Между тобой и мной

      Что такое падение?       Те самые мгновения, когда ветер окутывает тебя всего, с головы до пяток, позволяя почувствовать себя невероятно лёгким. Это сравнимо с тем, когда стоишь на краю обрыва и, разрывая своё горло, без конца кричишь куда-то вдаль, отпуская тем самым изнутри всё, что может там копиться бесконечно, как в копилке, которая не имеет дна. Эта копилка становится всё тяжелее и тяжелее и постепенно неумолимо тянет за собой вниз. Словно накинули петлю на шею, а конец этой петли — якорь, который воткнули в землю и залили бетоном, отрезая тем самым все пути к отступлению и освобождению.       Я падал, раскинув руки в противоположные стороны. Падал вниз головой и с закрытыми глазами. Падал, падал и падал, начиная думать о том, что так долго не достигать дна слишком мучительно. Это словно продолжается уже целую вечность. Что я чувствовал при этом? Лёгкость, спокойствие, умиротворение. Они приходили сами. Внутри себя я рычал и метался, а снаружи всё ещё находился под давлением этой самой действительности. Мне не нужны эти ощущения. Я хочу поскорее приземлиться и разбиться. Я хочу боли. Много-много-много боли. Она мне необходима жизненно. Потому что иначе жить дальше невыносимо.       Может быть, хоть так я бы смог немного разделить это всё с ним. Я хотел этого больше всего на свете. Я мечтал об этом больше всего на свете. Я желал, чтобы каждый мой вдох сопровождался такой болью, чтобы я хотя бы мог приблизительно испытывать то же самое, что и он. Так мы были бы чуточку ближе друг к другу. Как две половинки чего-то одного целого. Чего-то, что нельзя разлучать и разделять. Чего-то, что должно проходить через всё целым, а не одной лишь своей половинкой. Я хочу боли. Я хочу, чтобы даже дышать было больно. Потому что ему дышать больно. Я совершенно точно знаю это. И не может быть ничего хуже, чем то, что я знаю, вижу и чувствую, как ломают его крылья, в результате чего его глаза, горевшие когда-то столь ярко, что даже слепили одним своим сиянием, всё больше гаснут с каждой секундой. И я ничего не могу с этим поделать. Я совершенно бессилен. Будто мне связали руки, ноги и вообще всё, что ещё можно связать, и посадили рядом с ним наблюдать за тем, как его избивают, как его мучают, как его подвергают этим ужасным страданиям.       Где любовь, там всегда жестокость. Если бы мне дали возможность, я бы занял его место. Или хотя бы взял часть его мучений на себя. Я не могу больше жить с этим, будучи совершенно бессмертным и чувствующим только абсолютное ничего. Что хуже? Терпеть бесконечную физическую боль, которая не прекратится никогда, так как бессмертные не умирают? А его бьют постоянно. Его ломают. И внешне, и внутренне. Я не знаю, что ужаснее. Человек, бывший раньше почти нечувствительным к боли, теперь воет и стонет из-за неё, а его голос постепенно всё больше хрипнет и хрипнет, предавая и срываясь окончательно. Он совсем не поднимается на ноги, и я даже боюсь представить, каково это всё… А вдруг он уже даже жалеет…обо всём…       Или же хуже другое. Меня не бьют. Меня не мучают. Я не знаю физической боли, так как никогда не испытывал её. Я бессмертен так же, как и он. Но я заточён там, откуда нет пути обратно. Здесь я тоже по-прежнему бессмертен. И от этого всё более несчастен. Я не чувствую физической боли, несмотря на все мои многочисленные старания. Жить среди людей — терпимо, хоть и непривычно вообще-то для того, кто не был создан для подобных условий. Но в моём случае всё вышеперечисленное — невыносимо. Потому что не здесь моё место. Потому что я бы лучше самостоятельно разорвал себе грудную клетку, чем продолжал видеть то, что вижу постоянно.       Он лежит. На холодном каменном полу. В тёмной отвратительно пахнущей камере, находящейся в самой глубине и без того смрадного и омерзительного ада. К нему приходят обычно два раза в день, так как расписание установили именно так, даже сделали график, ведь многие хотят хотя бы разочек посетить его. Иногда и почаще наведываются, когда другим демонам делать нечего или просто не на ком срывать свою злость. А они очень любят насилие, видеть его и участвовать в нём. Я не могу избавиться от этих картинок, возникающих в моей голове. Моё наказание — видеть и слышать то, что я видеть и слышать не в силах. Что я не хочу видеть, слышать и даже знать, что так на самом деле происходит. Что я никак не могу принять. Наверное, если бы меня также били, было бы намного лучше. Физическая боль лучше, чем это. Чем ничего. И в то же время, не укладывающееся в голове осознание того, что делают с ним.       Я падал. У меня создавалось немного бредовое впечатление, что мои слёзы тут же подхватывались ветром и уносились куда-то далеко-далеко, постепенно растворяясь в воздухе. Я падал. Это было не страшно. Я и раньше этого не боялся, хоть и имел тогда свои крылья. Такие большие и белые. С их помощью я бы смог его защитить, и плевать, что для этого мне пришлось бы пойти против всех. Но у меня их просто забрали. А у него…оторвали. Сейчас вместе его красивых и пышных чёрных крыльев остались лишь жалкие обрубки, которые уже ничем не помогут и не несут в себе никакой ценности.       Я хотел скорее соприкоснуться с землёй, а ещё лучше с асфальтом. Чтобы было твёрже. Чтобы было больнее. Чтобы было хоть немного справедливее, ведь виноваты мы оба…       Я просто не могу так больше…       Я лежал долгое время в снегу, куда и приземлился как раз. Я даже этого не почувствовал, даже не заметил этого быстрого изменения. Только что я падал, а теперь лежу. Судьба не хочет быть ко мне благосклонной. Ну и плевать. Может, хоть немного холод смогу прочувствовать. Может, я смогу замёрзнуть и заледенеть до боли. Может, я упал на асфальт, и по мне проедется сейчас какая-нибудь машина. Такая побольше и помощнее. Всё это вместе не сравнится с тем, что изо дня в день испытывает он. Я хочу забрать его боль себе. Полностью. Потому что я не могу больше видеть и слышать, как мучается самое любимое и дорогое для моего сердца существо. Причина моего трепета, причина моего короткого, но такого сладкого и незабываемого счастья. Мой демон, который оказался намного лучше большинства ангелов…       Я даже не шевельнулся, когда почувствовал прикосновение чего-то тёплого к своей щеке. Может, померещилось. Вряд ли кто-нибудь из людей заинтересовался лежащим в снегу уже довольно длительное время телом. Людям плевать на чужую боль. Хотя если так подумать, то всем плевать. Никто из моих бывших друзей-ангелов не пришёл ни разу ко мне на помощь за эти самые тёмные времена в моей жизни. Конечно, Бог им всем запретил. Ему и самому теперь плевать на меня, потому что, полюбив не «того», я стал для него совершенно чужим. И не нужным. Никому. Да мне и самому ничего не нужно. Кроме боли. Кроме моего демона. Живого и…любимого…       Почему нельзя было отпустить сюда нас обоих? Без бессмертия. Или же, наоборот, разделить между нами всю боль поровну. Вместе мы бы обязательно прошли через всё. Потому что так мы сильнее. А врозь…       Я не хочу так жить.       К чёрту бессмертие. Оно делает только хуже…       Я хочу обменять этот дар, который у меня не отняли специально, чтобы я не мог причинить себе боль, но зато наградили другим даром, чтобы я видел то, как причиняют боль моему любимому. Гениально. Я хочу обменять это всё на единственное, что нужно моему сердцу. Но это невозможно…

***

      — Возьми и выпей это, — маленькие хрупкие пальчики сжимали яркую кружку с радугой и единорогом, бегущим прямо по ней, а глаза смотрели на меня внимательно и так по-доброму, что невольно хотелось искупаться в них, ведь я уже давно не видел кого-то перед собой, смотрящего не с ненавистью или безразличием, кого-то, кто был искренен со мной, а я не мог понять до конца, нужно ли мне это.       С одной стороны, в бесконечной тьме хотелось сделать маленький перерыв. А с другой стороны, она всё равно никак не сможет мне помочь. И даже её желание помочь мне не поможет. Мне уже ничего не поможет. Это самая отвратительная безысходность, которая душит и душит, но никак окончательно не задушит.       Я обхватил кружку своими руками и сначала слегка подул на дымящуюся и ароматную жидкость. Давно я уже не пил чего-то подобного. Я слишком многого себя лишил в последнее время. Точнее, меня лишили. Я даже слегка задумался об этом, пока дул. А потом меня внезапно переклинило, и я решил выпить этот кипяток залпом. Может, хоть горло получится обжечь. Прогресс будет какой-никакой. Хоть что-то же я должен почувствовать. Иначе эта несправедливость по отношению к любимому окончательно доконает меня. Хотя, возможно, это уже произошло.       — Что ты делаешь? — услышал я возмущённый и крайне негодующий голос подле себя после того, как случайно пролил несколько горячих капелек прямо свою старую и помятую одежду, но не почувствовал даже этого. — Я старалась, делала для тебя это какао. Пей маленькими глоточками. Давай я подую, — она обхватила кружку своими небольшими ладошками поверх моих и дунула так, что напиток снова пролился на мою кофту. — Ой, прости…       Я смотрел на ребёнка перед собой и искренне желал ей, чтобы она никогда не испытала того, что испытываю я изо дня в день. Она этого не заслуживает. Никто этого не заслуживает. Не заслуживает боли. Ещё неизвестно, какая ужаснее — физическая или душевная. Я жажду так сильно первой, чтобы хотя бы чуть-чуть заглушить в себе вторую. Свою внутреннюю. Всё, что угодно, но только не это…       Так как мы оба бессмертные, я совершенно точно не смогу терпеть это вечно. Но так уж получилось, что у меня нет другого выбора. А что насчёт него…       — Сохён, — обратился я к миловидному ребёнку, спасшему меня несколько часов назад, хотя я бы не назвал это спасением, но не хочу показаться неблагодарным, — почему ты впустила незнакомого человека в свой дом? — задал я вопрос, окидывая взглядом разноцветную комнату, забитую до отвала всякими мягкими игрушками, куклами барби, разноцветными подушками, воздушными шариками и прочей ерундой, какой обычно интересуются девочки в её возрасте.       Я не знаю, как эта на вид десятилетняя малышка умудрилась притащить меня к себе. Видимо, я настолько похудел и осунулся. Наверное, уже даже без слёз и не взглянешь. Ну и плевать. Ещё она укрыла меня колючим пледом, что хоть и приносило неудобство, но не вызывало во мне желания выбраться из него, так как любой дискомфорт мной тут же приветствовался. Хоть что-то. И теперь Сохён задумала напоить меня сразу же целой баночкой какао. Напиток вкусный. Но я так не хочу здесь находиться. Там на асфальте было лучше…       Я не заслуживаю тепла и всего этого, в то время как он… Хотя сейчас мой демон пока лежит без сознания всё на том же холодном и жутко неудобном полу. Я тоже всегда стараюсь спать на чём-то подобном. Или не спать вообще. Если он и спит, то его сон сопровождается мучениями из-за боли после побоев. Но, по крайней мере, сейчас его не трогают. И от этого хоть чуть-чуть, но легче. На самом деле я даже в какой-то мере ненавижу себя за то, что не нахожусь в таких условиях, что и он. Хотя я не умею ненавидеть…       — Ты не человек. Ты ангел, — ответила девочка, смотря на меня своим ясным взором, чем даже немного завораживала.       Пухлые щёки. Весёлые улыбающиеся глаза. Пышная косичка прямо на самой макушке, уложенная набок. Какая-то розовая повязка. Такая светлая. Не познавшая ещё всего мрака этого мира. Наверное, если не все, то большинство детей точно такие. Невинные во всех смыслах. Смотрящие на мир пока через розовые очки. Или через радужные, как это кружка в моих руках, наполненная до краёв горячим какао. Все дети — ангелы на самом деле. Самые настоящие земные ангелы. Они нужны этому миру.       — Уже нет, — ответил я с грустной улыбкой, ведь теперь у меня по-другому улыбаться не получалось. — И вообще, почему ты так легко веришь в то, что я ангел? — смотрел я на неё, понимая, что меня хоть и тянет, как и раньше, к свету, но самое нужное и необходимое всё равно недосягаемо.       — Потому что ты падал красиво. Как падают ангелы. Люди так не падают. Они падают некрасиво, уродливо, потому что слабые и хотят себе смерти, что совершенно неправильно. Они падают и умирают, отнимая у самих себя так легко то, что уже никак невозможно вернуть. А с тобой же ничего не случилось. Потому что ты бессмертный, как и все ангелы. И лицо у тебя такое доброе, как у ангела. И сам ты выглядишь именно так. У тебя будто на лбу написано, что ты ангел. Когда-нибудь я тоже стану ангелом и тоже буду также красиво падать без страха. Ты прекрасный ангел. Но мне не даёт покоя, что ты очень грустный прекрасный ангел.       Я не общался и не разговаривал с кем-то уже очень длительное время, полностью уходя в другую реальность, где есть только он и его боль. Мне не хотелось сейчас отвлекаться от этого, ведь моё сердце в любом случае там, рядом с ним.       — Ты слишком наивная. А если бы я оказался каким-нибудь маньяком или бандитом? Внешность вообще-то бывает обманчива, — с лёгким укором заметил я, так как всегда очень любил детей, а ещё вдруг вспомнил, как безумно дети любили его, несмотря на то, что он демон…       — Ты ангел. К тому же, я вижу всех насквозь. И я вижу, что в тебе нет больше ничего другого, кроме света и боли. А ещё любви. Такой большой и необъятной, которая словно океан, где никогда не надоест купаться. Это как любовь из сказок. Она такая красивая и трепетная, потому что искренняя и настоящая. Любовь не может быть некрасивой. Мне кажется, что она белого цвета. Такая же чистая, как и ты сам. По крайней мере, твоя любовь именно такая. Белая. Не запятнанная ничем. Она не имеет ни одной трещинки, она, как самый крепкий камень в мире, который невозможно не то, что разломать, а даже просто поцарапать. Ты полностью состоишь из этой самой любви, поэтому ты кажешься ещё более прекрасным, чем есть на самом деле. Ты самое чудесное, что я когда-либо видела. Но я боюсь того, что ты на самом деле мне просто снишься. Если тебе и в самом деле получится меня удивить своей историей, то я обещаю сжечь все свои бесконечные книжки со сказками, которые я уже перечитала сотни и даже тысячи раз. Как тебя зовут, ангел? Ты уже знаешь моё имя, а я твоё по-прежнему нет.       — Бэкхён, — ответил я, заворожённо наблюдая за ней и думая о том, что она слишком умная и внимательная для своих лет, хотя откуда мне знать.       — Ну вот. Даже имя ангельское. Ещё препираешься со мной. Я, между прочим, никогда не ошибаюсь. Это тебе на будущее, — сделала она чересчур умное и серьёзное лицо, вызывая на моём лице совсем лёгкую и мимолётную улыбку, которая тут же беспощадно смелась картинкой того, как он даже не может пошевелить своими пальцами или нормально сглотнуть комок, образовавшийся в горле.       — Тебе точно десять лет? — спросил я, пытаясь скрыть от девочки наворачивающиеся на глаза слёзы, так как я не хотел, чтобы она видела всё моё отчаяние, ведь она слишком маленькая для этого…       — Одиннадцать! — ответила Сохён так, будто я только что сделал грубейшую и непростительнейшую ошибку, на один год ошибившись с её возрастом. — Ну…через три недели исполнится… — добавила она, робко опустив свою голову вниз, чем заставила меня усмехнуться.       Он бы ей понравился. Он всегда нравился детям. Несмотря на свою внешность и порой очень отталкивающие поступки. Дети начинали любить его с первой секунды, как только видели. Потому что они чувствовали, что он другой. Не такой, как все остальные демоны. Он сильнее их всех, ведь может чувствовать гораздо больше, чем обычно чувствуют эти ограниченные в чувствах существа. У них всё только ярость и похоть. А он…он…       — Расскажи мне всю вашу историю. От начала до конца, — попросила она меня внезапно, из-за чего я даже слегка вздрогнул. — Будем считать это сказочкой на ночь, — улыбнулась лучезарно Сохён, как и улыбались все дети, будучи ангелами.       — Я думаю, что это будет самая грустная и жестокая сказка, которую уж точно не нужно читать на ночь… — заметил неуверенно я, боясь снова окунаться в свои воспоминания и вместе с тем ужасно этого желая. — Хей, а где твои родители? — дошёл, наконец-то, до меня этот факт.       — А они… — как-то сразу замялась девочка. — Они…они уехали в командировку! А меня оставили с няней. Но няня выпила снотворное и вот уже несколько часов спит мёртвым сном. Она так до утра будет дрыхнуть, так что давай рассказывай, — начала она удобно устраиваться сбоку, укладывая свою голову на моё плечо.       Я сразу заподозрил что-то неладное. Сохён меня обманывает. Но я не стал разбираться в этом и донимать ребёнка бесполезными расспросами. Если захочет, то сама расскажет. Если нет, то…это не моё дело.       — Это не то, что рассказывают детям… — неуверенно начал я.       — Я всё равно от тебя не отстану, так что тебе придётся! — упрямо заявила мне она, смотря прямо в глаза. — Да и мне надоели эти идиотские сказки, которые всегда заканчиваются хэппи эндом. Я хочу послушать немного о реальности. И я уже давно не ребёнок! Так что я тебя внимательно слушаю. И только попробуй утаить от меня хоть самую мельчайшую деталь! Больше какао не буду угощать! Пить при тебе буду, а сделать хотя бы маленький глоточек не дам!       Она всё время разговаривала со мной шёпотом. Мы сидели с ней прямо на полу, оперевшись о стенку. Девочка ни разу не прикоснулась к тем игрушкам, что лежали тут огромной кучей, словно это и не её вовсе. Даже плед принесла старый и потёртый из другой комнаты. Странно это всё…       — Я тебя слушаю, — повторила она мне, нетерпеливо заёрзав на плече.       Я подумал о том, что, возможно, смогу приукрасить историю в некоторых местах… Или расскажу всё, как есть. Посмотрим, в общем. Как пойдёт. Но кое-что в любом случае придётся опустить. Не ко всем подробностям она готова.       — Ну, слушай. Это началось давно, больше года назад…

***

      Наш мир отличается, от вашего, хоть и взаимосвязаны они между собой очень тесно. На самом деле мы и вправду следим за вашими жизнями. Мы, как нечто сверхъестественное, что призвано для того, чтобы оберегать и защищать людей. Но, увы, мы не всесильны. Когда дело касается смерти, мы не можем этого предотвратить. Каждая смерть заранее написана в судьбе у человека, и это никак невозможно изменить или отсрочить. Зато мы практически сопровождаем людей по жизни, иногда помогаем им принять какие-то решения, иногда оказываемся рядом при сложных ситуациях, чтобы, например, снова подарить веру и надежду с помощью их же воспоминаний. Мы хотим сделать этот мир лучше.       Бог и Сатана — самое высшее и самое низшее существа. Они — два правителя, которые, с одной стороны, недолюбливают друг друга, но в то же время никаких открытых войн не ведут. Если ангелы и демоны начнут воевать между собой, мы больше не сможем сопровождать человеческие жизни.       В чём особенность ангелов? Они — сторонники света, добра и всего тому подобного. Я тоже когда-то был одним из них. Ангелы умеют исцелять не только физические, но и душевные раны… Ангелы всегда однолюбы. И если первая и единственная любовь ангела остаётся безответной, то он обречён на вечные муки. Но даже это никогда не вызывает в наших сердца такие чувства, как зависть, ревность или желание навредить тому, кого полюбил твой любимый. Зато эти чувства встречаются почти у каждого демона. Демоны, наоборот, не способны любить. Им просто это не дано так же, как ангелам не дано ненавидеть. Веришь ты или нет, но в этом мире нет того, что я бы хоть чуточку ненавидел. Я могу испытывать сколько угодно внутри себя боли, но она не превращается в ненависть. Хотя…       Демоны не умеют любить. Я всегда сторонился их общества. Мы живём в разных городках, находящихся друг от друга на довольно отдалённом расстоянии, но демоны очень сильно любили наведываться частенько к нам в гости и дебоширить. Бог неоднократно разговаривал об этом с Сатаной, тот хоть и обещал что-то сделать, но всё равно ничего не предпринимал. Возможно, даже, наоборот, агитировал своих демонов продолжать в том же духе. Как бы тебе их лучше описать…       Понимаешь, если ангелы обычно много читали, не вылезая из своих огромных библиотек, ухаживали за садом и различными цветами, занимались уборкой и готовкой, что, кстати, очень многим нравилось, то демоны… Всегда, когда я их видел, они делали какую-то пакость. Громко смеялись и кричали какие-то ужасные обзывательства. Демоны любили драться, в основном, друг с другом, так как ангелы никогда не отвечали на удары. Дрались они очень часто и у нас. Но это не самое отвратительное. Демоны много…пили и курили всякую дрянь. От них разило за километр всякими ужасными и тошнотворными запахами, которыми они пропитывали всё пространство вокруг себя. Отрывались по полной, в общем. И есть ещё такие вещи, которые твоим ушам слышать ещё рано… Нет, ты всё равно в моих глазах всё ещё ребёнок. Они просто падали до таких низостей, что даже вспоминать противно. И лучше бы я многое из всего этого вообще никогда не знал.       Знаешь, что самое ужасное? Бывали случаи, когда ангелы влюблялись в людей. Представляешь, да? Такая связь вообще никак невозможна. А они ведь однолюбы… Просто взял, полюбил человека и всё. Потом ангелу придётся наблюдать за тем, как этот самый человек женится или выйдет замуж, вроде и радоваться за него или же неё нужно, а вроде и грустить. Разлюбить-то уже невозможно. Ангелы безответно влюблялись и в других ангелов. В уже обручённых с другими ангелами или же в ангелов, которые также безответно любили кого-то другого. Большинство из нас…из них страдало подобным образом. Но я просто превзошёл в этом деле их всех…       Я не помню во всех деталях нашу первую встречу. Он был самым высоким и широкоплечим в той компании. Смеялся и кричал всякие омерзительности громче всех. Всегда был каким-то…пьяным и обдолбанным, что совсем не удивительное состояние для типичного дьявола. Был зачинщиком всяких гадких приколов в нашу сторону и прочего. Я часто видел его в компании с хорошенькими демонами. Он чуть ли не в обнимку сразу с несколькими ходил… Ой…хотя ты всё равно уже слышала. А я ведь сразу предупредил, что сказка…не детская… Но я теперь уже и сам при желании не могу остановиться.       У меня было тогда одинаковое мнение обо всех демонах. Я остерегался их, стараясь обходить всегда стороной на как можно большем расстоянии. Даже подходить близко к ним казалось мне отвратительным. Я был уверен, что они просто гнилые существа, которые только и умеют портить людей, превращая их в себе подобных. Про них ходили страшные слухи. Демоны были грязными. Всем, чем только можно было испачкаться. В том числе и кровью. В общем, неважно.       Моё мнение поменялось в один из дней. Когда я совершенно случайно застал его…плачущим…

***

      — Эй, ты чего плачешь? Мне перестать? — спросил я взволнованно, заметив, как по полненьким щёчкам скатилась парочка слезинок.       — Нет! Даже не вздумай! Продолжай, пожалуйста. Просто начало такое…трогательное. Особенно про плачущего демона. Очень интересно, что же с ним. И начни сразу с имени и описания его внешности, чтобы я в голове представила. И не утаивай, пожалуйста, ни одной детали. Я всё смогу пережить, правда. Ты просто не представляешь, сколько всего я уже…то есть…рассказывай давай! — дёрнула она меня за плечо, утыкаясь в него своим детским личиком.       А я сделал глубокий вдох, чтобы хотя бы чуть-чуть унять собственное сердцебиение, и продолжил.

***

      Хорошо. Начну с имени. Его зовут Пак Чанёль. Внешность… Ну, у него довольно резкие черты лица, как и подобает демонам. Они такие…твёрдые, как и бывает обычно у злых людей, к примеру. Вот только… Ладно, всё по порядку.       Насчёт внешности добавлю ещё, что у него большие забавные уши, чтобы ты могла его представить. Длинные кривые ноги… Чего смеёшься? Это на самом деле так. Пухлые и красивые губы… Ой, ну в смысле… Не важно.       Я застал его случайно плачущим в полном одиночестве, но побоялся подойти. Я подумал, что мне это просто померещилось, потому что плачущий демон — это самое невозможное из всего невозможного. Тем более он был таким…отвратительным, что это совершенно никак не вязалось с его образом, это абсолютно некуда было подшить. Это ломало моё уже тогда сложившееся и прочно устоявшееся мировоззрение. Мне не хотелось что-либо в этом менять, но увиденного не развидишь. Я много думал об этом и не мог перестать думать. Каждый раз, когда я видел его, то невольно вспоминал это. Даже задерживал теперь на нём взгляд дольше обычного. Я начал замечать очень многое. Не сразу, конечно, но со временем даже сам поразился. Чанёль всегда был каким-то…грустным на фоне других веселящихся демонов. Я ведь уже говорил, что он кричал, смеялся и дебоширил всегда громче всех, выделяясь из их вонючей компании? После этого я начал будто бы смотреть глубже, хоть и продолжал уговаривать себя, что смотреть там не на что. Но мне не давало покоя то, что он плакал. Мне было хотя бы любопытно, что могло довести демона до такого состояния. Я приглядывался пару месяцев просто так и сам не заметил того, как уже машинально при появлении демонов искал его взглядом. Его глаза были грустные и пустые. У всех демонов они пустые, но пустые…как-то по-другому. Не знаю, как объяснить.       Однажды мы отмечали какой-то праздник. Иногда ангелы и демоны собирались так вместе. На подобных вечерах действовало правило не трогать друг друга, которое демоны постоянно любили нарушать. Мы даже как-то держались от них отдельно.       На его коленях сидела какая-то размалёванная девица, я знал её, как очень жестокого и беспощадного демона, хотя они по сути все были такими. Мне было противно смотреть на нечто подобное. Я развернулся и хотел уйти. Мне просто надоел этот шум, голова сильно раскалывалась от этого. Хотелось побыть одному. В полной тишине. Поспать. Или почитать книгу. Или послушать какую-нибудь спокойную земную музыку. Или опять же поспать, что было в приоритете.       Я шёл по пустующему коридору около стеночки, о чём-то глубоко задумавшись. Я так часто уходил в «астрал», как любили надо мной по-доброму подшучивать другие ангелы. Внезапно мне преградила путь чужая рука, которую неожиданно выставили прямо перед мои лицом с громким характерным звуком резкого соприкосновения со стеной. Я обомлел, когда увидел перед собой демона. Да и не какого-нибудь, а именно Чанёля. Я вообще до этого ни разу не оставался ни с кем из них наедине и никак не взаимодействовал, поэтому тогда моё сердце ушло в пятки, так как я совершенно не знал, чего от них можно ожидать.       Он оказался выше меня на целую голову. Пустые грустные глаза неожиданно словно загипнотизировали меня, отобрав всякую возможность перестать в них смотреть. Я боялся и в то же время вроде не боялся. Я никогда не считал себя трусишкой, скорее, тихоней.       — Ну, надо же какой я удостоен чести, — заговорил он вдруг своим до невозможности хриплым голосом, чем заставил меня сразу же невольно вздрогнуть, что не укрылось от внимательного взгляда демона. — Один из представителей ангельской половины нашего мира постоянно смотрит на меня, не боясь даже того, что его раскроют. Чем же я заслужил такое к себе отношение, интересно? Может, — он внезапно обжёг своим горячим дыханием мою щёку, — кому-то не терпится просто познакомиться поближе? Может, не все ангелочки на самом деле такие ангелочки, какими хотят казаться, м?       Ну, это я сейчас передаю тебе разговор в более культурной форме, на самом деле там, по-моему, даже был мат, я просто слово в слово не помню. Но вот по смыслу звучало это примерно так.       Конечно же, я испугался. И даже не до конца понял, что этот демон имеет в виду. Но мне почему-то казалось, что не стоит его бояться. Не знаю, почему. Просто, в конце концов, мы находились в раю. Значит, я у себя дома. Значит, в какой-то мере я в безопасности в любом случае. Именно поэтому я решил просто сказать в лоб всю правду. А почему бы и нет? Иногда говорить всё так, как есть, бывает очень полезным и нужным. Правда, конечно, разной бывает, но в любом случае остаётся правдой.       — Я видел, как вы плакали, поэтому решил, что вам плохо, — сказал я честно и тихо, стараясь сделать так, чтобы мой голос не сильно дрожал, что давалось с трудом.       Его взгляд изменился моментально. На миг я увидел в этих глазах напротив какую-то беззащитность, растерянность и тоску. Но это длилось меньше секунды. Потом Пак внезапно разразился хохотом. Причём настолько безумным, что я невольно снова вздрогнул. Я мог сбежать в это время или хотя бы попытаться это сделать, но мои ноги словно приросли к полу. Я непонимающе хлопал глазами, наблюдая за тем, как демон практически согнулся в три погибели и от души смеялся. Что такого я сказал? Почему правда так сильно его рассмешила?       — Я?! Плакал?! — выкрикивал он в перерывах между непрекращающимся смехом.       — Да, — подтвердил я, даже головой кивнул для убедительности, оставаясь при этом чрезвычайно серьёзным.       — Какой остроумный ангелок попался, — никак не мог он перестать смеяться и при этом держаться за свой живот, что выглядело немного забавно, но всё равно находиться наедине с демоном…было очень неуютно, если честно, у меня даже мурашки пару раз пробежались по коже, но с места я всё также не двигался.       Потом он резко перестал смеяться. И посмотрел уже как-то грозно и высокомерно, слегка склоняясь к моему лицу, отчего я отпрянул назад, больно ударяясь макушкой об стену и громко ойкая, но тут же поджимая свои губы, так как я совершенно не знал, что ещё предпримет этот демон.       — Смешной был прикол, ангелок, я оценил. Давай теперь по существу. Почему и зачем ты пялишься на меня? Причём постоянно. Причём в открытую. А?       — Просто демоны обычно не плачут. И это был не прикол. Я, правда, видел. Вы сидели и плакали. Я просто мимо тогда проходил и случайно увидел. Но я никому не расскажу! Просто мне теперь кажется… — резко замолк я, по-прежнему смотря в глаза демона и старательно отдаляясь от него всё дальше и дальше, в то время как он всё приближался.       — Ну, и что там тебе кажется? — теперь его взгляд стал очень мрачным и тёмным, что уже сильно начало пугать, так как мотивы его поступков мне по-прежнему были не ясны.       Ну смотрел я на него. Ну и что? Нельзя, что ли? Не понимаю я, чего он привязался ко мне. Нет бы взять просто и признаться в правде.       — Что…что вы не такой, как…остальные демоны, — сказал я очень тихо, но он услышал и снова захохотал, только на этот раз его безумный смех оборвался почти сразу же.       — Значит так, юморист, — одарил он меня пугающим взглядом, максимально приблизившись к моему лицу, — ещё раз увижу на себе твой идиотский ангельский взглядик, разговаривать будем не стоя, а лёжа, ясно тебе?       Мне стало очень противно и неприятно от его слов. Как будто на меня тут же вылили ведро помоев. Я никогда не делал того же самого в ответ, но и просто промолчать не мог. Иногда демоны слишком наглели. Иногда они позволяли себе больше, чем могли позволить. Иногда они переходили все границы… Хотя последнее они точно делали намного чаще, чем просто «иногда».       — Разговаривать лёжа неудобно, поэтому я не вижу в этом никакого смысла. А если вы намекаете на то, на что намекаете, то в следующий раз вы получите сразу по лицу моим крылом без лишних разговоров, — сказав это, я быстро развернулся и зашагал прочь, надеясь всё-таки на то, что ему хотя бы хватит совести не идти за мной.       Хватит совести. Демону. Смешно.       — Вот это ты зря, ангелок, — произнёс он за моей спиной, а потом я услышал быстрые шаги в свою сторону, но не успел ничего предпринять, как меня очень резко и грубо развернули к себе за руку и…впились прямо в губы.       Я помню тот момент очень отчётливо и ярко. Тогда я чуть не попал в лапы ненависти, но сумел всё-таки удержаться на самом краю пропасти. Если ангел начинает ненавидеть, то он уже не ангел. Он изгоняется с небес на землю. Такое бывало крайне редко, но всё же бывало. Примерно раз в тысячу лет. Я сумел удержать себя. И поклялся, что больше никогда даже не буду думать о ненависти.       Я сначала даже не понял, что произошло. Просто мои запястья грубо и сильно сжимали, а чужие, прокуренные и жёсткие губы, целовали мои. Никогда прежде никем не тронутые. Так и должно было оставаться до тех пор, пока я бы не полюбил кого-нибудь. Ангелы всегда всё делают по любви, а демоны — по похоти. Прости за это слово, но я вижу, что оно не сильно удивило тебя.       Я пробовал вырваться, но был так растерян, что мои попытки казались слишком вялыми и слабыми. По моим щекам скатилось несколько слезинок от осознания того, что, наверное, это самое мерзкое, что когда-либо со мной происходило. И что я заслуживаю совсем не этого, как мне раньше казалось. Совсем не такого первого поцелуя. К тому же, с демоном… Почему это произошло именно так? Разве… разве это не должно быть каким-то волшебным и необыкновенным моментом, когда уста двух любящих сердец сливаются воедино после столь долгого ожидания? Вот только ничего из сказанного тогда не сбылось. Ни любящих сердец, ни волшебства, ни долгого ожидания.       Губы и кожа вокруг них горели от горячих прикосновений. Я не мог тогда сказать, было ли мне так сильно неприятно, но стало в миг так грустно и паршиво. Просто мне, как ангелу, который воспринимает всё очень близко к сердцу, часто было плохо. Но настолько…ещё ни разу.       — Ну, что? Понравилось? — спросил он, облизав свои губы. — Разве ты не этого хотел? Ненавидишь теперь меня? Как просто вас, ангелочков, вывести на чистую воду…       — Нет, — перебил я его, — не ненавижу. — После этих слов я убрал его руку и уже беспрепятственно ушёл оттуда.       По дороге я крепко стискивал свои губы, чтобы не заплакать в голос. Я не ударил его тогда крылом, как обещался до этого. Просто мы с ангелами часто так друг друга запугиваем, но никогда так всё равно не делаем. Мне сложно описать моё состояние в тот вечер. Уже на следующий день я снова всем беззаботно улыбался, теперь ещё старательнее избегая любой встречи с демонами. Но мне всегда почему-то становилось очень плохо, когда я думал о нём. Я не чувствовал к нему какой-то ненависти, я до сих пор не знаю, что это такое. Хоть уже и не ангел.       Я уговаривал себя, что этот поцелуй не считается. Что это не делает меня грязным или каким-то отвратительным. Хотя, скорее всего, Чанёль и разболтал всё всем своим демонам… И те не поленятся потом в лишний раз об этом напомнить… Но ведь ангелы же не станут ко мне по-другому относиться, если узнают? Это было против моей воли. Мне не понравилось. Но было ещё кое-что. Мне не давал покоя этот демон. Вот честно. Я старался о нём не думать. Но образ его плачущего никак не уходил из моей головы, хоть я и говорил себе, что он такой же, как и все остальные демоны. И что он совсем не достоин того, чтобы я так много о нём думал. Но собственные мысли у меня переубедить не получилось.       В следующий раз мы встретились лишь через два месяца. И то случайно. Я снова застал его на том же месте в полном одиночестве. Хотел, как и тогда, пройти мимо, но почему-то на этот раз не смог. И, к тому же, он в этот раз не плакал. Он просто…

***

      — Тихо, — быстро закрыла мне рот ладошкой Сохён, другой своей рукой быстро встряхивая слёзы со своих щёк, появившиеся там во время моего рассказа. — Бэкхённи, пожалуйста, спрячься куда-нибудь быстрее! — явно паникуя, начала она тянуть меня за руку наверх.       — Что происходит? — смотрел я растерянно на паникующее и словно чего-то боящееся детское лицо перед собой.       — Некогда объяснять. Пожалуйста, залезай в этот шкаф! — начала она подталкивать меня туда, заметно при этом нервничая.       — Кто здесь? — послышался из коридора внезапно громкий и разозлённый женский голос. — Юна, это ты, наконец, вернулась, негодница? Сколько раз тебе повторять, что сначала мне отдаёшь вырученные за день деньги и только потом заваливаешься в комнату вознаграждений!       — Посиди здесь немного. И не подавай ни одного звука пожалуйста, — прошептала бледная Сохён, после чего быстро закрыла дверь шкафа, оставляя меня в полной темноте и непонимании. — Нет, это я, Миссис Ким. Здесь Сохён.       — Сохён? — скрипнула входная дверь, и источник этого противного женского голоса теперь оказался очень близко. — Что ты здесь делаешь? Мы договорились, что я выпущу тебя лишь в следующем месяце. Сегодня очередь Юны. Она должна принести мне деньги и спать сегодня здесь.       — А я…я просто делаю тут уборку, — услышал я тихий и немного дрожащий голос Сохён, сразу же понимая, что она меня обманула, не зря я сразу же почувствовал подвох.       — Уборку? Но по графику сегодня очередь Айрин! Почему ты меня обманываешь? Зачем ты сюда забралась без спроса? А ну быстро отвечай мне!       — Я просто поменялась с Айрин и делаю здесь уборку сегодня.       — Правда? Ну ладно. А где же Юна с моими деньгами? Пускай только попробует не появиться в течение следующих трёх часов. А где же твои швабра и ведро, Сохён?       — А я…я пока просто вытираю пыль, Миссис Ким. Обещаю, что к следующему вашему приходу здесь всё будет блестеть так, что вы эту комнату не узнаете.       — Ну, я надеюсь, — снова хлопнула входная дверь, после чего я тут же вывалился из шкафа вместе с одеждой.       — Ты мне соврала! — с укором посмотрел я на по-прежнему дрожащую девочку и тут же осёкся. — Всё хорошо. Она ушла. Тихо-тихо, — прижал я к себе маленькое дрожащее доверчиво прижимающееся тельце. — Что за Миссис Ким, Сохён? Что происходит? Кто эта женщина? О каких ещё девочках она говорила? И где мы находимся?       — Бэкки, — схватилась она внезапно за мои щёки, смотря прямо в глаза. — Прости меня, пожалуйста. Но давай сначала ты мне всё до конца расскажешь, а потом я расскажу тебе правду. Пожалуйста, давай так, а?       — Ну, ладно, — недоверчиво покосился я на неё. — Только обещай, что обязательно расскажешь! — пригрозил я пальчиком.       — Хорошо, — покорно кивнула Сохён.       — Так на чём я там остановился?

***

      На этот раз он не плакал, а просто сидел как-то неподвижно. Я не знаю, почему поступил именно так, но я подошёл и сел почти рядом с ним, хоть и на приличном расстоянии. Он даже не посмотрел в мою сторону, словно и не заметил моего появления, продолжая таращиться в одну точку перед собой. Мы просидели молча довольно долго. Мне просто не хотелось уходить, да и я не торопился никуда. Я почему-то не боялся того, что он захочет повторить то самое, что произошло два месяца назад. Я будто чувствовал, что он так больше не сделает. Звучит, наверное, глупо. Мы, ангелы, всегда уверены в том, что люди могут исправляться со временем. Он не человек. Он демон. Не то, чтобы я прямо думал также и о нём. Просто не видел смысла избегать его и дальше, раз уж судьба так неожиданно снова нас столкнула. Не зря же она это делает.       — Прости меня…за то… — произнёс он внезапно и неожиданно, из-за чего я вздрогнул и поражённо повернул голову в его сторону, в то время как сам Чанёль по-прежнему не смотрел на меня. — Просто я же демон. Я должен был сделать что-то такое, чтобы ты уже не сомневался в том, что я не умею быть другим. Мне очень жаль, если это был твой первый поцелуй. Вы, ангелы, слишком зациклены на всей этой ерунде, что, возможно, это даже как-то отразилось на твоей психике. Никто никогда не узнает о случившемся, это останется между нами. Можешь считать, что это был нулевой поцелуй.       Я чувствовал, как быстро стучит моё сердце, и никак не мог его унять. Наверное, именно в этот момент внутри меня и появился первый маленький росточек настоящего чувства.       — Так вы всё-таки плакали, — выдохнул я с каким-то для себя даже облегчением, смотря теперь прямо перед собой и чувствуя дрожь в кончиках своих пальцев.       — Прекрати своё идиотское «вы». Обращаешься ко мне так, будто я Сатана или Бог. Называй просто «эй, ты», как и делают обычно ангелы. Считай, что у меня нет имени. Я же низшее существо, а ты высшее. Прекрати так вести себя. Так…так…правильно. Просто прекрати. Я не переношу этого.       — Вас…то есть тебя зовут Чанёль. Я буду так обращаться тогда, — немного робея, сказал я, после чего удостоился первого за этот день взгляда от демона.       — Ты такой странный, что меня аж тошнит. Я хочу, чтобы ты испарился, — вопреки своим словам Пак слегка подсел ко мне ближе, но между нами по-прежнему оставалось довольно большое расстояние. — Так что ты там видел?       — Как ты плакал, Чанёль, — я заметил боковым зрением, как он поёжился от того, что я назвал его по имени.       — Прекрати. Ничего я не плакал. Демоны не плачут, ясно тебе? Так принято. А ангелы не называют демонов по именам. Так тоже принято. И хоть я и не плакал, но всё равно не рассказывай об этом никому, — после этого я внезапно заулыбался и повернулся к нему, а Пак сразу же отшатнулся от меня. — Ты ч-чего?       — Ничего, — продолжая улыбаться, сказал я и снова отвернулся.       Теперь мы просидели молча ещё дольше, чем до этого.       Я наслаждался трепетным стучанием собственного сердца, думая о том, что хотел бы испытывать нечто подобное слева в груди почаще. Это было как-то сладко. И светло. И приятно. Словно там летали бабочки. И вместе с тем дельфины весело подпрыгивали в воде, заполняя всё вокруг своими брызгами. А чайки беззаботно рассекали по бесконечным небесным просторам, греясь в лучах уходящего солнца, которое расползалось алыми пятнами заката на горизонте.       Тогда я даже подумать не мог о том, что это за собой повлечёт впоследствии…

***

      Снова мы встретились не совсем через месяц, а где-то недели через три. Дело не в том, что я опять избегал любой встречи с демонами. Нет. Я видел их неоднократно. Но они были…без него. Словно теперь он избегал меня.       В эти три недели я испытывал какое-то незнакомое мне до этого чувство. Оно просто заполняло меня всего изнутри и заставляло грустить, когда я в толпе мрачных демонов не находил одного единственного, так интересовавшего меня. Тогда я просто отказывался думать о том, что со мной происходит. Мне нравилось оставаться в неведении, наслаждаясь своими ощущениями. Правда, другие ангелы уже начинали на меня странно поглядывать, но я молчал. И не только при других, но и наедине с собой. Я боялся сказать даже самому себе, что на самом деле со мной такое творится.       Я обрадовался, увидев его в компании всё тех же демонов. Я не решался подойти, да и выглядело бы это странно. Да и он наверняка не помнит меня. Ну ещё бы, сдался ему какой-то там ангел. Я не мог не заметить того, что он уже не вёл себя, как раньше. А заметив меня, окончательно как-то погрустнел и сразу же отвёл взгляд. Вот не поймёшь его. А мне бы так хотелось понять. Все демоны над чем-то смеялись и веселились, один он был каким-то…не таким, как раньше… Ну или больше не хотел притворяться…

***

      Кое-что случилось ещё через пару дней. Кое-что очень неприятное. Одно из того, о чём я бы предпочёл забыть. И это не обошлось без его участия.       Я уже говорил о том, что демоны не знали никаких границ? Так вот. Данный факт мне пришлось испытать на собственной шкуре.       Я задержался допоздна в библиотеке. В последнее время меня что-то потянуло на любовные романы. А недавно я прочёл один с очень грустным концом…и до сих пор никак не мог отойти. Не понимаю я, почему так происходит? Почему двум людям…или не людям…не могут просто так позволить быть вместе? Почему всё всегда так…сложно…       Я шёл по пустынным коридорам, так как ангелы сейчас, скорее, всего, были на турнире по гольфу, в котором я не участвовал, так как был совершенным неумехой в любом виде спорта. И просто посмотреть я тоже не пошёл, так как у меня снова болела голова. А в такие моменты я больше всего ценил одиночество и уединение. Потому что они как-то успокаивали меня.       Я испугался, столкнувшись нос к носу с целой бандой демонов. Мы в раю, но всё же… Что-то они зачастили к нам сюда. Я не знал, радоваться мне или ещё больше бояться того, что среди них был и Чанёль, который устремил свой взор в пол, а не на меня.       — А чего это такая маленькая белочка гуляет тут одна? — подал кто-то из них свой голос, и только сейчас я заметил в руках многих из них куриные яйца, кто-то держал прямо целые упаковки.       Я говорил себе не паниковать, думая, с какой стороны лучше будет их обойти, но они заняли собой весь проход. Я повернулся назад, чтобы пойти обратно, но с той стороны тоже собралась уже кучка демонов. Когда только успели? Я в тупике. Я почему-то сразу посмотрел на Чанёля, который всё также прятал от меня свой взгляд.       — Пак, давай начинай! — крикнул кто-то сзади, пока я смотрел только на него, хоть и не видел выражения его лица, но зато прекрасно видел, как дрожала его большая рука, держащая сразу три яйца.       А я всё смотрел и смотрел, пока все остальные демоны скандировали «Пак, не тормози!», и тоже в какой-то мере не понимал, чего он ждёт. В итоге одно яйцо разбилось прямо о мою голову, заставляя меня всхлипнуть от неожиданности того, как нечто липкое потекло по моим волосам, а затем по лицу. Демоны весело и дружно захохотали.       — Ты задолбал уже тянуть! — крикнул тот самый демон, который и сделал первый бросок, в то время как Чанёль продолжал ничего не предпринимать.       — А теперь давайте хором! — раздался крик уже сзади, а мне было уже всё равно.       Я не заплакал тогда. Я заплакал позже, когда отмывался от этого дерьма в душе. Это, конечно, неприятно, но пережить вполне можно. Я прекрасно помню его руку, которая сдавила все три яйца. Он — единственный, кто не бросил…

***

      С тех пор прошло ещё около десяти-одиннадцати дней. После того случая Бог очень сильно разругался с Сатаной, и теперь вход демонов в рай был сильно ограничен. По крайней мере, не такими большими кучками. Раньше в принципе вообще никаких запретов не было. Просто ангелам не было надобности идти в ад. Я там вообще ни разу не был и нисколько не расстраиваюсь из-за этого. А вот демонам, видимо, в одном лишь своём аду было скучно, вот они и приходили к нам поиздеваться. Я помню, что Бог был тогда в бешенстве. Он ещё никогда не был настолько взбешён, как тогда. На самом деле он довольно строгий и жёсткий, хоть и добрый. Но повелитель ангелов, так или иначе, помешан на порядке и соблюдении абсолютно всех правил. Он не терпит никаких нарушений.       Эти десять дней я почти не вылезал из своей комнаты, только если за едой. Теперь я начал избегать всех и неохотно шёл на контакт с другими ангелами. Нет-нет, я совсем не закрылся от всех после того случая. Просто… просто…       Я маялся. Я валялся целыми днями на кровати и полу. Я мечтал, а ещё фантазировал всякую чушь. Никак не мог найти себе места, усидеть где-то долго не представлялось возможным. Я ходил туда-сюда по своей комнате, рискуя таким образом протереть в полу дыру и упасть куда-нибудь на этаж ниже.       Я туда-сюда шарахался, постоянно страдая какой-то ерундой. Стук в дверь в один из дней заставил моё сердце мгновенно замереть. Я на шатающихся ногах еле-еле добрался до двери и сразу же открыл её, не удосужившись даже задать такой элементарный вопрос, как «кто там?».       Когда я увидел своего гостя, моё сердце ещё сильнее замерло, а потом побежало, постепенно всё прибавляя и прибавляя свою скорость. Чанёль прошёл без разрешения внутрь, сразу же закрывая за собой дверь. Я заметил синяк на его скуле и то, что демон слегка прихрамывает.       — Ты… — слегка дотронулся я до его щеки, но быстро отдёрнул руку, как только он зашипел от боли, я сразу же развернулся, чтобы найти аптечку, а он словно прочитал мои мысли и остановил меня за руку.       — Не надо, — сказал Чанёль. — Я ненавижу всю эту медицину. Пройдёт…само.       Я стоял перед ним, не зная, куда деть свои руки. Он засунул свои сначала в карманы, потом быстро оттуда вынул, видимо, тоже задаваясь тем же самым вопросом.       — Как ты? — спросил он, кидая на меня лишь мимолётный взгляд. — Глупый вопрос, наверное. И вообще мой приход сюда сейчас, скорее всего, выглядит в твоих глазах глупо, но… Я никогда не прощу себе того, что позволил тогда… Это не должно было произойти с тобой… Ты не простишь меня, но всё же…       — Ты не виноват, — искренне ответил я, не в силах отвести свой взгляд. — Ты же не сделал тогда этого, как все остальные. Да и я не злюсь ни на кого. А в особенности на тебя…       — Я такой…такой низкий… — подошёл он внезапно очень и очень близко, разом заставляя моё сердце биться о грудную клетку так, что со временем рисковало её разорвать. — А ты…ты… — шептал он уже прямо в мои губы, слегка прикасаясь своими пальцами к моим бокам, отчего я мгновенно расслабился.       — Это будет ещё один нулевой поцелуй? — спросил я с замиранием сердца.       — Если хочешь, можешь считать его первым. И для тебя, и для меня, — прошептал Чанёль, потираясь своим носом о мой.       Сначала это было простое соприкосновение губ и в то же время самое мягкое и трепетное, что я вообще когда-либо испытывал. Потом он легонько чмокнул меня в уголок губ, я проделал то же самое с ним, начиная приятно жмуриться от происходящего. Он поцеловал мою кожу около носика, а я в ответ чмокнул его прямо в кончик носа. Пак слегка засмеялся от всех этих манипуляций, а затем подхватил меня обеими руками за талию, слегка приподнимая над поверхностью, и поцеловал уже по-настоящему. Я своими носочками почти даже не дотягивался до пола, но совсем не жаловался, удобно обвив своими ручками шею и плечи демона.       Вот этот «первый поцелуй» превзошёл все мои ожидания. Он длился тягуче долго, скорее, даже бесконечно. Чанёль прикасался своими губами к моим с огромным трепетом и необъятной нежностью, что я просто таял в его руках. Именно в тот момент я понял, что поцелуи — это самая приятная вещь, которая вообще была придумана в нашем мире и в мире людей. Что поцелуи делают намного счастливее, заряжая положительными эмоциями, в том числе и счастьем. Я совершенно точно знал, что он чувствует то же самое. Я ощущал, как бьётся и его сердце в ответ на моё. Они словно разговаривали сейчас таким способом между собой, на одном лишь для них понятном языке. Пускай разговаривают. Мы сами успеем поговорить и потом…

***

      Спустя ещё месяц мало, что изменилось в принципе.       — Ай-яй-яй, мистер самый правильный ангел, что же ты творишь? — возмутился сидящий на диване Чанёль, пока я прокладывал дорожку из коротких поцелуев от основания его шеи до подбородка и обратно.       — Ничего, — сразу же прекратил я своё увлекательное занятие, даже отсел от него немного подальше, не переставая при этом улыбаться.       — Нет уж. Раз начал, давай доводи дело до конца, — притянул он меня к себе, усаживая на коленочки и утыкаясь своим носом в мою щёку, ведь знает теперь, зараза, что я просто обожаю, когда он так делает.       — Почему ты всё-таки тогда плакал? — задал я вопрос спустя несколько минут, смотря вблизи в его глаза и видя, как они сразу же вновь становятся грустными, но не спросить этого я не мог, так как это не давало мне никакого покоя, а мне не хотелось, чтобы хоть что-то нас разделяло.       — Я не знаю, как это прозвучит для тебя, но скажу, как есть, — заговорил он ровно через минуту, смотря при этом не на меня, а куда-то в сторону, пока я поглаживал своими пальчиками его волосы, утыкаясь лицом в основание его шеи. — Почти два года назад умерла моя мама. Она была наполовину бессмертной, так как у них были разногласия с Сатаной, и он постепенно лишал её этого. От меня скрывают все подробности, как бы я не старался всё выяснить. Вообще-то для демона это не должно быть такой большой трагедией. Демоны всегда легко переживают подобные вещи, но у меня почему-то не получилось. Просто понимаешь… Возможно, она и не сильно интересовалась мной, но… Она была моей матерью. И почему-то это осознание разбивает мне сердце…       Я стирал каждую слезинку, падающую с его часто моргающих ресниц. Мне кажется, именно в тот момент между нами больше не осталось никаких стен или чего-то ещё подобного.       — Я тебе скажу, почему. Потому что ты демон, который должен был родиться ангелом…

***

      — Ты в курсе, что ангелы однолюбы, и ты сейчас очень попал?       — А ты в курсе, что демоны по идее вообще не должны уметь любить, так что ещё больше попал, чем я?

***

      — Мы это сказали друг другу спустя ещё какое-то время, — сказал я и посмотрел на притихшую Сохён.       — Знаешь, я ещё не слышала сказки красивее, чем эта, — выдохнула девочка, ещё сильнее прижимаясь ко мне. — Даже страшно немного… Но ты всё равно продолжай.       Я закрыл глаза, думая о том, что некоторые моменты ей знать необязательно. Поэтому я решил просто погрузиться на определённое время в воспоминания…

***

      — Знаешь…просто… — начал я, укладывая свои ладошки на своих коленках и не зная, как бы точнее сказать.       — Знаю-знаю. Ты ангел, я демон. У нас нет будущего. И бла бла бла.       Мы сидели тихонечко в моей комнате в полной темноте и разговаривали шёпотом, так как все думали, что меня здесь нет и что я на самом деле в библиотеке, где-то там под всей этой огромной кипой книг. У Чанёля была легенда… Он мне её не рассказал. Сволочь. Видите ли, мне не нужно волноваться, да и в любом случае это не имеет никакого значения.       — Вот именно! — заявил я, переплетая свои пальчики с его пальцами. — Поэтому можно тебя попросить о…волшебном настоящем?       — Ты серьёзно просишь об этом демона? То есть меня? Откуда я возьму для тебя волшебство? — шептал он это мне прямо в самое ухо, поглаживая своей ладошкой мою коленку.       — Нет. Я спрашиваю об этом ангела, который какого-то непонятного чёрта оказался в шкуре демона. Так что?       — Какого такого ещё непонятного чёрта? Не вмешивай сюда чертей. А то вдруг ещё Сатана что заподозрит. Ты его в наш разговор и так, и эдак впихиваешь.       — Я хочу чего-то, что я не смогу никогда забыть, даже если тебя не будет рядом, — посмотрел я на него своим самым серьёзным взглядом, ломая тем самым последнюю оборону, так как на Чанёля любой мой взгляд действовал беспроигрышно.       — Ладно. Пошли, — потянул он меня за собой наверх, призывая идти крайне осторожно и тихо, чтобы снаружи никто не заподозрил о том, что в комнате сейчас кто-то есть.       Хоть дверь и заперта на замок, но мы оба не хотели, чтобы нас кто-то тревожил, когда мы были вместе. Это стало очень важным для нас. Именно наше общее единение. От всего мира вокруг. Так было лучше всего. Поэтому я просто молился, чтобы все хоть на какое-то время, желательно на более долгое, забыли о нашем существовании напрочь. Чтобы целый мир пока не вспоминал о нас, словно нас как раз и нет вовсе.       Я так хорошо это помню. Меня посадили на стол, хоть я в начале и сопротивлялся немного, так как сидеть на столе — не очень красиво, но в итоге всё равно сдался моему демону. В конце концов, меня же никто не видит. Кроме него.       Его руки мягко поглаживали мои коленки, поднимаясь постепенно на ляжки и опускаясь обратно. Я слегка цеплялся своими пяточками за его икры, хоть и было поначалу немного смущающим то, где именно он сейчас стоял. Но ведь главное, чтобы мы были близко. Чтобы мои руки дотягивались до его плеч, а губы — до его губ. Уже потом между нами не осталось ни одного миллиметра свободного пространства, а всё равно казалось, что мы слишком далеко сейчас друг от друга. Наши сердца снова о чём-то щебетали, а языки переплетались между собой всё в новых и новых движениях каких-то сначала весёлых, а потом безумных танцев. Никакая еда на свете не может быть вкуснее поцелуев. Ничего на свете не может быть приятнее поцелуев. Поцелуи — совершенство, нечто абсолютно идеальное. Как наркотик, доза которого необходима постоянно. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту. Каждую секунду. Каждый удар сердца.       Это лучше, чем простой разговор этими самыми губами. Они не просто разговаривали друг с другом, они сливались в нечто единое, повторяя каждый изгиб и каждое движение в точности. Это интимнее, чем разговор. На тот момент я ещё не знал, что может быть что-то интимнее, чем поцелуй. Как оказалось, кое-что всё-таки может.       Мы попробовали впервые как раз в тот же самый раз, так как не представляли, когда у нас ещё представится возможность вот так остаться наедине с ничтожной вероятностью того, что нас кто-то потревожит, ибо алиби было придумано железное. И спланировано слишком тщательно и аккуратно всё.       — Она, наверное, совсем белая. Этого я не могу увидеть. Но на вкус намного бархатнее, чем я себе представлял, — расстёгивал он пуговицы на моей рубашке, опускаясь поцелуями всё ниже и ниже, пока я медленно терял голову от того, насколько фееричным казалось всё, что он делал.       — Прекрати, — смущался я, но тем не менее улыбался, так как было одновременно щекотно и приятно.       — Не прекращу. Даже не надейся, — заявил он по-наглому мне, оставляя меня полностью без верхней части одежды и по-прежнему сидящим на том же самом столе.       — Ну ладно. Так и быть. Разрешаю не прекращать. Твоя очередь, — схватился я за края его футболки, чтобы быстро потянуть наверх, так как не терпелось оставить его уже без этой лишней сейчас тряпки. — Интересно, какая твоя на вкус?       — А, может, не надо? — как-то совсем беспомощно спросил он у меня, когда я медленно проводил своими пальчиками сначала по животу, а затем и по мощной груди, не скрывая своего восхищённого вздоха, что, видимо, и придало ему уверенности, раз он одной своей рукой схватился за мою, ещё крепче прижимая туда, где под кожей в сумасшедшем темпе билось его сердце, а другую руку он в наглую положил прямо на мою попу, к которой до этого ещё ни разу не прикасался, и это мне внезапно тоже очень понравилось.       — Надо, — выдохнул я прямо в его губы, а затем слегка нагнул голову, чтобы быстренько лизнуть кожу посередине груди, сбивая тем самым его и без того тяжёлое дыхание ещё сильнее.       — Не надо так делать, — приподнял он моё лицо за подбородок и провёл большим пальцем прямо по моим губам. — Это слишком сладкая пытка для меня. Не смей издеваться. Вроде ангел, а такой мучитель на самом деле.       — Это ещё неизвестно, кто из нас тут кто, — прошептал я слишком интимно, скрещивая свои ноги вокруг его колен, ясно давая понять, что он сейчас никуда не уйдёт, даже если очень сильно захочет, а уж захотеть он не должен и подавно.       — Вот и я о том же подумал, — поцеловал он меня в щёку, после чего резко подхватил под попу и поднял над поверхностью. — Тебе не кажется, что надо немного сократить количество разговорчиков?       — Без разговоров скучно, — упрямо заявил я, нетерпеливо ёрзая в его руках.       — Ах, тебе скучно, значит? Ну, я тебе сейчас покажу такое «скучно», что ты несколько часов после этого вообще не найдёшь в себе сил даже хоть слово выдавить!       — Ну, попробуй, — с притворными сомнениями в голосе сказал я, пока меня опускали на белоснежные простыни. — В одной книге точно также начиналась одна постельная сцена, — заметил я, когда он, наконец, склонился надо мной.       — Эй, какую литературу ты вообще читаешь? — возмутился демон, начиная расстёгивать мои брюки.       — Нормальную. С этого началась постельная сцена, на этом она же и закончилась.       — Я тебя уверяю, что у нас ещё будет очень долгая и запоминающаяся середина, — припал он снова к моим губам.       Чанёль щекотал меня под мышками, от чего я хихикал прямо в поцелуй, слегка пихая его в бок коленкой, чтобы перестал страдать всякой балдой. Этот демон, причём в полном смысле этого слова, дотронулся своим пальцем между наших губ, где было сейчас неприлично влажно, и прикоснулся этим самым пальчиком к коже моей груди. Вот честное слово я не ожидал, что резко перестану хихикать и вместо этого неосознанно издам такой звук, что Паку пришлось меня немедленно снова поцеловать, чтобы не спалиться. Ну, я ничего против не имею. Вот у него появился ещё один повод почаще целовать меня. Весьма заинтересовавшись кое-каким эффектом, я уже своими пальцами прикоснулся к собственному соску, начиная просто млеть от этого.       — Что ты делаешь? — убрал мою руку в сторону мой злящийся демон.       — Ничего, — улыбнулся я, подкрадываясь второй своей рукой с другой стороны.       — Перестань, — убрал он и вторую мою руку, тут же ухмыляясь. — Иначе, знаешь, что я сделаю?       — И что же? — спросил с притворной скукой в голосе я, в следующую секунду едва ли успевая прикусить собственную губу, чтобы издать вместо стона неразборчивое мычание, так как этот дьявол опустился туда своим языком.       Да уж. Этот плод при ближайшем рассмотрении оказался чересчур сладким. Мне хотелось продолжить. Мне хотелось пойти до конца. Мне хотелось привязать Чанёля к себе, чтобы его никто никогда не смог забрать у меня…       — Почему мы делаем это только сейчас? — задал я, как мне казалось, вполне логичный вопрос, из-за которого Пак тут же замер. — Нет, ты продолжай. Просто я не понимаю, чего ты ждал вообще.       — Ну вот тебе раз! — возмутился демон. — Я вообще-то переживал, думал, что ты ещё не готов, а ты мне тут такие заявления в лицо кидаешь! Что-то я уже начинаю сомневаться, что ты прямо такой уж ангел! И вообще меньше разговоров, Бэкхён, иначе я разозлюсь, и разговаривать мы будем уже по-другому, а не так, как вообще-то должны в самый первый раз.       — Ну, у меня пока просто есть возможность разговаривать. Ты там что-то говорил про то, что я якобы дар речи потеряю, чего пока почему-то не наблюдается. И да. Давай по-другому. Иначе я начну тебя щекотать. А ещё лучше делать вот так, — я сжал пальцами обеих рук его соски, понимая, что это только что был контрольный выстрел в голову.       — У меня сейчас такое ощущение, что я здесь девственник, — мрачно заметил Пак. — И прекрати баловаться, иначе я свяжу тебе руки. Они у тебя слишком много себе всего позволяют.       — А ты бери пример, — беззастенчиво устроил я свои ладошки на его ягодицах, стараясь не засмеяться в голос от собственной наглости, что давалось мне с большим трудом.       — Всё, ты наигрался, Бён Бэкхён, я тебя поздравляю! Теперь скажи «пока» и помаши ручкой своему ванильному первому разу, — рыкнул мой демон, тут же обхватывая меня поперёк талии и слегка приподнимая над кроватью.       — Хорошо. А в какую сторону махать? Я просто в темноте ничего не вижу, — продолжал я издеваться, просто балдея с этого занятия, которое теперь можно смело записывать в хобби.       Я понял, что окончательно выбесил Чанёля, когда он грубо вытряхнул меня из штанов вместе с трусами. Я слегка даже взвизгнул от неожиданности и резкого контраста событий. Но в тайне всё равно млел. Кажется, общение с демоном слегка подпортило мою ангельскую сущность. Или дело не совсем в нём… Хотя стоп. Дело как раз в нём и только в нём. В ком же ещё?       — Постарайся вести себя потише, — укусил он меня за обнажённую коленку. — Будет очень весело, если Бог и Сатана вместе застанут нас прямо сейчас или ещё лучше, если чуть-чуть позднее. Мне кажется, у одного из них тогда совершенно точно случится инфаркт.       — Вот сам болтаешь без умолку, а мне ещё замечания делаешь, — не желал я даже думать о подобной перспективе, внутренне всё-таки вздрагивая от одной лишь мысли. — Или это у тебя лучше всего получается?       — Я тебе сейчас покажу всё, что у меня лучше всего получается, — заверил меня Чанёль, прикасаясь губами к моему животу.       — Ну, давай, — приготовился я к шоу, а уже потом был готов продать душу дьяволу, хотя Пак её и так в процессе у меня беспощадно отобрал.       Мои коленки развели в сторону, из-за чего стало немного неуютно, хоть он и не видел ничего…там, но всё равно. Вскоре мои соски подверглись весьма интенсивным ласкам, и мне пришлось прикусить свой кулак, а затем край подушки, чтобы хоть как-то сдерживать в себе так и рвущиеся наружу сладкие стоны от столь томительного и яркого удовольствия. И чем дальше, тем хуже. Зато разговаривать и правда расхотелось как-то сразу. Его большие руки гладили мои бока, ягодицы, бёдра, заставляя желать этих прикосновений снова и снова. Его язык спокойно гулял по моему телу вместе с губами и пальцами, трогая просто везде, даже там, где я сам себя никогда не трогал и вроде как даже не думал о подобном. Я протянул на собственных ладошках ему душу в тот момент, когда этот демон-искуситель коснулся меня уже там. Это, наверное, самое смущающее за этот вечер, в чём я сильно ошибался, так как самое смущающее было ещё впереди. Но пока… Он слегка лизнул головку моего члена, затем проводя своим долбаным языком по всей его длине прямо вниз. Чёрт бы его побрал. Как можно…как можно вообще творить такие вещи… Это же…это же… Да к чёрту все мысли! Пускай чёрт сам с ними и разбирается, мне тут некогда.       Я закусал, наверное, все свои пальцы до крови, когда его эти самые руки зачем-то приподняли меня за таз наверх. Что он собирается делать? Даже знать не хочу. Меня и так уже разморило тут до такой степени, что я растёкся по простыне, как желе. Хоть ешь, хоть что делай. Я отказываюсь описывать свои ощущения, когда он коснулся меня языком там, из-за чего мне мгновенно захотелось сгореть от стыда. Может, зря я над ним издевался? Чанёль беспощадно проталкивал свой язык всё глубже и глубже, снова вынимая, чтобы начать эту медленную пытку с самого начала, водил этим самым языком по кругу, несмотря на все мои протесты и попытки отобрать свою попу у этого… мучителя. Как можно такое проделывать… с невинным ангелочком?! Хотя ладно, пускай продолжает, раз уж начал. Кажется, я уже ровно на половину не невинный.       Я и не заметил, как меня быстро перевернули на живот. Чанёль сначала целовал, потом кусал, а после этого зализывал место укуса. В общем, потом лучше мне на свои спину и ягодицы в зеркале не смотреть. А затем он развёл две половинки в сторону и продолжил недавно начатое. Я не знаю, как у меня вообще получалось сдерживать стоны. Он сделал из меня даже не желе, а простую лужицу, которая растеклась сейчас по кровати и вообще больше никакой пользы в себе не несла. У меня горело всё тело. Особенно сильно горело там, в районе груди, так как соски по-прежнему саднило, а ещё шея, к растерзанию которой мой демон возвращался время от времени. Я ощущал дискомфорт от его толстых и по-наглому проделывающих себе путь внутри меня пальцев, но не мог даже нормально возмутиться по этому поводу. На моей шее не осталось ни одного живого места, и Чанёль принялся теперь за моё ухо. За моё бедненькое маленькое ушко. У меня они не такие огромные, как у него самого. Уж вот этот должок я ему точно верну. Пускай только на спину перевернёт. О, перевернул.       Мы долго и с упоением целовались, смакуя каждую секунду, пока он при этом старался быстро стянуть с себя мешающую и раздражающую сейчас деталь гардероба. Почему сразу нельзя было этого сделать? Меня просто раздирало от любопытства, но мои руки меня не слушались, поэтому я решил, что в любом случае скоро узнаю ответ на интересующий меня сейчас вопрос. Узнал. Если и была боль, то она чувствовалась не так сильно и явно, ведь он всё-таки достаточно хорошо меня подготовил, к тому же отвлекать у него получалось меня замечательно. Я просто помню, что потом громко закричал, а мой демон закрыл мне рот ладонью. Руку пришлось укусить, ну и постараться замолчать заодно. Так как я и сам понимал, чем это всё чревато, хоть и не сумел сдержаться сначала.       Мы двигались навстречу друг другу, постепенно утопая на месте слияния наших тел. Раньше разговаривали наши сердца и губы, а теперь такую возможность получили и наши тела. Зато они смогли, наконец, наговориться, кажется, сполна. Но это совсем не значит, что нужно делать значительный перерыв в этих самых разговорах. Разговаривать вообще полезнее, чем молчать. Потому что если всегда молчать, то можно потом и вовсе разучиться говорить.       Я вроде даже плакал. От счастья. От переполняющих меня эмоций. От всего сразу. Просто спасибо судьбе за него. Я надеюсь, что она не собирается у меня отнимать моего ангела, делающего вид, что он демон. Тогда, наверное, я демон, который делает вид, что ангел, судя по моему сегодняшнему поведению. Мы определённо стоим друг друга.       — Нет, тебе определённо стоило подойти ко мне с этим разговором пораньше, — я обессиленно прижимался щекой к его всё ещё быстро вздымающейся груди, а затем я пополз наверх, но меня хватило только на то, чтобы быстро чмокнуть мои любимые губы, которые с этого момента принадлежат мне и только мне, а затем завалиться набок, присваивая себе плечо Чанёля в качестве подушки.       Пак был очень сонным, но его сонливость как рукой сняло, стоило мне дотронуться своей ручкой до его члена. Затем он одарил меня таким взглядом, что я сразу спрятал от него подальше, точнее, за спину свою ручку, а то съест ещё её мне.       — Я просто проверял. Мало ли, вдруг почудилось на эмоциях, — оправдывался я.       — Ну и как? — придвинулся он ко мне поближе.       — Не почудилось, — улыбнулся я, а мой демон закатил глаза.       — Вот связался же я с ангелочком, — укусил он меня за кончик носа, заставляя счастливо зажмуриться и затем засмеяться.

***

      — Хей, — дёрнула меня за плечо Сохён, вырывая из столь сладостного воспоминания. — Ты чего замолчал? Молчишь уже тут почти полчаса, я чуть не уснула за это время. Не откликаешься даже. Ты там от меня ничего не утаиваешь? — детские глаза уставились на меня с лёгким подозрением.       — Нет, что ты. Я рассказываю тебе всё, как и было, — без зазрения совести врал я.       — Тихо, — на секунду снова закрыла она мне рот ладошкой, прислушиваясь к шуму в коридоре. — А, нет, показалось. Я расскажу тебе всё, обещаю, — ответила она на мой укоризненный взгляд. — Но сначала ты закончи всё. Что было дальше?       — Дальше? — слегка призадумался я. — Дальше мы за полгода пробовали расстаться ровно семь раз, но всё равно в итоге оказывались в одной пос… то есть, — быстро поправил я себя, — оказывались вместе, да.       — Ты что-то от меня скрываешь! — попрекнула меня Сохён.       — Ничего не скрываю, — поднял я даже руки перед собой.       — Ну-ну, — девочка мне ни на секунду не поверила. — А вот крылья вам не мешают вообще по жизни? И вы летали вместе?       — Не мешают, — охотно я согласился перевести тему. — Они появляются только тогда, когда мы того хотим. У меня их теперь вообще нет, я почти ничем не отличаюсь от обычных людей, кроме своего бессмертия, что на самом деле, скорее, огромный минус, чем плюс… Особенно в моём случае… Конечно, летали. Только на определённом расстоянии друг от друга, чтобы никто ни о чём не догадался.       — А потом… Потом все узнали, да? — тихо спросила девочка, смотря на меня теперь очень и очень грустно, отчего мне и самому становилось хуже.       — Да. Спустя ещё семь месяцев. Спустя семь самых лучших и счастливых месяцев в моей жизни. Так долго хорошо скрывались и…       — Если не хочешь, можешь не говорить об этом, — взяла она аккуратно мою руку в обе свои. — Если тебе неприятно снова переживать испытанное…       — Я расскажу всё до конца, раз уж начал, — сглотнул я комок в своём горле. — Но нужно приготовиться к тому, что будет много боли… — сказал я последнее, наверное, даже больше себе, чем ей, уже жалея, что вообще затеял этот разговор, но вот именно сейчас пути назад уже нет…

***

      Я стоял перед Богом и понимал, что это конец. Просто конец. Видимо, наш «хэппи энд» закончился, хоть и был изначально таким размытым, ведь рано или поздно это должно было произойти. Я сейчас ясно понимал только одно, что ни о чём не жалею. Что любовь на самом деле стоит того, чтобы полюбить кого-нибудь. Пусть и дана всего лишь одна попытка, которую однажды у тебя отнимут, как и в тех грустных книжках. Что бы со мной ни сделали, я всегда буду любить своего демона. Потому что я не умею по-другому. Потому что я не хочу его не любить. Говорят же, что перед смертью не надышишься. Вот и я хотел бы отсрочить момент нашего расставания хотя бы ещё на чуть-чуть. Жалко, что меня не предупредили заранее. Ведь, когда мы с ним в прошлый раз расставались, я даже и не мог предположить, что уже его не увижу. Это самое невыносимое и жестокое. Но вот если бы нам даже и дали хоть минутку, хоть целый день, это бы не изменило ситуации. Боли меньше не стало бы…       — Ты уходишь на землю. И будешь теперь простым человеком. Мне больше нечего тебе сказать. Ты лишаешься своих крыльев и пути назад именно с этой минуты. — сказал мне Бог, разбивая моё сердце на маленькие и острые кусочки.       — А…он? — спросил я, чувствуя, как мои ноги совсем не слушаются меня, и я медленно оседаю прямо на пол, куда и капнула моя первая слеза.       Глупо, правда? Знали, что так будет, и всё равно пошли до конца. А потому что мы уже не могли по-другому. Не могли друг без друга. Вот и отбило все мозги напрочь.       — Видишь ли в чём дело, — устало вздохнул Бог, наверное, даже не подозревая, сколько всего сейчас зависит от его ответа и что это сейчас значит для меня. — Мы столкнулись с чем-то подобным впервые, в уставе не прописано наказание в таком случае. Поэтому мы долго совещались и пришли вот к чему. Каждый из вас получит по одному наказанию от нас обоих. Моё наказание для тебя — полное и безвозвратное изгнание, поэтому ты отправишься на землю прямо после нашего разговора. Я не дам тебе никакой отсрочки, поскольку больше не хочу видеть тебя здесь, в чистилище света. Я не стал придумывать наказание и для демона, так как вообще-то не очень люблю это дело, полностью переложив всю ответственность на плечи Сатаны. Что он приготовил для тебя — я не знаю. Он сказал, что ты сам это поймёшь, когда окажешься прямо на Земле. Я знаю лишь то, что он, кажется, хочет сохранить твоё бессмертие, правда, я не понимаю зачем. Но это ещё не всё. А что ещё — мне не известно. Что касается демона — он не пойдёт с тобой. И вы никогда больше не увидитесь. В остальные свои планы меня Сатана не просвещал. Тебе пора.       Как можно было сказать мне это всё с непроницаемым выражением лица… Он же добрый… Он же великий правитель и защитник всех ангелов… Точнее, уже не всех…

***

      Я просто сидел на скамейке. Вокруг проходили люди. В целом, в парке было очень спокойно. И это первое, что я увидел, открыв свои глаза. Меня накрыла паника. Почему так быстро? Я же даже не успел отреагировать…       Я вскочил на свои ноги, смотря вокруг себя не верящими глазами. Несколько раз даже похлопал себя по щекам. Ну, мало ли, вдруг приснилось всё, начиная с разговора с Богом. Было бы неплохо, кстати, если так…       Сохранить бессмертие… Что за бред? Сатане что, было так сложно просто отдать мне Чанёля? Почему всем так нравится препятствовать любви? Почему все видят своим долгом разрушать это светлое чувство, заполняющее собой пустующие до этого сердца?       Я зачем-то ходил по округе, плача от безысходности и отчаяния. Я плакал и думал о том, что хуже быть уже не может. Как оказалось потом, могло. И ещё как могло.       Первое время я просто не знал, что мне делать, но всё равно пытался. Я оказался один в незнакомом для меня месте. Не то чтобы я никогда не видел жизни людей. Просто ни разу как-то не доводилось быть их частью. Это страшно. И ужасно. Я всё ходил и ходил, ясно понимая, что не имею совершенно ничего. Но мне ведь нужно было только одно.       Отдайте мне Чанёля…       Пожалуйста…       Может, Сатана всё же пришлёт и его сюда спустя какое-то время? Мы же тогда встретимся? Это будет слишком жестоко, если нет. В голове всё вертелись слова Бога о том, что мы никогда не увидимся с моим демоном… Нет! Неправда! Мы увидимся! Мы обязательно увидимся! Может быть… он сейчас где-нибудь тоже здесь, ждёт и ищет точно также меня?       Я бегал среди людей совсем потерянный и будто не живой. Знакомого, любимого, родного лица нигде не было. Досада начинала съедать меня постепенно, когда ко мне закрадывалась мысль, что, возможно, мы и на самом деле больше не встретимся…       Почему… Почему это происходит с теми, кто любят так, как люблю я? Почему у меня отнимают единственное, что я хочу постоянно видеть перед собой? Единственного, кого я хочу всегда трогать, всегда обнимать, кем я хочу дышать. Всегда. Почему… Почему любить так плохо? Почему никогда не бывает исключений из правил? Разве мы бы кому-нибудь этим навредили?       Я рыдал, распугивая от себя прохожих, но мне было плевать. Я несколько раз спотыкался и падал, но снова вставал и бежал вперёд, не переставая плакать. Кажется, у меня при очередном падении спросили, в порядке ли я, но никакой реакции от меня на это не последовало.       Я упал прямо на свои колени, почувствовал тонкую вспышку боли прямо в своей голове. Сначала я не понял, что произошло, а потом…       Потом я увидел его.       Потом я увидел самое ужасное, что я когда-либо мог видеть. Я увидел то, что сразу же разорвало моё сердце в клочья, что сразу же сдавило мою грудную клетку, лишая возможности дышать, что сразу же…убило меня…       Чанёль. На коленях, как и я. Его руки заведены за спину и крепко связаны верёвкой, которая уже впивалась в кожу до кровавых отметин. Он сам почти уже сгорбился и, возможно, рухнул бы вперёд, если бы верёвка не была привязана к цепям, тем самым невольно удерживая его на месте. Я видел любимое лицо…любимое тело…любимого демона… И не знал, как остановить эти картинки в моей голове. Это слишком невыносимо. Я не могу на это смотреть. Просто не могу. Но оно не исчезает, как бы я не хотел того. Здесь, видимо, уже ничего не зависело от моего желания.       — Ну что, Пак, объяснить тебе на кулаках и пинках, как на самом деле нужно обращаться с ангелами? — кто-то приближался к нему, держа в руках какие-то ужасные палки или даже дубины.       — Нет, — завопил я, как сумасшедший, хоть они и не могли меня сейчас слышать. — Пожалуйста…нет…       Кажется, я катался прямо по земле, размазывая свои слёзы по лицу и шее. Мне хотелось рвать на своей голове волосы, на себе одежду, а затем и кожу, чтобы не видеть того, что я видел. И не мог перестать видеть.       — Не надо… — возможно, я бил своими кулачками землю, полностью испачкавшись в ней.       Я не помню того, что я делал. Это и не важно. Что бы я ни делал, то, что происходило, всё равно продолжало происходить.       Спасибо, Сатана. Мало того, что ты не отдал мне Чанёля и, возможно, вообще не собираешься этого делать, ты…ты… Как ты можешь?! Это же демон, практически твоё дитя. Бог должен защищать всех своих ангелов, а ты… Почему? Почему нужно причинять демону боль только из-за того, что он…оказался немного другим, нежели остальные? Разве если демон начинает испытывать какое-нибудь светлое чувство, его просто не ссылают на землю, как и ангела, который познал тёмное чувство? Почему… Почему ты решил, что и я должен это всё видеть? Да смерть была бы намного лучше, чем это. Лучше бы ты меня убил… Но ведь ты даже отнял у меня возможность умереть…       Невыносимо.       Не хочу.       Не хочу, чтобы ему было так плохо.       Тогда нужно было так наказать нас обоих. Мы хотя бы могли быть рядом тогда. Это же самое главное. Плевать как, но вместе. А не так и не врозь. Разве любовь заслуживает того, чтобы с ней так поступали? Разве она не должна спасать мир? Почему её пытаются закопать в землю, засыпав всем, чем можно, до такого состояния, чтобы ей даже дышать было нечем?       Но раз уж я бессмертен, то и любовь моя не умрёт. Никогда. Потому что ангел может полюбить, но при этом не может разлюбить или полюбить кого-то другого. Потому что я всё равно был ангелом, и это осталось во мне.       Пожалуйста. Отдайте мне Чанёля. Больше ничего не нужно. Не причиняйте ему боли. Демон с сердцем ангела такого не заслуживает.       — Мой ангел, — сорвалось с его окровавленных губ, когда он лежал на земле уже почти без сознания…       Он тоже любит…       Он любит меня….       Отдайте мне часть меня… И можете забрать взамен всё…       Кажется, я даже кидался на людей. Просил их вернуть мне Чанёля, пребывая совсем в бреду. Все от меня шарахались, кто-то пытался удержать, кто-то предлагал звонить в скорую и даже в психушку. Я сбежал от них. Они не смогут вернуть мне Чанёля. Мне нет никакой пользы от них. Они ничего не могут сделать. Никто ничего не может сделать. А я… я даже не могу умереть от горя…

***

      — Пожалуйста, не плачь! — вопила Сохён, хотя сама уже рыдала в три ручья, хватаясь постоянно за мою руку.       Я дрожал всем телом и понимал, что это было отвратительно, рассказывать всё такому ребёнку, как она. Зачем… зачем я это сделал? Зачем она вообще меня спасла и привела сюда…в свой дом. Или что это?       Я снова схватился за свою голову, сразу же падая на бок. Вот оно и началось в реальном времени. Я слышал испуганный голос Сохён, но уже был в совершенно другом мире.       Там, где он лежал на земле всё в той же камере. Там, где его одежда почти уже вся была разодрана. Там, где на нём не осталось уже совсем ни одного живого места. Лучше вырвите мне сердце прямо из груди, но не надо больше его трогать… Он и так еле живой, хоть и бессмертный. Это не мешало ему шептать совсем тихо-тихо так, что слышал лишь я один, «мой ангел» и постоянно повторять моё имя. Если вы не отдадите мне Чанёля… тогда просто перестаньте его мучить… Почему вам будто бы это нравится? Как такое вообще может нравиться? Перестаньте убивать бессмертного…       Моего бессмертного…       Я снова катался по полу, глотая собственные слёзы, пока Сохён пыталась как-то растормошить меня. Бесполезно.       — Ну что, выродок, хочешь узнать, как на самом деле умерла твоя мамаша? Хочешь умереть тем же способом? Точнее, испытать всё то же самое, но в итоге остаться живым для продолжения банкета?       Я начал задыхаться после этих слов. Нет. Нельзя ему такое говорить. Нельзя! Как у них язык повернулся… Как они могут… Это же…это…это…       Я просто продолжал вспоминать всё. Как «жил» всё это время, изо дня в день видя одно и то же. То, что нельзя видеть. Особенно если это про самого любимого и дорогого человека. Если бы не моё бессмертие, я бы уже давно был бы мёртв. Но жить…жить именно так…жить без него…жить, зная, что с ним… Невозможно.       Всё это время я мечтал о боли. Она была мне жизненно необходима. Я не мог смотреть на его боль. Я. Не. Мог. Но мне приходилось. И каждый раз я умирал из-за этого. Медленно и мучительно. Так же, как и он. А ещё я знал одну вещь. Я знал, что из него не выбили эту «дурь». Что он всё ещё любит меня так же сильно, как и я его. Как могут не быть вместе два любящих сердца, притом, что они оба живые?! И даже бессмертные. К чёрту это бессмертие! Пускай забирает! Пускай им подавится! Любящие сердца должна разлучать только смерть, как неминуемый закон природы! Всё остальное несправедливо!       Я многократно пытался причинить себе боль. Я добровольно кидался под любой попадающийся мне на пути транспорт, а он просто проходил насквозь меня…       Я даже прыгал с обрыва прямо в море, желая разбиться о скалы и утонуть. А вода меня всё равно выносила на берег целого и невредимого. Нож тоже проходил сквозь мою руку. Я не мог причинить сам себе ни малейшего вреда.       Я кидался на случайных прохожих. Кажется, даже просил кого-то убить меня. Или просто избить. Вроде даже пытался ввязаться в драку. Бесполезно.       Последней моей попыткой был прыжок с крыши огромного многоэтажного дома. Чем всё закончилось, вы знаете. Ничем. Как обычно. Даже не удивительно.       Я пришёл в себя, когда заплаканная и совсем несчастная Сохён вылила на моё лицо стакан холодной воды. Истерика сразу же закончилась. А его снова избили. Хоть и бить уже было некуда.       — Прости меня, — тихо прошептал я, чувствуя себя самым настоящим чудовищем из-за того, что рассказал девочке больше, чем следовало, и позволил ей увидеть себя в таком отвратительном состоянии.       Бедняжка. Наверное, совсем растерялась. Зря она меня вытащила из снега. Лучше бы оставила там. Сейчас спокойно спала бы и жила, как раньше.       — Я не верю, что это конец! Всё не может закончиться именно так! — отчаянно кричала Сохён. — Ангелы же оберегают и меня… Хочешь я попрошу их, чтобы они что-то сделали? — продолжала она плакать.       — Они ничего не сделают, — дрожащими губами ответил ей я, понимая, что мне нужно уходить из её жизни, я и так, возможно, её уже частично сломал. — Они ни за что не будут помогать мне.       Я встал и направился к окну. Оно оказалось из первого этажа. Да и даже если бы это было не так… Какая к чёрту разница? Я всё равно ничего не почувствую. Мне плевать, с какой высоты падать. Я полностью опустошён. Боль внутри меня увеличивается с каждый разом всё больше и больше. Она разрастается прямо там, пустив свои мощные корни в плодородную почву.       — Хочешь, я попрошу об этом Бога? — не отставала Сохён, продолжая бежать за мной, пока я перелезал через оконную раму. — Он же наверняка может что-то сделать… Он же должен защищать своих ангелов… Он же в ответе за нас всех… И за людей в том числе…       Я шёл прямо по снегу. Кажется, босиком. Всё равно. Какой-то я… не ангел вовсе. Своему самому любимому человеку не могу ничем помочь. И эта девочка…       — Бэкхён! — бежала она за мной по снегу, размазывая крохотными кулачками слёзы по своим пухлым щекам. — Бэкхён, не уходи! Ты — лучшее, что было в моей жизни! Пожалуйста, не уходи!       А я всё равно шёл вперёд, хоть и очень медленно. А потом и вовсе остановился, когда не нашёл больше в себе сил идти дальше, почувствовав вскоре, как тонкие маленькие ручки обняли сзади меня за живот, а сама она уткнулась носом прямо в мою спину.       Я ещё никогда не доходил до такой степени отчаяния…       — Сохён! — внезапно раздался тот самый женский голос сзади. — Сохён, бестолковая твоя башка, а ну иди быстро сюда!       — Бэкхённи, — зашептала быстро девочка, хватаясь за мои руки. — Мы должны что-нибудь придумать! Я не верю, что всё закончится именно так! Не верю! Слышишь? Не верю! Так не должно быть! Так не может быть! Иначе… иначе я вообще перестану верить в Бога, в эту жизнь и вообще в любовь!       — Сохён! — вырвала та женщина девочку, которая до этого держала меня, и теперь я сразу же осел на землю. — Пошёл вон отсюда! — обратилась она уже ко мне, бросая прямо мне в лицо какой-то здоровенной книгой, из-за чего я тут же упал на землю, но опять не почувствовал никакой боли от этого. — Если ты через пять минут отсюда не исчезнешь, то я вызываю полицию!       — Миссис Ким, не надо! Вы не понимаете! Просто он… — рыдала и сопротивлялась девочка, пока та женщина волокла её за собой за руку и волосы.       — Заткнись, паршивка!       Последнее, что я увидел, это вывеска того самого здания, в которое она её утащила. Где я и сам уже успел побывать…       «Детский приют».

***

      Я просил тебя об этом, наверное, уже целую сотню раз…       Я был примерным и послушным ангелом. Я никогда ни к кому не испытывал чувства ненависти. И не желал причинить зла. Я всегда был верен тому, что все мы созданы для того, чтобы любить. Я так боялся, что сам никогда не смогу испытать на себе это прекрасное чувство…       И я ведь смог. Я полюбил. Всем сердцем. Всей душой. Всей своей уже человеческой сущностью. Я люблю. И мне ведь настолько повезло, что моя любовь оказалась взаимной…       Почему ты не можешь сделать так, чтобы просто объединить два любящих сердца…       Дай нам эту возможность…       Неужели сердца, которые любят, заслуживают такого… Почему? Неужели ты не видишь, какой он на самом деле? Что он даже чище и добрее многих твоих ангелов, которых ты защищаешь? Почему ты не хочешь защитить и меня, хоть я больше и не твой ангел? Я ведь никогда не предавал тебя. Никогда не шёл против твоей воли. Я просто всего лишь полюбил. Полюбил по-настоящему. Так, как можно полюбить лишь единожды.       Если ты можешь что-то сделать даже не для меня… и не для него…, а просто ради этого великого чувства, то сделай, пожалуйста. Я больше ни о чём тебя не прошу. Я больше ничего не хочу. Можешь не отдавать его мне. Можешь забрать моё бессмертие и сразу же убить. Только, пожалуйста, прекрати то, что происходит с ним. Так быть не должно. Пожалуйста. Защити его. Сатана не может защитить своих демонов. Так сделай же это ты. Хотя бы потому, что он не просто демон. Он «другой» демон. Он любящий демон…       Пожалуйста…       Я снова видел перед собой картину. Бог, который впервые за всё своё существование спустился в ад. Он шёл по всем этим бесконечным тёмным коридорам, заставляя моё сердце замирать и снова дёргаться. Он шёл и шёл, а каждый его шаг отдавался гулом в моих ушах. А потом он открыл дверь и оказался там, где Сатана своей ногой наступал прямо на голову моего демона… который распластался на полу, смотря пустым взглядом перед собой. Я видел, как Бог шёл прямо к Сатане, сильно сжимая свой кулак.       Он подошёл и…       Здесь я просто потерял своё сознание…

***

      И вот я снова плакал. Слёзы так легко текли по моим щекам, что я уже совсем не представлял себя не плачущим. Я сидел где-то, кажется, в лесу и прямо на снегу. Но не это главное. Это вообще не имеет теперь никакого значения.       Я гладил своими пальцами жёсткие волосы, перепачканные в крови. Он просто лежал в моих руках. Но ведь дышал. Его дыхание было тяжёлым и срывалось постоянно на хрипы. Сейчас я держал самое большое сокровище в своей жизни. Его ресницы с трудом вздымались наверх, но затем тут же опускались обратно. Губы почти не шевелились, хоть он и хотел что-то сказать. Я и так всё знаю.       Я уже не ангел. Я не умею исцелять, как прежде. Но живого своего демона я уже никуда от себя не отпущу. Он поправится. Обязательно поправится. Так сказал Бог. Ему нужен максимум месяц. И после того, как он поправится, мы оба лишимся бессмертия.       Я улыбался сквозь слёзы, впервые за столь долгое время, чувствуя облегчение и счастье. Я даже уже немного успел и позабыть, какого это. А теперь вот сижу и заново вспоминаю. Даже не верится…       Твой ангел рядом с тобой, Чанёлли. Твой ангел теперь всегда будет оберегать тебя. Ты больше никогда не будешь чувствовать боли. Я буду чувствовать её за тебя, если надо будет. Как ты страдал за нас…       Спасибо за Чанёля.       Спасибо за мою любовь.

***

      «Здравствуй, дорогой дневник. Это снова я, Сохён. Прости, что так долго ничего не писала сюда. За последнее время в моей жизни произошло очень много изменений. Миссис Ким, наконец-то, арестовали. Больше она не будет заставлять детей воровать, соблазняя их возможностью пожить сутки в „комнате мечты“ и временным отсутствием насилия. Дневник, прости за, безусловно, глупый вопрос, но всё же ты веришь в любовь? Она такая чудесная и необыкновенная. Такая яркая и цветастая, она просто заполняет своими красками всё вокруг. Я тоже хочу вырасти и испытать это чувство на себе. Я хочу полюбить. И любить потом вечно. Ведь это так прекрасно, когда в сердце живёт любовь. И только любовь. Знаешь, я хочу очень сильно поблагодарить Бога. Спасибо ему за мою семью. Я надеюсь, что когда-нибудь каждая сирота сможет обрести то, о чём мечтает каждую секунду всем своим трепетным сердечком — семью. У меня вот уже есть своя. Пожалуйста, Бог, больше не позволяй страдать им обоим. Пускай они и дальше своей любовью освещают весь мир, делясь ею и со мной тоже. Просто дай ещё больше счастья моим любимым и самым лучшим в мире родителям. Моим папочкам.

Пак Сохён».

      Девочка быстро закрыла свой дневник, дописав последнюю запись в нём, а затем поправила два розовых пышных бантика на своей голове и побежала к выходу из двора школы. Она бежала и улыбалась. Потому что там её ждал радостный Бэкхён, раскинувший свои руки в стороны в ожидании того, когда же она уже добежит до них. А улыбающийся и полностью поправившийся Чанёль держал в руках огромного белого плюшевого медведя, который ростом даже почти достигал до него самого. Всё, как она и мечтала…

~The end~