Revenge/Возмездие

А вот пробуждение Итука в этот день оказалось намного менее приятным, чем полное тихой нежности и сонного блаженства утро его младшего брата и его новоиспеченного любовника. Итук проснулся резко, слишком резко, словно кто-то вдруг просто взял и вышвырнул его в реальность из вязкой липкой паутины странного невнятного кошмара, мучившего и душившего парня всю ночь, мгновенно заставив его скорчиться и глухо застонать от внезапно накатившей на него тошноты и жуткого приступа головной боли – чудесного подарка-напоминания об их полном оглушительного веселья, алкоголя, секса и наркотиков вечера с Миа, которая постаралась сделать все, чтобы отвлечь Итука от не слишком радостных мыслей о внезапно обнаруженной болезни отца. Отец. Больница. Приехать к 10 часам трезвым и в приличном виде. Вот черт! Мучительно скривившись, Итук попытался перевернуться на спину и одновременно открыть глаза, чтобы хотя бы попытаться понять, сколько сейчас времени и где он находится, но эта попытка была успешно провалена. С глухим стоном, прозвучавшим набатом тысячи болезненных эхо, отразившихся в его голове, Итук снова рухнул на постель, делая глубокий вдох и снова скорчиваясь в мучительном рвотном позыве, подкатившим к его горлу. Да уж, кажется, он уже слишком стар для того, чтобы мешать водку и кокаин, а может, и вовсе не пригоден, но… почему такие мудрые мысли всегда приходят в нашу голову уже после того, как мы сделали то, чего делать не стоит? Черт бы их побрал! И черт бы побрал его самого, ведь нет чтобы взять и послушаться маму и просто поехать домой... Нет, ему нужно было продолжение банкета, чтобы успокоить вдруг расшатавшиеся нервы. Идиот! И где его вообще угораздило вырубиться в этот раз? Судя по отвратительной смеси липко-сладкого запаха рвоты с металлическими нотками и удушающе-сладкого аромата дешевых духов, явно не принадлежащих Миа, а также запаха старого, сырого, насквозь грязного и проплесневелого помещения и каменной твердости матраса, на котором Итуку сегодня пришлось ночевать, их занесло в какой-то дешевый мотель на окраине, но… это был еще не самый худший вариант. Стараясь дышать как можно чаще и мельче, чтобы не чувствовать этой на редкость приятной какофонии ароматов, Итук медленно приоткрыл один глаз, с облегчением видя перед собой грязновато-серую поверхность самой обычной подушки, лишь подтверждающей его предположение о мотеле. Теперь дело осталось за малым – открыть второй глаз, не обращая внимания на то, что первый уже начал слезиться от слишком яркого солнечного света, затем перевернуться на спину, чтобы улучшить обзор и попытаться найти телефон, и добраться до него. И если с первым пунктом плана у Итука не возникло практически никаких проблем и он успешно справился с открытием обоих глаз и даже успел проморгаться, привыкая к яркому свету, который лишь усилил его головную боль, то вот со вторым… Процесс переворачивания с живота на спину, по личным ощущениям Итука, для которого все это действо напоминало самую изощренную в мире пытку, занял у него, наверное, целый час, а может, даже и два. Но в конце концов ему все-таки удалось изменить положение своего тела в пространстве, наконец-то осмотреться по сторонам и хотя бы примерно определить свое местоположение. Как Итук и предполагал, каким-то фантастическим образом они с Миа умудрились оказаться в одном из дешевых отелей на окраине Сеула – из тех, где стены оклеены дешевыми, выцветшими от времени обоями в цветочек, постельное белье меняется в лучшем случае раз в месяц, а матрасы продавлены сотнями посетителей, которые обычно останавливаются здесь лишь на пару часов, чтобы заняться торопливым, без обоюдного удовольствия и чаще всего платным сексом. Приятное местечко, ничего не скажешь. Конечно же, отели и номера такого толка не предусматривали наличие сока и аспирина, или хотя бы просто стакана воды на прикроватных тумбочках, да что уж там, они не предусматривали даже наличие этих самых тумбочек, ведь вся обстановка ограничивалась кроватью, шкафом, продавленным диваном и вешалкой для одежды, на которой Итук с облегчением увидел свой костюм и платье Миа. И на том спасибо. Вспомнив, что его телефон должен быть во внутреннем кармане пиджака, Итук медленно сел на кровати, поставив перед собой очередную трудновыполнимую миссию – добраться до своей одежды и попытаться все-таки найти телефон, желательно не слишком шумно, чтобы не разбудить лежащую на другом конце кровати спиной к нему сладко спящую девушку, которая явно еще не собиралась просыпаться. Да и, честно говоря, Итуку не слишком-то хотелось в данный момент общаться с ней и видеть ее лицо. Конечно, просто собраться и сбежать сейчас было бы верхом трусости и малодушия, но Итук никогда не был смелым и честным человеком, да и вообще…Что-то ему подсказывало, что их роман с Миа после вчерашней ночи и приговора мамы обречен на провал, но над этим можно было подумать позже. А сейчас… Аккуратно опустив ноги на пол, Итук едва сдержал раздраженное шипение, умудрившись тут же вляпаться в откуда-то взявшуюся на полу уже наполовину засохшую, отвратительно пахнущую лужу темно-красного цвета – то ли пролитый сок, то ли вино, то ли еще какая-то малоприятная и очень сильно воняющая дрянь, которой они умудрились вчера залить едва ли не половину комнаты: не только пол, но и грязно-серую постель (очевидно, решив раскрасить ее в более яркий и романтичный цвет), стены и, кажется, даже самих себя. Итук, брезгливо поднявшись с уляпанной кроваво-красными пятнами постели, с отвращением осмотрел свои изгвазданные по локоть в той же густой, вонючей, уже засохшей и неприятно стягивающей кожу субстанции руки, отчаянно пытаясь вспомнить, что же это такое да и что вообще они творили вчера ночью с Миа, раз умудрились по уши уляпаться этой очень напоминающей пасту из красных бобов или джем дрянью. Или это был какой-то коктейль? Впрочем, выяснить, что же это такое на самом деле у Итука сейчас тоже не было ни малейшего желания, как и восстанавливать в памяти порядок событий вчерашнего вечера. Но, может, оно и к лучшему, ведь последнее, что он помнил, – как вдыхал дорожку кокаина с живота какой-то девицы в каком-то клубе и запивал ее стаканом водки со льдом, а дальше… Кажется, не так и плохо, что память в очередной раз отказалась сохранять все интимные подробности их с Миа разгула, хотя тот секс под кайфом в подсобке определенно был одним из самых лучших сексов в его жизни (пусть его и нельзя было даже сравнить с сексом с Хёкджэ) и тем, что определенно следовало запомнить, но вот все остальное… К черту! Резко поднявшись с постели и не обращая внимания на головокружение, тошноту и нестерпимо ноющие мышцы (так, словно он всю эту ночь грузил ящики с песком на вокзале, а не развлекался по полной), Итук, ловко и почти бесшумно лавируя между подсыхающими маслянисто поблескивающими лужами этой отвратительной красной дряни на полу, в рекордные сроки добрался до вешалки с одеждой, и с облегчением нащупал свой мобильный в кармане криво повешенного пиджака, и уже собирался было достать его, искренне надеясь на то, что хваленый смартфон с супер-гипер-мега-емкой батареей умудрился сохранить хотя бы немного заряда, но внимание Итука привлекла одна маленькая, но крайне странная и наталкивающая на не слишком хорошие мысли деталь. Нож. Взгляд парня словно магнитом притянулся к неизвестно откуда взявшемуся тесаку для резки мяса, валяющемуся точно посреди комнаты и тоже измазанному в этой странно красной субстанции, которая в ярком утреннем солнечном свете, отчаянно бликуя всеми оттенками красного на матово-сером металле, так сильно походила на… кровь? Медленно-медленно, словно он вдруг оказался в замедленной съемке в кино, не чувствующий ног от ужаса и собственного сердцебиения Итук поднял свою руку, поднося ее к глазам и пытаясь понять, что за красная жидкость запеклась на его коже, забив все поры и ссохшись отвратительными коричневыми корочками-полумесяцами под ногтями и вокруг них. Жидкость, которая при близком рассмотрении была вовсе не похожа на сок или вино, да и на пасту из красных бобов тоже… Да и этот запах с отчетливыми нотками тления и ярко выраженным металлическим привкусом. Теперь Итук вспомнил, что этот запах так сильно напоминал ему. Кровь. Повсюду. На нем самом. На его руках. На висящей на вешалке одежде. На постели. На полу. На стенах. И на этом чертовом ноже, которого не должно быть посреди комнаты. Едва-едва соображая от ужаса, Итук медленно обернулся к постели, со странным отчаянием глядя на бесшумно и неподвижно лежащую девушку и боясь даже думать о неожиданной догадке, внезапной обжигающе-больной вспышкой мелькнувшей в его голове. Нет-нет-нет, этого просто не может быть! Совершенно точно не может! Он же не мог… Нет! Они вчера здорово набрались и обдолбались и умудрились разнести номер, изгваздав его в какой-то дряни. И все. А Миа просто слишком крепко и слишком сладко спит. И только. Но… разве одеяло не должно вздыматься каждый раз, когда она делает вдох? Хотя бы немного? Или это происходит настолько незаметно, что он просто не может разглядеть этого? Медленно-медленно, так, словно это и правда могло хоть как-то повлиять на то, что он видит, Итук вернулся к кровати, до боли всматриваясь в расслабленную спину и разметавшиеся по подушке светлые волосы со стальными отблесками, которые так сильно нравились ему. Крайне необычный цвет волос. То ли стальной, то ли пепельный. У крайне необычной девушки, которая просто не могла не зацепить его… И дело было не только в волосах, милом личике и красивой фигуре, но и в ее характере и манере поведения, в которых было что-то такое… восхитительно необычнее и до невозможности притягательное. Но… – Миа… – тихонько позвал девушку парень, вздрогнув от звука своего голоса, напоминающего скорее предсмертный хрип или воронье карканье, но девушка никак не отреагировала на его зов. – Миа, ты спишь? – немного громче повторил Итук, с отчаянием глядя на так и не шелохнувшуюся девушку, а затем повторил свой вопрос еще раз и еще. И еще. Но Миа так и не отреагировала на его голос. Если бы Итук мог, то он с удовольствием бы закричал, но… что-то подсказывало ему, что шуметь и привлекать к себе лишнее внимание сейчас будет не самым лучшим вариантом. Отчаявшись дозваться девушку, Итук, сделав глубокий вдох и едва-едва контролируя дрожащие от страха и плохого предчувствия руки, аккуратно тронул Миа за плечо и… с громким воплем ужаса, совершенно забыв о том, что не хотел привлекать лишнего внимания, отскочил назад, едва не проломив собственной спиной стену номера. Увидев нож на полу и идентифицировав эти красные пятна, Итук смутно догадывался, что Миа может отвечать ему вовсе не потому, что она еще не до конца протрезвела и слишком крепко спит, но такого… Не веря своим собственным глазам, парень с пронизывающей его насквозь смесью самого натурального первобытного ужаса и сбивающей с ног, оглушительной паники разглядывал обезображенное тело девушки, чувствуя, что он не в силах, просто не в силах сейчас отвести взгляд от того неопознаваемого кровавого месива, в которое превратилось лицо Миа, больше напоминающее фарш, чем лицо человека. Итук не знал, сколько он вот так вот молча, с до гулкости пустой головой и заходящимся от ужаса в бешеном стуке сердцем, жадно глотая густой, влажный воздух с отчетливым привкусом плесени и металлическим послевкусием, смотрел на лежащую в постели девушку, вернее, на то, что осталось от этой самой девушки, пока его не отвлек от созерцания этой жуткой картины осторожный стук в двери и недовольный мужской голос за ними: – Простите за беспокойство, у вас все в порядке? Мы слышали какой-то шум и крики… – вернувшие Итука в реальность быстрее и лучше любых средств и методов шоковой терапии. – Нет-нет, не переживайте, я просто немного споткнулся… – с трудом совладав с собственным голосом, поспешил ответить Итук, в два огромных то ли шага, то ли прыжка оказываясь возле двери и с облегчением видя, что защелка закрыта и что никто не сможет вломиться в номер прямо сейчас и застать его с поличным. – Точно? Вы уверены? Вы не нужна помощь? Вы не поранились? – не слишком-то участливо поинтересовался голос за дверью, и Итук едва сдержался от саркастичного ответа, что ему, конечно же, нужна помощь, потому что его подруга поранилась до смерти, но вряд ли бы сказать это сейчас было уместным, поэтому он поспешил отослать метрдотеля (если такие, конечно, водятся в отелях подобного уровня), швейцара, администратора, охранника или кого они там прислали на проверку, отчаянно пытаясь понять, что же ему сейчас нужно делать. Конечно, проще всего было попробовать принять душ, нормально одеться, привести себя в приличный вид и просто сбежать, но… Итук бросил полный отчаяния взгляд на распростертое на кровати тело. Что-то ему подсказывало, что в таком случае его найдут очень и очень быстро, а значит, у него был лишь один вариант, самый предсказуемый и неприятный, но и самый верный. На негнущихся ногах доковыляв до вешалки с одеждой, Итук наконец-то достал дрожащими пальцами из кармана своего пиджака, к счастью, работающий мобильный и набрал номер единственного человека, который сейчас мог помочь ему: – Мама… – глухо выдохнул Итук, когда явно недовольная мать взяла трубку, поражаясь тому, как жалко звучит его голос, но… он был сейчас совсем не в том положении, чтобы строить что-то из себя. Ему отчаянно нужна была помощь. Прямо сейчас. Его семьи, его родителей. Причем как можно скорее, ведь натворить такое… Почему-то Итук, даже не помня всех подробностей вчерашнего вечера и вчерашней ночи, вернее, вообще не помня их, совсем не сомневался в том, что Миа убил именно он и что если они не решат эту проблему как можно скорее, то не только у него, но и у всей семьи будут очень и очень большие проблемы. Ведь убийство – это уже не изнасилование, а намного серьезнее. Да и той единственной, что могла дать бы оправдательные показания и объяснить общественности и полицейским, что они в который раз все неверно поняли, увы, нет в живых… Проклятье!