Серебро и синь

Невозможно вечно ненавидеть мир, в котором нет Артура. Но он все равно пытался. Он злился, разочаровывался и глотал свою горькую боль, подступающую к горлу откуда-то из области груди, а потом снова злился, и ему казалось, что злости этой нет предела и конца. Ненависть подтачивала его — медленно и настолько незаметно, что Мерлину удавалось проносить ее через столетия бесследно для себя. Она потихоньку жрала его, забирая все больше и больше сил, а как оказалось потом — и красок. Он не замечал этого, полностью поглощенный своим горем. Но однажды, взглянув на себя, с парализующим тело ужасом он понял, что выцвел. И тогда он научился этому. Еще одна магия, своя, но совсем другая. Под его веками всегда пряталось озеро. Мерлин не сразу его нашел, а когда нашел, то очень долго смеялся. Озеро было огромным, темно-оливковым, почти таким, каким было озеро Авалон. Он просто падал в него, но упасть проще всего. Он тонул все дальше, погружался все глубже, пока не переставал быть самим собой, а тогда он уже достигал дна. Здесь он становился чист от шелухи всего, что могло ему помешать: отголосков эмоций, шорохов страхов и прочего мусора от кошмаров и снов. Здесь бережно хранились воспоминания. С нежной осторожностью Мерлин выпутывал их из паутины водорослей. Воспоминания нужны были особенные, но найти их никогда не представляло труда. Он искал его. Артура. Он искал его всегда и находил его всегда — наверное, это потому, что только о нем он и думал. И Мерлин расцвечивал свою душу: пил краски, дышал ими, впитывал кожей, наполняя себя смыслом и жизнью, выжимал из воспоминаний максимум чувств — и шел дальше. Но слишком долго этого делать не стоит, можно больше не проснуться, а это, как любил шутить сам с собой Мерлин, точно уж не его участь. Синий — глаза. Зеленый — трава перед замком… Фиолетовый с сиреневым — подол платья Морганы. Золотая вспышка — его магия. Серебро королевских доспехов. Алая кровь знамени. Он пил и пил, пока его не накрывал болевой шок или пока полученное не казалось ему достаточным в полной мере. А затем всплывал. Мерлин заставлял себя жить, потому что собственное бесцветье пугало его до ужаса, но каждый раз жизнь почему-то оказывалась чертовски болезненной. *** Понемногу он учился любить этот мир. Кофейные стаканчики и ленты асфальтовых дорожек, ухоженный изумруд газонов, новейшие технологии, высокие новостройки, темп жизни, шумные и яркие ночи… Сначала он считал, что магия умерла здесь, следовательно, умрет и он. А потом до него дошло, что магия жива — просто она спряталась глубже, лучше, вплелась в ткань мирозданья еще сильнее. В каком-то смысле этот — современный — мир был куда более волшебным, чем времена правления Артура. По личному заключению Мерлина выходило так, что больше всего магия любила прятаться в стенах домов и в комнатах. Абсолютно везде: от горшка с гортензией до кружек. И конечно же она пряталась в людях. Они творили ее сами, не осознавая своих чудес, так что все, что оставалось Мерлину — это многозначительно, таинственно улыбаться, ведь он-то все знал. Он учил себя искать красоту во всем. Он любил смотреться в зеркала. Ведь столь забавно: он был старым, таким старым, но при этом ни на чуточку не повзрослел. Хихикая, Мерлин думал, что, быть может, это признак хорошего мага. *** Бешенный стук своего колотящегося сердца, а с ним тоску и горечь он прятал под кофты и куртки, плащи и свитера. Почему-то теперь такой способ стал действеннее, чем раньше. Мерлин полюбил кофе до жути. И еще он полюбил творить маленькие чудеса — для людей едва заметные, но чрезвычайно важные для него. Он дарил их по ночам, напитывая светом звезд и луны, отчего те становились ярче. Мерлин ждал. В округе его уже давно принимали за забавного, слегка съехавшего с катушек старикашку, который делает бусы из трав и ореховой скорлупы, и ежедневно навещает заросшее камышом озеро. Он бы мог с ними поспорить на тему «катушек», ведь по сути что это — эти самые «катушки»? Для них ненормально это, а в другом мире, для других — ненормально кардинально иное… Мерлин чувствовал, что становится философом. На своем уровне он уже мог устроить основательный диспут с Килгаррой, да только дракон пропал на тысячи лет и Мерлину уж точно не хотелось его искать. *** И однажды — всего лишь однажды — из рук Мерлина на береговую траву с мягким звуком упала кружка. Всего лишь одна маленькая кружка. — Серебро и синь, — шептал Мерлин благоговейно, чувствуя, как лицо заливают слезы, — серебро и синь…