Часть 1
12 июня 2016 г. в 20:10
13 августа. Я неподвижно сижу в гостиной, невидящим взором наблюдая за родными, которые всячески хотят показать, что они веселы, хотя в глазах можно увидеть тяжелую грусть. Кажется, что само время замерло вокруг меня, сцепляя мертвой хваткой в оковы своих минут. Меня колотит мелкая дрожь, а мысли направлены в далекое место, где, возможно, Уилл проводит свои последние минуты жизни.
Сейчас я ясно понимаю мою глупость в последние наши совместные дни с Уиллом, когда я упрямо не желала общаться. Теперь я осознаю то, что мне надо было тогда все время быть рядом с ним, а сейчас уже поздно. Как глупо, глупо. Ничего уже не вернуть, как бы я не пыталась.
Мои мысли на удивление пусты, впрочем, как и душа. Я не спала последние несколько суток, и из еды у меня был только чай. Но мне ничего не хотелось. Я ощущала, как часть меня умирает в это мгновение вместе с Уиллом, и будто весь мир переставал существовать, оставляя меня наедине с болью и пустотой.
День длится бесконечно. Я жду сообщение от Натана или от миссис Трейнор, но так ничего и не получаю. Сама писать не хочу. Не могу.
Мысли. Они затягивают меня в те дни, когда я была счастлива, и приносят неимоверную боль, показывая мне «прошлую» жизнь. Мне хочется рыдать, но никаких слез, лишь короткие вдохи и покачивание из стороны в сторону. Когда я опять вышла из оцепенения, за окном уже было темно, а мама, стоящая рядом, протягивала мне чашку с чаем. Трина сидела рядом со мной, и даже Том тихо что-то рисовал на листках цветными карандашами, боясь быть шумным.
И я не вытерпела. Я быстро выбежала на улицу, не заботясь о том, закрыла я дверь или нет. Невыносимо. Невыносимо находиться здесь, в комнате, когда стены на тебя давят, невыносимо оставаться со своими мыслями, которые приносят тебе боль, и ты просто не можешь вздохнуть. Летняя ночь встречает меня теплым воздухом, пропитанным дневным солнцем, звуком насекомых и птиц и ярким светом звезд. Темноту рассекают частые фонари и свет из окон. Убежать. Неважно куда.
И я повинуюсь неясному порыву, срываясь с места. Я бегу до тех пор, пока уже просто не могу вздохнуть, и боль в ногах приковывает мои ноги к земле. Я оказалась на холме, окутанном деревьями и моими давними прогулками с Уиллом. Какая ирония. Я не хотела находиться в тех местах, которые меня с ним связывают, а сама прибежала сюда.
– Ты не можешь со мной так поступить, Уилл!
Мой голос рассекает ночную тишину, и этот крик вырывается раньше, чем я успеваю подумать. И тут я падаю на землю, чувствуя, как слезы душат мое горло, а ночные огни давно расплываются, превращаясь в мутные пятна.
– Не можешь! Не можешь!
Еще один крик, переходящий в шепот. Я сижу на траве, обняв свои колени и тихо повторяю «не оставляй меня одну».
Я просидела на траве до тех пор, пока не поняла, что дрожь вызвана не рыданиями, а холодом и неизвестно когда начавшимся мелким дождем. Все тело затекло, больно было даже шевелиться, но я поднялась, борясь с желанием вскрикнуть. Я посильнее обняла себя, машинально заметив, что майка промокла. Я окинула взглядом открывавшийся мне вид и медленно поплелась домой. Неожиданный дождь в летнюю теплую ночь усилился, смешивая мои высохшие слезы с влагой капель.
Улицы и дома встретили меня отчужденным холодом, а свет от фонарей расплывался в отражении мокрой дороги. В моем доме было темно. Я тихо зашла, заметив, что время уже идет к трем. Даже если и родные не спят, то я благодарна им за то, что не расспрашивают где я была и как я себя чувствую. Потому что никак. Я поднялась к себе в комнату и, не раздеваясь, легла на кровать. Тусклый свет рассеивал темноту у кровати, а я, не заметив как, уснула.
Я почувствовала вкусный запах шоколадного пудинга, теплые лучи на моем лице и лениво открыла глаза. Я лежала в одежде, мои волосы превратились в спутанные безжизненные пряди, так что мой вид оставлял желать лучшего. Невесомые пылинки, освещенные лучами солнца, легко парили по комнате.
Я поднялась с кровати и вышла. Снизу доносились разговоры Трины, уговаривавшей Тома поесть, родителей, которые о чем-то спорили, и тихое бормотание дедушки, смотрящего передачу про скачки. Вокруг них царило умиротворение, некое спокойствие, которое передалось и мне.
– О, милая, – произнесла мама, увидевшая меня, – чаю?
– С удовольствием, – я улыбнулась и прошла в гостиную, упрямо игнорируя, что с моим приходом стало заметно тихо.
Это длилось недолго, и вот уже Том с криками бегает по комнате, а мама несет чашки с чаем, в то время как Трина несет шоколадный пудинг. Мы сели за стол, принявшись завтракать, периодически что-то говоря. Пудинг оказался превосходным, а чай приятно обжигающим. Вдруг я почувствовала вибрацию телефона.
Сердце пропустило удар, и мне показалось, будто я не дышу. Сообщение от Натана: «В дом Трейноров. Срочно». Хорошего настроения как и не бывало. Кусочек пудинга встал в горле, а меня всю сковала неприятная тревога. Ну что еще?
– Лу, ты куда? – произнес папа, когда я встала из-за стола.
– Я… мне нужно идти. К Трейнорам. Я скоро вернусь, – и, пока они не успели ничего сказать, я выбежала из дому.
Мое сердцебиение участилось, в ушах стоял непонятный гул, а мысли были до противного пустыми. Они уже вернулись с Швейцарии? Что сейчас нужно? Помочь убрать дом?
Разные вопросы терзали мое сознание по дороге к Трейнорам. И вот нужный дом, от которого у меня сковывается все нутро. Я пыталась унять дыхание и частые удары сердца, но все было тщетно. Волнение и страх полностью поглотили меня. Я еще не готова.
И вот дрожащая рука поднимается над дверью, чтобы постучать. Секунда длится вечно, вызывая желание побыстрее сбежать.
– Луиза, – дверь открыла миссис Трейнор, чье лицо было очень осунувшимся, но умиротворенным. – Здравствуйте, проходите, пожалуйста.
Я зашла вслед за ней, пытаясь унять сильную дрожь и внезапные слезы. В гостиной стояли мистер и миссис Трейнор, а в дверном проеме коридора стоял Натан. Тишина была давящей, они ничего не говорили, и мне казалось, я схожу с ума. Они смотрели на меня и молчали. Шум в ушах был достаточно сильным, но я уловила какой-то звук. Тихое жужжание. До боли знакомое. Я удивленно уставилось на Натана, который был а-ля статуя и ничего не говорил. Но мне не могло показаться! Я закрыла глаза, шумно вдохнула и вновь сосредоточилась. Нет, я определенно слышу шум!
Движимая внезапным порывом я бросилась в коридор, протискиваясь мимо Натана. И тут я увидела его. Уилла. Все было до дикости нереальным, что я не могла верить своим глазам. Но это был он, ухмылявшийся своей фирменной улыбочкой, глядя на меня. Я стояла как вкопанная, из груди вырвался сильный всхлип, а из глаз хлынули слезы.
– У…Уилл? – неверяще произнесла я. Все это походило на плохой сон, который поутру принесет мне только боль.
– Как вы сообразительны, мисс Кларк, – улыбка не сходила с его лица, становясь все шире.
– Но ты же… – я оглянулась на миссис Трейнор и осеклась.
– Ничуточки, – весело ответил Уилл. Вся эта ситуация сильно его забавляла, что не скажешь обо мне. – Я здесь, жив и здоров. Относительно, конечно.
И тут меня будто окатили ледяной водой.
– Ты! Да ты хоть знаешь, как я себя чувствовала последние дни? – я ближе подходила к креслу Уилла, крича до хрипоты, разрываясь рыданиями. – Я думала, ты мертв! А ты тут сидишь и ухмыляешься! Я безумно на тебя зла, чтоб ты знал, Уилл Трейнор!
Моя злость утихала по мере того, как я подходила к нему. И тут я бессильно упала к нему на колени, неуклюже обнимая руками и стараясь унять слезы.
– Я тоже рад тебя видеть, Кларк, – улыбался Уилл.
Я отпрянула, заглянула в его глаза и томно поцеловала. Будто только так я могла убедиться в том, что Уилл жив, что он рядом со мной.
– Но почему ты не?..
– Ты меня убедила, Кларк. Я все время, находясь в клинике, думал о тебе. Не мог же я умирать, не попрощавшись с тобой.
– Опять эти твои шуточки, – я легко пихнула его в бок и тихо засмеялась.
В комнате, наполненной долгожданным спокойствием и счастьем, все, вторя нам, тоже рассмеялись, сквозь слезы. Я улыбалась до боли в щеках, все еще трудно веря, что Уилл – не исчезнет. А затем его лицо стало непроницаемо серьезным, и я ненароком подумала, что я сделала ему больно.
– Луиза Кларк, – медленно растягивая слова в своей манере, начал серьезно Уилл, – Ты единственная причина, по которой я буду жить.