, что умение втираться в доверие — это мой главный талант.       — Ох, не сомневаюсь даже! — раздался до крика знакомый голос из зарослей и к костру вышел Черников. — Ты, оказывается, действительно талантливый мальчик. Но так и не понял одно: двум дворянам не обмануть заядлых разбойников.       Следующие события были для Ларина снова в одну секунду. Он услышал «Дима, бежим!», сорвался с места и попытался прыгнуть в кусты, но его тут же окликнули обратно:       — Стой! Или он умрёт.        Ларин застыл столбом, затем медленно повернулся и увидел Онешко, к горлу которого Черников приставил меч, сзади него было где-то четверо разбойников с почему-то сложенным оружием, а рядом стоял Хован и смотрел на него с такой… ненавистью и яростью, которую прятал за довольной улыбкой. Дмитрий мозгом понимал, что если он сейчас побежит, то графство потеряет сына торговца, а если останется — правителя. Но если он станет бросать верных людей, которые спасли ему жизнь, то он никогда не станет достойным графом.        Дмитрий поднял руки в сдающемся жесте и стал подходить к разбойникам. Юлику тут же заломили руки и увели куда-то, а на Ларина надели кандалы, правда, уже наручные. Когда он проходил мимо Хована, Глава бандитов резко притянул мужчину к себе и зашептал так яростно, что Дмитрий даже почувствовал брызг слюней:       — Ты ответишь за этот поступок тем, чем дорожишь так сильно, мразь, — последнее слово он произнёс с французским акцентом, который был у Ларина от матери.        Смерив пленника взглядом, главарь бандитов ушёл в ту сторону, куда вели Юлика. Черников же проводил обоих улыбкой человека, что знает всё, и лишь пробормотал: «Весёлые намечаются деньки, — добавив напоследок. — И да уж, жаль этого талантливого паренька, хороший бы бандит вышел.» А затем ушёл в сторону своего дома к любимой жене.