у меня бока в пятнах, а у тебя сердце

Найл относился к этому наплевательски. Хуже уже быть не может. Никому и нахрен не упёрся этот грёбанный тёмно — синий пикап, который прикатывал к школе в самый последний момент. Зачем обращать кому — то на старую железяку внимание, если хозяин этой дребедени намного интересней. Найл относился наплевательски к чистоте своей машины, а не к своим маленьким рожкам. Если многие из его класса специально покупают шапки с дырками для рогов, то Хоран мог спокойно надеть свою бини. Все замечали его бледное лицо, разукрашенное тёмными пятнами, тёмно — коричневые рожки, торчащие из-под светлых волос, все замечали даже то, что его оленьи ушки не подходят к его молочным локонам; но никто не замечал его в кабинете литературы. Каждый урок он сидит на последней парте, утыкаясь носом в книгу. Он был пустым местом в своём широком сером свитере, рваных кедах. Это было глупо осуждать его за его природу. Найл не может стереть детские пятнышки с боков на физкультуре, он не может вырастить свои рога, как тот цветок в его светлой комнате. Он не виноват, это его организм. Наверное, он просто еще не повзрослел, его время не пришло. Если Гарри Стайлсу повезло, что его половое созревание застало его в 12 лет, то это не значит, что у всех должно быть так же. У Гарри было самое чистое лицо в школе, а единственная вещь, что украшает его спину, это родинки. У него крепкие, ветвистые, тёмные и длинные рога, никого не смущает, что его машина такая же развалюха, как у многих. У него достаточно друзей, и его место перед Найлом. И Найла ужасно бесит тот факт, что этот олень лучше его в литературе. Стайлс делает всё слишком хорошо. Он использует слишком много эпитетов в его сочинениях, слишком много сравнений и слишком много метафор, что делает его рассказы живыми. Живее, чем у Найла. Если Найл не может написать достойную работу к уроку, потеряв вдохновение, то муза Стайлса всегда была при нем. Всё слишком. Слишком. Слишком вкусно от него пахнет, слишком много у него разноцветных рубашек, слишком много платков для его кудрявых волос и для всего этого, он слишком тихий. Его оленьи ушки всегда деловито поднимаются, когда его ставят как пример или хвалят за отличный рассказ. Его коралловые губы расплываются в широкой улыбке, он смахивает кудри с глаз и проводит рукой по рогу, показывая, что именно такое хорошей оценки он и ожидал. И как бы Найл не бесился на уроках литературы из-за того, что учитель не замечает его работы, он все равно испытывал какое-то успокоение рядом с Гарри. Он пахнет яблоками и стиральным порошком, от него веет старыми книгами, а все его рубашки пахнут наверняка его домом. В его руках всегда одна и та же книга, она не такая толстая, чтобы можно было её читать несколько месяцев, но она уже целых три недели выглядывает из его зелёной сумки с одной оторвавшейся ручкой. — Что ты здесь делаешь? Голос дрожит сильней, чем обычно. Найл опускает ушки вниз, наблюдая за танцем пыли в ярком луче солнца, что пробился сквозь тёмную ткань, которой завесили окна. Это место самое дикое в школе, самое пыльное и самое тёмное, это место — вторая библиотека, которая нахрен никому не упала. Все книги здесь забытые, старые, рваные, а парты ужасно пыльные. Стеллажи покрыты корками грязи, а книги издают скрип, когда ты открываешь их. — А ты? Голос Стайлса самый хриплый на свете, он скрипучее, чем старые ржавые качели в саду у Найла. — Я давно приметил это место, а тебя я здесь никогда не видел, — Найл облокотился о стол, рассматривая оленёнка в темном помещении, которой сидел на парте, листая страницы той самой книги из его сумки. — А я недавно нашёл это место, здесь тихо и здорово писать сочинение. Стайлс откладывает книгу в сторону, поворачиваясь к оленёнку. Его руки на его коленях, волосы выбиваются из синего платка, а спина сгорблена. Он будто ждет чего-то от Найла. Наверное, чтобы он ушёл. Найл мечется между столами, ища выход, переступая ногами в разные стороны. Его ушки шевелятся, прислушиваясь к звенящей тишине. Узел в животе связывается, и Найл не может сделать нормально глотка воздуха. Его, и без того пятнистые щеки, покрылись румянцем. Слава Богу, что здесь мало что видно. «У меня маленькие рожки, у меня маленькие рожки, у меня маленькие рожки» В ушах тарабанит только эта мысль. Найл всегда считал, что это нормально, у него все еще впереди, но когда перед тобой сидит тот у кого рога в 20 сантиметров больше, чем у тебя, то это мысль просто стучит отбойным молотком в мозгу. Единственное о чем он не переживает, так это пятна. Стайлс уже видел их на физкультуре. Конечно! Как можно не заметить такие яркие отметены, среди остальных белых и почти чистых спин. — Да стой же, — вздыхает кудрявый парень, спрыгивая с парты. Найл путается в развязанных шнурках, и схватившись за полку опрокидывает пару книг. Тусклая библиотека друг начала казаться еще меньше и темней. Хоран врезается в острый уголок стола тазобедренной косточкой. Гарри пытается схватить за локоть Найла, который кинулся поднимать упавшие книги. Неосторожность и пугливость подростка немного смешит Гарри, но он все равно закатывает глаза. Длинные рога Стайлса врезаются между двумя полками и на них начинают падать остальные книги. Найлу безумно стыдно за свою неаккуратность, пугливость, даже за свои рожки. А кожа Стайлса как назло пахнет гелем для душа с мятным шоколадом. Нежный аромат щекочет ноздри, а сильные пальцы парня все еще держат локоть Найла. — Я что, такой страшный? Поток падающих книг прекратился, макушки оленят все еще пульсируют от встречи с ними. — Нет, просто… просто я здесь всегда один и это больше не моё место, ну то есть… — Мы можем быть здесь вместе, если тебе нужно почитать, то я даже не буду мешать тебе. Стайлс садится на своё место, хватаясь за свою книгу снова. Как, черт возьми, Найл должен просто сесть и читать книгу, когда его сердце до сих пор больно стучит, а коленки невольно трясутся. Вся спина Хорана мокрая, чёлка прилипла ко лбу. Из сумки Стайлса торчат еще три тоненькие книги, бутылка минеральной воды и запасная бандана. Найл не понимает, как парень может быть таким спокойным, сосредоточенным. Мальчик с молочными волосами неловко присаживается на стул, пытаясь тише дышать, тише листать страницы, тише чесать коленку или смахивать грязь со старых кед. У них со Стайлсом общая литература, химия и английский язык, они не должны вести себя так, будто первый раз увидели друг друга сегодня. Вернее, Гарри ведёт себя обычно: бормочет себе под нос то, что читает, а пальцы выстукивают неизвестный ритм на поверхности стола. Его тёмные кудри свисают длинными локонами, и Найл пытается не пялиться на него и поэтому перемещает взгляд на книгу в огромных ладонях. Болотные большие глаза поднимаются на мальчика, а затем начинают рассматривать обложку своей книги, будто впервые видит её у себя в руках. Пылинки медленно кружатся в луче яркого света, что смог пробиться сквозь щель в занавешенных окнах, когда Гарри спрыгивает на пол и протягивает книгу Найлу. — Поменяемся книгами? Один вопрос, но столько мыслей после него у Найла в голове. То есть эта книга будет лежать у него дома на столе, в сумке вместе со сливочным батончиком и смятыми черновыми листами, она будет пропитываться запахом черничного торта, что мама Найла положила ему на обед и будет пахнуть ромашковым чаем, что Хоран точно прольет на неё. Эта будет уже почти не книга Гарри, она будет общей. Это неправильно. Книга — это самое главное для него и просто так поделиться ей он не может. Но он так хочет, чтобы корочка его книги впитали в себя яблочный аромат, а листы пахли мятным шоколадом. Гарри даже возможно будет плакать над грустной сценой и посолит своими слезами строчки истории, оставив мутные пятна. — Да. Тут же в его руках оказывается история о «Бэмби», а его книга уже покоится в сумке Гарри, после чего Стайлс прощается и покидает библиотеку, оставляя Найла поглаживать пальцами название книги, чувствуя что хочется порвать свой рот в улыбке. И эти две недели были самыми обычными в его жизни. Найл все еще встаёт за час до будильника, он все еще ставит горячую кружку чая на книжки, он даже все еще вытирает грязные пальцы о футболку, но грёбанная книга Стайлса делает все это вещи не обычными. Найл так часто засовывал эту книгу под подушку, что она уже через несколько дней пропахла дешевым порошком с чем-то нежно-молочным, но не приторным. Возможно, что от неё даже веет мамиными французскими духами или даже освежителем для воздуха, или какао. Дом Найла пахнет по-разному, но он всегда остаётся родным запахом. И Найлу абсолютно точно хочется знать, как обращается с его книгой Стайлс. Засыпает ли он с ней в постели или читает её только на уроках, даже возможно он оставляет её открытой на столе, пока завтракает, или вкладывает в неё самодельные закладки. Мальчик надеется получить свой любимый рассказ в скором времени, потому что она такая же короткая как и «Бэмби », но Найл уже давно заметил, что Стайлс предпочитает затягивать с чтением, побегать глазами по одной строчке несколько раз, а читает он только по пару страниц в день. Слишком долго, слишком бережно, слишком воодушевлённо, но так мучительно-медленно. Когда они встречаются в следующий раз, в тусклом помещении слышно только как тихо бьёт по грязному стеклу мелкий дождь. Найл надел новую рубашку с разноцветным узором, и он надеется, что Гарри не подумает о том, что он перенимает его стиль. Его сумка тяжелее, чем обычно, потому что он набрал достаточно много новых книг из домашней библиотеки, а черничный пирог сегодня уступил место булочке с маком. Хоран прижимает к груди «Бэмби» и останавливается, когда замечает Гарри, который дочитывает последнюю страницу книги Найла. Его кудри на этот раз заплетены в две косички и Найл считает, что так его рога кажутся еще больше. Стайлс махает рукой, когда видит Найла и захлопывает книгу. На его лице расплывается улыбка, и ямочки становятся настолько глубокими, что их невозможно описать словами. Если бы Найл решился написать о нём сочинение, то он три страницы точно уделил только бы морщинкам около глаз, которые он раньше никогда не замечал. Возможно, парень никогда так сильно не улыбался, чтобы его лицо было настолько прекрасным. Хоран садится на парту, протягивая оленёнку его книгу. Мальчику кажется, что коричневые ушки Гарри подпрыгивают вверх и поворачиваются в сторону, а глаза недоверчиво щурятся. Найлу с самого утра кажется, что что-то не так. Кажется, что его начали замечать на литературе. К а ж е т с я. И с этим ничего не сделаешь. Кажется, что в его животе парят облака, кажется, что ноги стыдливо горят, а ушки заметно трясутся. Ему одному кажется. Потому что всё слишком невозможно. А еще ему кажется, что книга Гарри продолжает пахнут им, а запах дома Найла пошёл к чёрту, потому что он недостаточно подходящий. И кажется, что ему это не кажется. — Я принёс еще одну для тебя, — и голос Гарри не должен быть таким сладким и хрустящим как вафля, и точно не должен быть таким тягучим как сгущенное молоко. Любимое сгущенное молоко. Найл надеется, что его волосы не пахнут муссом для волос, который он использовал утром, когда берет в руки свою книгу и еще одну, что принёс Гарри. Её страницы заляпаны мороженым, а какое какие строчки подведены жёлтым маркером. Теперь Хоран уверен, что каждая книжка Гарри является самим Гарри. Все загнутые уголки через каждые три страницы, все страницы со следами от липких пальцев. Всё это — Гарри. — Твоя книга великолепная тем, что необыкновенно простая, — на выдохе произносит Найл, вытаскивая еще одну книгу из сумки. Гарри бережно берёт её из рук мальчика и смеётся. Гарри любит читать больше, чем мороженое с малиной. Но он даже понятия не имеет, что любит мальчик, кроме чтения и урока литературы. На него смотришь и ничего не можешь сказать. Даже по его книге. Страницы не мятые, крошки не прячутся между четвертой и пятой главами, а обложка как новая. Вот если смотришь, например, на Луи, то сразу понимаешь, что он курит толстые крепкие сигареты, или читает только спортивные журналы, что торчат из его рваного черного портфеля. А по Найлу мало, что можно сказать. От него пахнет фруктами, его волосы постоянно лежат на боку, а его пятнистые бока самое прекрасное, что можно узреть на физкультуре. Они усыпают всю его бледную спину и торчащие рёбра. Пятна под руками ярче, чем на позвоночнике, даже ярче, чем на щеках. «Бэмби» А Найл считает Гарри взрослым, даже если они одногодки. И это не касается его рогов и отсутствия пятен на теле. Он относится к предметам так, как бы относились взрослые олени. Гарри подчеркивает всё, что ему нравится в его книгах, осознавая, что он делает; он пьёт чай без сахара, а еще пишет сочинения так, будто всё в этом мире можно описать словами, все чувства, все эмоции. — Мы можем меняться книгами каждый раз, — предлагает Гарри, накидывая сумку на плечо. — Да, — единственное, что можно сделать, это согласиться, потому что Найл и правда хочет по-лучше понять парня. Гарри расправляет складки на розово-белой рубашке и убирает с глаза выбившуюся прядь. Найл неловко спрыгивает со стола, пытаясь не наскочить на ботинки Стайлса. Оленёнок привстаёт на носочки и, тыкаясь в челюсть носом, оставляет мимолётное прикосновения губами на щеке; затем мальчик шмыгает носом и улыбается уголками розовых губ. Его щёки горят адским пламенем, а внутренности живота будто щекочет пушистое лебединое пёрышко. Он выходит из библиотеки на ватных ногах, будто ничего не случилось, хотя его внутренние органы будто перемешали блендером. Вне этой тёмной библиотеки прохладно, и кожа Найла тут же покрывается мурашками. Он торопится, быстро перебирая ногами. Его грязный пикап ждёт его на стоянке, а одноклассники подозрительно пялятся на Найла. Даже дома в теплой ванне оленёнок не может расслабиться, размышляя какого черта он сделал. Найл проливает чай с мёдом на домашнюю работу по биологии, пальцы Найла в синей потёкшей ручке, и мальчик истерит. Его потряхивает и он хочет выбросить дурацкую книгу Стайлса в окно (за одно и свой мозг), чтобы не встречаться с ним. Но через три недели всё равно прибегает в библиотеку после всех уроков, пахнущий одеколонам брата и с вишневой конфетой во рту. Его ладони тёплые и мокрые, когда он садится на своё прежнее место, прислушиваясь к оглушающей тишине, в которой можно расслышать как кровь бегает по твоим венам; в ушах громко гудит, а глаза пробегают по деревянным стенам и пыльник картинам, что украшены узорчатой паутиной. Найл отвратительно застенчивый и глупый. Его ресницы слегка подкрашены маминой тушью и он пытается не тереть глаза, чувствуя себя девчонкой. Найл надеется (он всегда надеется), что тушь не настолько заметна, чтобы её можно было увидеть при одном взгляде на него, потому что всё утро на него смотрели странно (хотя на него всегда смотрят странно). Мальчик поднимает свои реснички подушечкой пальца, как девочка, когда в помещение заходит Гарри. Найл стирает посыпавшуюся тушь с нижнего века и натягивает улыбку, пытаясь выкинуть из головы нежное касание губами. Стайлс быстро перебирает ногами, на ходу доставая книгу. — Это твоя, — радостным голосом проговаривает оленёнок, — а это моя. Ты обязательно должен её прочитать. Его глаза светятся как летнее солнышко, а радужка переливается зеленым светом. У Найла забавно расширяются глаза, и он хватает свою сумку. Его пальцы шарят на дне, доставая тёмно-красную книгу из-под горы домашней литературы. — А это твоя, спасибо, она превосходная. Гарри берет историю в руки, пряча её в своём новом рюкзаке. Его бедро касается острой коленки Найла, но он продолжает стоят на месте, ожидая чего-то еще. — Ты не собираешься дать мне еще одну? Голос аккуратен и слегка разочарован, глаза непонимающе хлопают и он нервно смеётся. Найл открывает рот, чтобы извиниться, но вместо этого просто достаёт первую попавшуюся книгу. «Бэмби 2» Стайлс широко раскрывает глаза, бросая взгляд с книги на Найла и обратно. — Ты читал вторую часть, не читая первой? — Удивляется Гарри. Хоран стыдливо пожимает плечами, крепко сжимая губы. — Спасибо большое, я пытался её найти, но никак не мог и… — щёки Гарри розовеют, а его плечи приподнимаются в восторге, и он чмокает оленёнка на против в уголок губ. Найл в испуге отклоняется назад, замирая в неудобной позе. — Зачем? — Я думал, что ты так сказал мне «спасибо» несколько недель назад и подумал, что я тоже могу так сделать. Хоран застенчиво смеётся и вытирает губу. Найл думает, что Гарри самый милый человек, которого он встречал. Он точно не Ронно*. Возможно, что его кудри цветом с тёмную кору дерева, а рога угрожающе толстые, но он самый прекрасный оленёнок в мире. Найлу даже кажется, что он почувствовал хвойный запах от пышных локонов. Гарри достаёт апельсиновый лимонад из рюкзака и смеётся. Все еще смеётся. Он запрыгивает на стол к Найлу и протягивает ему стеклянную бутылку. Стайлс сидит, сгорбив спину. Одной рукой он опирается о парту, а другой зачесывает волосы назад между двух рогов, пока Найл делает меленькие глотки, избегая мякоти. Оленёнок никогда не любил кусочки фруктов в йогурте, он никогда не пил сок с мякотью, он даже никогда не ел плавленый сыр, если в нём есть кусочки ветчины или что-то типа того. Найл с детства избегал всего такого, но сейчас ему было неудобно перед Гарри. Даже когда сок оказывается в сумке Стайлса, мальчик сидит тихо, разглядывая пальцы, на которых остались следы от чернил. Хоран смотрит на Гарри, слегка наклоняя к нему голову и оставляет еще один мокрый след на щеке. Рубашка оленя все еще пахнет яблоками, и Найл тыкается носом в его плечо. Кудрявый мальчик по-доброму усмехается, когда подталкивает подбородком голову Найла, задевая его твердые рожки. Мальчик поднимает голову и получает поцелуй в нос, а потом в глаз и лоб. И оленёнок совсем не думает о туши на его ресницах, которую уже давно заметил Гарри. — За что так много «спасибо»? — Тихо спрашивает Найл. — Это не «спасибо», просто у меня внутри слишком много эмоций, которые я не могу выразить. Найл хочет прыснуть от смеха. Он и поверить не может, что сам Гарри Стайлс не может выразить что-то словами. Но факт того, что оленёнок решил высказать всё «это» именно так, заставляет бабочек в его животе трепетать. Найл двигается ближе и ждёт, когда парень повернёт свою голову в его сторону. Его глаза изучают каждую родинку на широкой челюсти, кажется, что Гарри чувствует тепло от пристального взгляда. Молочный оленёнок принюхивается к запаху волос оленёнка напротив, от которых точно веет дремучим лесом. Гарри Стайлс абсолютно точно лесной оленёнок. Найл действительно думает так и его еще более необычно, чем его талант писателя. Гарри пугливо и медленно поворачивает голову, сразу же примечая небесно-голубые глаза с огромными зрачками, которые чётко выделяются на фоне бледной кожи. Стайлс легонько чмокает оленёнка в приоткрытые влажные губы, и Найл тут же нагибает голову в пол. Мальчик уверен, что если закрыть глаза, то можно услышать летающих бабочек, их беззвучное движение тонкими крыльями. В его грудной клетке толпа бешеных насекомых, которые стучат по его ребрам и не дают нормально вздохнуть. Найл спрыгивает со стола и накидывает сумку на плечо. — До встречи. Мальчик кивает и выходит прочь из помещения. Его ушки тесно прижаты к голове, когда Найл натягивает на голову шапочку, потому что на улице моросит дождь, а пикап сломался к чертям собачьим, и отец отвёз его в ремонт. Кеды насквозь промокли от луж на дороге, а штаны покрылись чёрными пятнами от брызг машин. Оленёнок даже не заметил как быстро он оказывается дома. Найл скидывает с себя сырую одежду и укутывается в полотенце цвета персика. Его кровать с детскими простынями принимает его и книгу в свои объятья. Наверное, это самое лучшее чувство — читать то, что читал другой человек. Найл пытается представить, что чувствовал Гарри, мозоля свои глаза о непривычно яркую бумагу. Книга даже кажется новой, от неё пахнет тем божественным запахом, что сопровождает новокупленную книгу. Мальчик так и засыпает, раскидывая руки в разные стороны, в полосатых носках и сброшенным полотенцем. На утро он даже не расстраивается, понимая, что не сделал уроки вчера, когда видит разноцветную рубашку Гарри в толпе. Парень крутится около своих друзей, тыкая розовым телефоном им в лицо и о чём-то смеясь. Из его открытого (причём всегда) рюкзака торчит бутылка с соком и пару тёмных обложек. И это действительно забавно — наблюдать, как Гарри ведёт себя с другими оленями. Он совсем не тихий или застенчивый. Его кудри переливаются на свету, а голос громкий и радостный. Он не хриплый, он не нежный; он такой, какой нужно: ломаный, грубоватый и сейчас он точно Ронно. На литературе Гарри снова усмехается, получая хорошую оценку, а на Найла впервые обращают внимание: он получает неуд за не выполненную работу. (И всё из-за этого грёбанного Стайлса и его дрянной книги, которая хранит в себе даже больше секретов, чем «Бэмби»). «Ты мог не есть дерьмовый белый шоколад над книгой, но ты сделал это. Именно поэтому сегодня я купил такую же плитку в магазине.» И Найл не понимает зачем она сейчас тает в его сумке, если он предпочитает воздушный. И он тем более не понимает, что делать если впервые ты решил посмотреть на ценник апельсинового сока с мякотью. Просто это всё так близко к Гарри. И Хорана уже тошнит от зелёных яблок, которыми он обжирается каждый вечер. И когда в следующей раз он приходит в библиотеку, его абсолютно точно начинает тошнить от любых бабочек в его животе. Их крылья слишком острые, чтобы наслаждаться этим (или это просто голод).  — Это тебе, — Гарри забавно шевелит ушами, протягивая новую книгу для Найла, — а это мне. Его губы соприкасаются с пятнистой пухлой щекой. Светловолосый мальчик сонно и безнадежно прикрывает глаза, держа в руке еще одну книгу. — Я оставлю твою книгу еще на пару дней у себя? Я её прочёл, но я хочу перечитать, — отголоски надежды слышится в его дремучем голосе (его ли?). Найл кивает, получая еще одно «спасибо» в верхнюю губу. Он чувствует себя загнанным, сидя на парте, когда между его раздвинутых ног стоит Гарри. Он по-детски щурится и оголяет свои белые зубы. Оленёнок достаёт из сумки две книги и плитку белого шоколада, вручая их Стайлсу. Глаза оленя загораются при виде знакомой обертки, как несколько лет назад, когда его велосипед стал — его. Или когда Гарри научился ездить на нём без дополнительных колёс, не падая в лужу в этот раз. В любом случае, глаза источали настоящее счастья и доверие (?). Уголки губ на секунду поднимаются, но это полуулыбка появляется на долю секунды. Гарри откладывает шоколад в сторону, двигаясь ближе к столу. Его рука медленно касаются коленки Найла, а нос утыкается в щеку, опаляя счастливым дыханием. Парень наклоняет голову в бок, пристраивая свои губы около губ оленёнка, пытаясь найти удобное положение. Гарри пробует обхватить своими губами розовую верхнюю губу Найла, но пугливо отступает, но не далеко. Хоран дышит через рот, как и Гарри, пока их рты не скрепляются в настоящем поцелуе, а не в этих детских чмоканьях. Найл неумело и лениво двигает губами, закатив глаза. Он не знает куда деть свои руки, неловко положив их на плечи Гарри и сминая ткань рубашки. Мальчик чувствует прикосновение влажного языка к его нижней губе, когда парень обхватывает только её. В отличии от Найла, Гарри сжимает его талию в своих ладонях и медленно отстраняется. Оленёнок перед ним красный и смущенный, его губы блестят. Гарри считает, что он не должен был делать этого, замечая какой-то уставший вид на лице у мальчика. — Я просто подумал, что должен это сделать, прости, — Стайлс убирает чёлку Найла в бок и вытирает большим пальцем его нижнюю губу. — Всё нормально, — голос Найла непривычно охрип. — Знаешь, было бы здорово, если бы Ронно и Бэмби встречались, — шутит оленёнок, заставляя появится на бледно-болезненном лице уставшую, но искреннюю улыбку. Гарри улыбается и хлопает в ладоши, пробегая пальцами по ребрам и ногам Найла, будто бы ничего не было. Да и ничего значимого действительно не произошло. Просто бабочки начинают вспарывать тебе живот, если ты их не выпустишь, а это, похоже, единственный способ, потому что у Найла больше нет тяжести под рёбрами. — Жаль, что не я писал эту историю, я бы мог сделать их дружками, — Гарри до сих пор смеётся, приподнимая густые брови. — Может нам стоит открыть окно? Найл смотрит на отвратительного цвета ткань на окне и морщится. — Нет, здесь уютно. Мальчик приподнимает оленьи ушки и обхватывает ладошкой шею Гарри, натёртую воротом рубашки. Большой палец гладит заднюю сторону шеи, касаясь пушистых кудряшек. Найл аккуратно притягивает голову оленёнка к себе, оставляя поцелуй на щеке. Гарри улыбается, обнимая мальчика за талию. Его сердце выстукивает привычный ритм, но кончики пальцев рук покалывает, как на морозе. Это первый раз, когда они разговариваю друг с другом, а не просто меняются книжками. Оленята тихо сидят на столе в тусклой библиотеке, смеясь и поедая сливочные сырки из сумки Найла. Перепачканные в белом шоколаде пальцы порой переплетаются между собой, обводя липкие лица друг друга и слизывая оставшийся шоколад (и кое-кому совсем все равно, что он не воздушный). Теперь и книга Найла имеет свои следы от пролитого лимонада.А понимать беловолосого оленёнка для Гарри становилось всё проще. Найл никогда и подумать не мог, что стены в комнате Гарри обвешаны плакатами The Rolling Stones. Когда его собственная комната обклеена дурацкими голубыми обоями со следами от скотча, которые удерживали плакаты Битлз. Сейчас же все диски и всё, что связанно с Битлз отправлено в коробку, которая пылится в кладовке вместе со старыми шмотками, старым скейтом, сломанным креслом-качалкой и многими другими вещами, которым уже давно место на свалке. И Найл уверен, что никогда не пригласит Гарри к себе, потому что его комната — слишком уж его. Ноутбук с наклейками с Marina and the diamonds, стол завален книгами и листочками, цветок болтается на краю подоконника, а кровать почти никогда не заправлена. Кружки с остывшим чаем, какао, горячим (уже нет) шоколадом скопились на прикроватной тумбе рядом с будильником и лампой, что сто лет как не горит. Комната Найла — это сам Найл. Он — это пуфик возле двери, на котором никогда не посидит Гарри. Он — это ворсистый зелёный ковёр, что давно потерял свой цвет. Он — это он. Скрытный, странный, с кучей тараканов в голове, но свой. И пусть мама его ругает за грязные тарелки с разводами от лимона с сахаром или за пуховую подyшку, что разлетелась к едреням-феням. Какой в этом толк, если без любой вещи в этой комнате Найл другой. Печально то, что оленёнок не знает даже какой Гарри. Поэтому он тоже не пойдёт к нему домой. Ему достаточно этих бабочек в библиотеке и ему даже не жалко книгу, которую Гарри до сих пор не вернул. Ведь это книга — больше Гарри, чем он. И Найл чувствует себя рядом с Гарри не таким уж и фриком, на самом деле. Нужно только вспомнить того маленького мальчика с кудряшками, которые были наэлектризованы двадцать четыре часа в сутки, или его забавные бабушкины свитера и портфель с Симбой из Короля Льва. Тогда Гарри имел короткие рожки и все его щеки и нос были пятнистые, а все тетрадки с забавными котятами. Стайлс любит вспоминать те времена, собираясь узнать у мамы, куда она засунула его детские вещи и тот старый портфельчик, пока они сидели в библиотеке, касаясь иногда друг друга губами.И для них это просто маленький секретик. Найл до сих пор приносит белый шоколад, а Гарри делится ненавистным соком с мякотью, забыв о всех движениях губ и о руках в волосах друг друга. Библиотека становится неким хранителем воспоминаний. Лужу от разлитого лимонада так никто и не вытер, звуки поцелуев так никто и не заглушил. Гарри привык улыбаться во время поцелуя, совсем не мешая Найлу захватывать его губы. Пальцы кудрявого оленёнка путаются в белых проводах его наушников, когда он хочет переместить свои ладони на шею мальчика. В ушах играет музыка the rolling stones и Найл теряется в пространстве, сжимая в руках рубашку Гарри по бокам, притягивая мальчика к себе. Целует, двигает спиной как змея, натыкается носом на нос Гарри и пытается вздохнуть, не отрываясь от чужих губ. Рты влажные у обоих, а мармеладные мишки уже давно валяются забытые на деревянном полу, никому не нужные, неаккуратно опрокинутые вместе с тёмной банданой. Потом через несколько недель Найл волнуется, передавая новую книгу для Гарри (так и не забрав Бэмби 2). Ему кажется, что в это забытое всеми место вдруг стало душным и людным, хотя здесь до сих пор только он и Стайлс. Глаза пробегают по помещению, ища спрятанные камеры и громко вдыхает, не находя ничего, кроме паучьих липких домов. По спине оленёнка пробегает табун мурашек, будто он до сих пор сидит здесь нагой, с опухшими губами, несуразный и убогий, как несколько недель назад. Гарри же целует узкие губы, передавая апельсиновый вкус и присаживается на стол. Его ничего не смущает, кроме грязных чёрных джинс, которые он купил два дня назад. Его волосы снова заплетены в косички, благодаря его старшей сестре, что уже имеет двоих оленят. Парень часто рассказывает о своих племянниках, о их пятнистых мордочках и светлых волосах. Найл думает, что это самые милые малыши на свете, а Гарри такой счастливый, когда рассказывает как он поит их тёплым молоком из бутылок. Мальчик думает, что Гарри такой вид оленя, что невозможно променять на других. Тёмный оленёнок громко читает стихи о любви, пока его волосы переливаются бронзой на свете солнца, что пробилось через щель в ткани. Он держит листы в руке, прыгает по библиотеке перед Найлом, машет руками, задорно смеясь. Темный оленёнок подбирает в слух эпитеты для сочинения, спрашивает иногда совета у мальчика. Он самый позитивный в мире и он достоин всего самого лучшего. Интересно, а Найл — это самое лучшее? Мальчик уверен, что Гарри не смущает репутация Найла в школе. Стайлс гладит его между рожек, кормит с рук мармеладом, вытирает уголки губ от шоколада. Он заботливый. Его даже не волнуют его пятна, когда он пробегает по ним холодными пальцами. Наверное, потому что у него были точно такие же и это абсолютно нормально. И Найл абсолютно нормальный. -Всё в порядке? Гарри хмурит брови и внимательно наблюдает за Найлом, что молча болтает ногами. Глаза оленёнка отдаёт теплом, пока он медленно дырявит личико беленького мальчика. -Да, Гарри, просто мы же не можем здесь прятаться вечно? -Мы не прячемся, — Удивлённо заявляет Стайлс. Гарри хватает Найла за руку, спуская его на пол. С динамиков телефона доноситься медленная мелодия, и тёмненький оленёнок начинает кружить мальчика под звонкий смех. Хоран неловко переступает в старых кедах, неумело двигаясь. Он восхищается тем, что Гарри умеет и это. Слишком много навыков для него. А может и нет. Найл же его не знает совсем. Стайлс притягивает оленёнка к себе, обнимает за шею, тыкая того носом в своё плечо. Найл вдыхает знакомый яблочный запах, пока длинные волосы мальчика щекочат его ушко. И снова: бабочки, бабочки, бабочки. Везде. Повсюду. На каждом шагу, при каждом дыхании. Сдавливают своими слабыми крылышками как оковами всё грудную клетку, ползая под рёбрами, вырисовывая фрески на костях. «Тонешьтонешьтонешь». «Ты должендышатьТы должендышать». «ВыпустинасВыпустинас». Найл почти захлебывается, когда Гарри отрывается от его губ, обхватив ладонями щеки. Внутри у оленёнка всё горит и бурлит как шампанское, голова слегка кружится. — Ты мне нравишься, Гарри, — смущенно шепчет мальчишка, опуская ушки. — Я знаю. Найл бегает глазами по тоненькой белой рубашке и прозрачным пуговкам, его ушки трепыхаются в истерике и обиде. — А ты? А ты? — Голос безнадежно срывается и режет тишину. Гарри хмурит брови, образуя складку между ними и сжимает челюсть, всматриваясь в побледневшее личико. Цвет глаз сменяется на тёмно-болотный, а голова растерянно наклоняется в бок. — Ты читал книгу, что я тебе дал? Светленький оленёнок удивленно хлопает глазами, трогая в руках пуговки на чужой рубашке. Его рот открывается, но мальчик молчит. Найл был занят совсем другими делами, а книга мирно лежала на его столе в куче других. Оленёнок был взволнован, у него болела спина, голова забита другими мыслями. Чтение просто ушло на второй план. — На обложке той книге я написал, что ты мне нравишься, и если ты чувствуешь ко мне тоже самое, то поцелуешь меня в следующий раз, — сконфуженно отвечает Гарри, закусывая губу. -Ты не открывал её. Найл крепко закрывает глаза. Его лицо настолько белое, что можно разглядеть голубые вены под веками. Его плечики устало опускаются, и Гарри обхватывает его голову, положив её на свой бицепс. — Твоих друзей и других людей не будет смущать моё присутствие? Стайлс издаёт утомлённый смешок, поглаживая пальцами за ушком мальчика. — А должно? Мы не такие уж и разные. Если бы ты мог раскрыть мою грудную клетку, то увидел бы, что моё сердце всё в пятнах, в маленьких или больших, в ярких и не очень. И потом, мне нравятся твои пятнышки на лице, а на спинке и боках особенно. Я могу смотреть на тебя, а не на небо и всё равно видеть звёзды. Найл хихикает, толкает оленёнка в плечо. — Не используй на мне свой талант писателя, — театрально возмущается мальчик, поглаживая большим пальцем нижнюю губу парня. Гарри перехватывает его руку, переплетает пальцы и ведёт вон из библиотеки, захватив своё рюкзак. Найл неуверенно шагает за ним, еле волочит ноги, дёргает руку на себя. Он думает, что Гарри спятил, зачем он ведёт его наружу? Библиотека тоскливо провожает оленят, тишина гудит и кажется, что звуки шагов стали сильнее отлетать от стен. — Что ты делаешь? — Мы уходим отсюда. Нас здесь больше ничего не держит. Я приходил сюда за книгами, ну и, чтобы целовать тебя. Сейчас я могу делать это где угодно. — А книги? Ладонь Найла вспотела и теперь скользит из руки Гарри, но его пальцы всё сильней сжимают её. — У меня нет времени на книги, если я буду занят тобой, — улыбается мальчик. В коридоре яркий свет режет глаза, а голоса учеников стучат в голове на барабанные перепонки. Найла снова прожигают пара десятков любопытных глаз. На этот раз их не интересуют его рожки или пятна. Гарри Стайлс, держащий его за руку — предмет внимания, обсуждения. Он, а не его рога. Луи Томлинсон (который точно Ронно) прекращает смеяться, тыкая своего друга — Зейна, — в бок, а парочка девушек недовольно ворчат, скрывая свои пятнышки за слоями пудры и тонального крема. Гарри падает на первую попавшуюся скамейку и тянет к себе Найла, обхватывая его талию. Он пожимает плечами, машет своим друзьям, но всё еще приобнимает Хорана, обещая как-нибудь завалить литературу. Светлому оленёнку кажется, что от него самого теперь пахнет яблоками, от которых его тошнит, но он улыбается. Он оборачивается и замечает, что парень лениво опёрся о холодную облезлую стену. Он чмокает его в уголок губ и кладёт голову на плечо, потому что как-то наплевать. В его плейлисте на телефоне давно поселилась Мелани Мартинез, которая так любима Гарри, в его сумке пара его книг, а сок с мякотью не так уж и отвратительный. Гарри наполовину его, а он наполовину Гарри. Потому что в телефоне Стайлса также достаточно песен Битлз, в сумке запасные сливочные батончики, а чехол для телефона с Мариной и бриллиантами. Найл относится к этому наплевательски. Нет, он начал мыть свою новую машину, но на этот раз ему глубоко все равно на его маленькие рожки. Он нашёл своего оленёнка в тусклой пыльной библиотеке. Теперь Найл и Гарри могут обмениваются бабочками где угодно (ну и парочкой книг).