Жертва своей храбрости

      Мерида закусывает губу и с присущей ей упрямостью смотрит в потолок. Её рыжие волосы кудрями разлетаются по плечам и попадают в глаза, задевая наморщенный от титанического терпения боли лоб. Она уже сделала всё, что могла, так что сейчас разумнее просто потерпеть. Теперь единственный разумный выход — просто собрать остатки гордости, спрятать их в самый сокровенный уголок души и отдаться этому пьяному отродью из других земель, что «в одиночку разгромил войска северных захватчиков, бла-бла-бла…» Мерида самодовольно фыркает и щёлкает зубами, когда Макинтош-младший суёт липкие от пота руки под её и без того трещавшее весь день по швам ненавистное платье. От собачьей стойки на краю кровати у неё начинает ныть спина.       Шнур, стягивавший дорогую ткань, лопается на швах, щёлкает и взлетает между лопатками, извиваясь и пару раз охлёстывая закалённую шотландским солнцем кожу Мериды. Она утробно рычит, но звук больше выходит похожим на урчание непослушного щенка. Этакое «ы-ырр-рыр».       Ей пришлось согласиться на весь этот позор только из-за угрозы Элбана отдать её своей свите при неподчинении. Пьяный Макинтош-младший ещё хуже своего отца. Ещё хуже своры свадебных гуляк, устроивших потасовку в главном зале, как считала её мать. Эта вечно надменная женщина, непослушавшая её, непонявшая и не увидевшая скрытых в уголках глаз слёз, которые сейчас готовы были пролиться рекой, заливая рыжие волосы, обрамившие румяные от позора щёки.       Главное, чтобы он не заплакал после своего первого раза, думает Мерида, закусив губу от ощущения, как её пьяно облапывают везде под платьем. Откуда ей знать, что у себя на родине Элбан тот ещё зверь в постели, и девушки за ним так и бегают? Пусть его импульсивность не по нраву Мериде Данброх, но не все девицы настолько своевольны и желают в каждом шаге выказать свой характер.       Содранное со спины платье оставляет тепло камина приятно греть похолодевшую от мерзости и презрительного отношения кожу. На минуту Мерида поворачивается, чтобы узнать, что случилось, раз Элбан убрал руки с её талии. Увидев его расстроенное, расцарапанное её же руками бледное лицо, она еле сдерживает смех.       — Пить надо было меньше! — Едко бросает невеста дома Данброх, впервые заговорив в свою первую брачную ночь без ругательств и оскорблений.       — Да как ты смеешь, дрянь рыжая, насмехаться над проблемами своего мужа?! — Элбан поднимает на неё разгневанное лицо с горящими щеками, чуть ли не мокрыми от слез. — Кто дал тебе право разговаривать?!       Мерида сквозь зубы пытается не сорваться на отчаянный смех, когда Элбан срывающимся фальцетом причитает «Ну давай, ну ты достал, ну я прошу же!» И в голосе его проскальзывают плаксивые нотки.       Со злости и переизбытка алкоголя погребов отца Мериды, Элбан отвешивает ей звонкую оплеуху за расслышанные похихикивания, возвращая голову своей невесты в прежнее положение — подальше от прямого контакта со своим взглядом. Он чувствует горечь, неудобство и стыд перед самим собой. Столько девок было, столько пьянок, а такая беда — в первый раз! Он начинает жалеть, что отец отправил его сюда, заставил жениться на этой дрянной своевольной девчонке.       С минуту он хрипит проклятия и вновь приступает к ощупыванию своей «строптивой кобылы», которой в зубы посмотреть побоялся, отчего и начать решил сразу с главного дела — обряда лишения девственности. Нащупав пальцами заветную щёлку, Элбан невольно снова сравнивает свою невесту с молоденькой кобылкой, которую ему предстоит объездить.       Расслабленное хмелём сознание подкидывает ему шальную мыслишку. А не пробовала ли когда эта привыкшая к вольностям и безответственная, отбившаяся от мужской руки, девчонка заниматься этим делом со своим любимым конём? По рассказам, что он слышал, Мерида частенько сбегала в лес, захватив лук и припустив с Ангусом галопом.       Пальцы снова проходят с трудом, так что Элбан убеждается в своей ошибке. В какой-то мере ему даже жаль, мысли о том, как его непокорную невесту трахает её мощный чёрный жеребец возбудили его, и он не может не радоваться вновь вставшему колом члену, раскрашенному в синие цвета дома Макинтош.       Мерида вновь хрипит и прикусывает губу изнутри, сглатывая кровь с солоноватым привкусом. Ничего, она и не такое терпела. Переживёт. Но скользкие пальцы Макинтоша-младшего воспринимаются позорно, ей омерзительно ощущать в себе что-то вообще. Она планировала прожить свою жизнь девственницей, изучать родной край, править, как отец…       Боль заставляет её вновь оторваться от размышлений в стиле «если бы». Элбан груб с ней, показывает, что теперь он её король и хозяин. Неужели это будет так всю жизнь, думает Мерида. Теперь ей даже совестно, что она насмехалась над ним. Хотя нет, скорее, горько. Ведь, как оказывается, всё-то он может. И член у Макинтоша-младшего маленьким отнюдь не оказался. Мерида пытается об этом не думать — ей противно, что её имеют, накручивая кудрявые рыжие волосы на кулак и с придыханием постанывая. Чувствовать себя подвластной женщиной ей совершенно не хочется, и Мерида дёргает головой, причиняя ещё большую боль себе. Зато волосы освободить ей удалось, оставив приличный клок в руке у Элбана, поправляющего свой член и вновь пристраивающегося к ней сзади.       Боль от почти сухого трения не отступает и Мерида снова закусывает губу, чтобы не захныкать. Нет, она не унизит себя перед каким-то мальчишкой, пусть он и старше её. Пусть лучше считает её стервой, чем размазнёй, которой она не является.       Мериду раздражают даже потные шлепки их тел друг о друга, не говоря уже о бормотаниях Элбана «О да, ещё, моя кобылка…». Всё, чего она сейчас желает — чтобы всё это закончилось. Боль, насилие, капли крови на простынях…       Элбан оказывается не таким простым, каким казался ей вначале. Он властно притягивает её за плечи, кончает с долгим неразборчивым мычанием и, схватив со стола бокал, полный вина, залпом осушает, но из-за дрожащей руки проливает остатки на волосы и спину вздрогнувшей девушки. Холодное сладкое вино струится по бокам и пробирается до кожи головы сквозь кудри Мериды. Она судорожно хватает ртом воздух, словно выброшенная на берег медведем рыба.       Мерида, благодарная, что теперь её отпустили, ослабляет хватку белых от усилий пальцев, больше не держась за изголовье кровати. Она падает на пахнущие мускусом шкуры и ошарашенным взглядом уставляется в потолок. Всё тело будто бы разрывалось на куски. Боль и унижение заставляли кровь жечь вены и стучать в висках, притупляя рассудок.       Элбан, похихикивая и одеваясь, явно собирается идти пьянствовать со своей братией дальше, но потом вспоминает, что это и его брачная ночь тоже. Он на ходу скидывает только что напяленный на босую ногу сапог и резко опускается рядом с Меридой. Никаких ласковых слов, только неловкие загребущие объятия и, через минуту, отвратно пахнущее дыхание и храп бесчувственного тела.