Избрана судьбой

После этого на острове долго царил оживленный гул, как будто туда слетелась стая пчел. Все ребята негромко переговаривались между собой, но какие-то определенные голоса в общем шуме выделить было сложно. Одно я чувствовал совершенно ясно: все бывшие соратники безмерно рады моему возвращению. Радовало и то, что ни один из ребят не выказал желания уйти с корабля, как это сделал я. Никто не завидовал моей свободе. А, хотя, чему завидовать? Да, я не обязан все время сидеть на судне и периодически рисковать головой. Но что с того? Что отличает меня от тех же близнецов, к примеру? Да ничего. Важно ведь не то, принадлежишь ты к команде Эрнесто формально или являешься лишь ее другом. Важно то, куда рвется твое сердце. А мое, как было, так и осталось здесь, среди верных друзей. Нет, конечно, полноправной хозяйкой этого самого сердца еще год назад стала удивительная, волнующая и прекрасная Виолетта Кастильо. И ради нее я готов снова оставить корабль. Но беда в том, что постоянные поединки, драки и жизнь, как на вулкане, заложены у меня генетически. То, что я так рьяно рвусь на корабль Эрнесто, является отчасти зовом крови — чувством не менее сильным, чем зов сердца. И все же я готов противиться этому самому зову, стоит Виолетте только попросить. Но я не мог не признать, что скучал по своим друзьям, по этой сплоченной команде, по Эрнесто и Габриэлле. Все здесь было привычным, родным и милым сердцу. Да и нравилось мне сражаться. Я не любил убивать, но любил драться за правое дело. За то, во что верил. А музыка? Что музыка? Бесспорно, я любил ее с раннего детства, и свободное время уделял именно ей. Но все это было лишь фоном. Музыка никогда не заменит всех этих сражений, вооруженных столкновений. Никогда гриф гитары в руке не заменит знакомой прохлады ножа. Никогда ни одна мелодия не заменит звуков битвы — разгоряченного дыхания, воинственных возгласов, звона ножей. И никогда ликование после удачного выступления не заменит сладкого послевкусия победы. Особенно, если эта самая победа обошлась без жертв. Можно быть воином и иногда выделять время для музыки. Но чтобы музыкант на уровне хобби занимался боями — это ненормально. Да и музыка для меня всегда была вторичной средой. Тем не менее, я готов стать тем, кем захочет меня видеть Виолетта. Если придется сражаться за нее, сражусь. Если придется петь для нее, спою. Она захочет видеть рядом с собой сильного воина, который не даст ее в обиду, — я буду таким. Она захочет, чтобы с ней был ранимый чувствительный музыкант — я буду им. Почту за честь измениться ради нее. Пойду за ней куда угодно — хоть в Ад. Брошу к ее ногам весь мир… Наконец, когда голоса начали затихать, Эрнесто дал команду отбоя. И сейчас же лагерь наполнился знакомой суетой. Пока повара уносили кастрюлю и мыли посуду, повседневные работники разматывали спальные мешки. А мы с близнецами тем временем повели девочек к озеру, которое обнаружили во время осмотра острова. Нам ведь нужно было привести себя в порядок. Пока Виолетта с Габриэллой плескались в прохладной воде, мы с близнецами тактично отвернулись, а потом проводили их обратно к лагерю. Затем, пошло основное звено и Эрнесто, которые уже разложили спальники. После них — повара, которые тоже закончили возиться с посудой. Последними отправились на водные процедуры мы с близнецами. — Ох, как я сегодня устал! — пожаловался один из братьев, когда мы, раздевшись, заходили в воду. — И не говори, — поддержал его второй. — Работа, разведка, да еще и этот веселенький в кавычках разговор… — Эй, вы же сами рвались узнать, как мне удалось вернуться с того света! — пошутил я. — Не смешно, — возразил тот, что стоял ближе. — Видел бы ты, что с нами все это время было! — Вот именно, — подхватил его близнец. — Эрнесто несколько недель ходил потрясенный, да и после почти не улыбался. А уж Габриэлла… — Да ни один член команды не сумел сдержать слез! — продолжил первый. — Даже самые, казалось бы, черствые тихонько плакали по углам! Это он про одного конкретного члена команды, пятнадцатилетнего Женаро, понял я. Самый молчаливый из нас. Впрочем, оно и понятно. Мать бросила своего грудного сына на крыльце монастыря, где к нему относились, как к рабу и лишнему рту. Женаро продержался там до восьми лет, а потом просто взял — и ушел. Он жил на улице, лазал по помойкам, спал в картонных коробках или, вообще, на голой земле. Потом связался с шайкой местных карманников и несколько лет жил с ними. А однажды мы пополняли запасы в том городке, где Женаро, собственно, жил и увидели, как какой-то мальчишка вытаскивает кошелек у пожилой дамы. Он немедленно был нами пойман, допрошен, а затем, принят на корабль. И ему здесь определенно нравилось больше, чем где-либо. Но сам Женаро никогда об этом не говорил, держался чуть в стороне от остальных и редко улыбался. Впрочем, это и неудивительно после того, что паренек пережил в детстве. — Ой, прекратите! — отмахнулся я. — Вы ведь знаете историю Женаро. Да и со мной он всегда был в хороших отношениях. — Ну, конечно, — хмыкнул первый близнец. — Это ведь ты дал ему надежду на лучшую жизнь. Я залился краской. Честное слово, не люблю об этом говорить! Ну, да, это я, выслушал Женаро, первым спросил у него, не хочет ли он присоединиться к нам, рассказал о корабле и, можно сказать, протянул руку помощи. С тех пор он доверяет только мне. Лишь я знаю все его страхи, переживания и то, что мечта всей жизни паренька: найти свою мать и посмотреть ей в глаза. И это нормально. — Тем не менее, — заметил второй из братьев, — мы не думали, что этому суровому мальчишке тоже будет тебя не хватать. Но как он рвался тебя искать, как вместе с Эрнесто всю ночь простоял на коленях у обрыва, как потом забивался в самые темные углы, всхлипывая! — Эй, хватит разводить трагедию! — захихикал я. — Пойдем лучше, не то придется спать на земле! Впрочем, вернувшись в лагерь, мы обнаружили там достаточно свободных спальных мешков, потому что многие до сих пор обсуждали наш разговор, собравшись стайками. Я знал, что Эрнесто запросто может их разогнать, но, также, понимал, что мой друг хочет дать соратникам переварить известия. — Феде, сюда! — позвала меня Виолетта. Я послушно подошел, с улыбкой наблюдая, как моя подруга неумело забирается в мешок. Естественно, ведь раньше она не спала под открытым небом. — Может, лучше тебе лечь на корабле? — мягко спросил я. — Да нет, все в порядке, — улыбнулась девушка. — Но все равно спасибо. — Ладно, — вздохнул я. — Тогда давай, помогу. Наконец, мы оба легли. Над лагерем все еще шелестели голоса не наговорившихся ребят. А между мной и Виолеттой несколько минут царило молчание. Я понимал: моей подруге нужно время, чтобы принять правду обо мне, но не мог не задать вопроса, который терзал меня. — Вилу! — позвал я, наконец. — Да? — тихо откликнулась девушка. — Как ты? Ну, теперь, когда знаешь, кто я? — Ты хотел спросить, не считаю ли я тебя чудовищем? Нет, не считаю, и с тобой не согласна. — Почему? — Потому что это не так. Эрнесто прав, ты слишком много от себя требуешь. Ведь бывают случаи, когда жертв не избежать. И потом, ты никогда не убивал, если у тебя был выбор! Ты… — Ошибаешься, Вилу, — убито вздохнул я. — У меня был выбор. Возможно, не всегда, но однажды точно был. Когда я вонзал нож в грудь психопату, выколовшему Габриэлле глаза. Я ведь мог и не убивать его, а просто оглушить. Ну, скажем, врезать по затылку со всей дури или… — Тогда он убил бы и тебя, и ее! — возразила Виолетта. — Ты спасал человека, который тебе дорог! Я же вижу, ты любишь Габриэллу! — Люблю, конечно. Но убивать человека ради любви, по-моему, аморально. — Феде… — Подожди. Ты еще не все знаешь. Самое ужасное, что я смотрел, как этот урод истекал кровью, как в глазах его гас свет. Смотрел и чувствовал, что мне его совершенно не жаль. Я даже был несколько… рад, что все-таки прикончил его. Это было похоже на какое-то… кровожадное удовлетворение. Я — чудовище, Вилу, и спорить с этим бесполезно. — Феде, послушай меня! — горячо заговорила Виолетта, повернувшись на локте. — Ты — никакое не чудовище! Я это знаю! Да, ты был рад убить того психопата, но это нормально. И посмотри на свое поведение сейчас. Ты до сих пор не можешь себя простить, а это очень ценно. Сердце у тебя там, где нужно! А что до твоего, как ты выразился, кровожадного удовлетворения, то это — всего лишь последствие того, что тот ублюдок сделал с Габриэллой! Я вздохнул, будучи все-таки не совсем согласным с Виолеттой. Тем не менее, ее не пугают мои ужасные поступки, а уже это почти заставляет меня летать. Конечно, мне никогда не добиться ее любви, но я не мог сдержать улыбки уже от того, что эта девушка рядом и не считает меня чудовищем… — Спасибо, Вилу! — искренне поблагодарил ее я. — Для меня это, правда, очень важно! — Да, — вздохнула она. — Кстати, Феде, а что бы ты сделал с тем уродом, причини он вред мне. В голове у меня возникла ужасающая картина, которая немедленно отозвалась болью в груди. — Да я бы, вообще, от него мокрого места не оставил! — почти прорычал я. Секунду спустя, однако, до меня дошло, что я сказал, и стало как-то неудобно. Ну, что это такое, в самом деле?! Виолетта меня не любит, а я тут развел, понимаешь! Ромео доморощенный! Вот, что она теперь подумает?! — Вилу, я… Прости! — Нет, это ты меня прости! Я не должна была спрашивать! Не знаю, что на меня нашло! — Вилу, но тебе не за что извиняться! Ты можешь задавать мне любые вопросы! — Просто… Обещай, что не будешь смеяться. — Клянусь! — Я немного приревновала, — почти прошептала Виолетта. Даже в слабом свете затухающего костра было видно, что она густо покраснела. И, похоже, у меня вид был не лучше. Внутри все пело от счастья, а мозг был совершенно сбит с толку. Что происходит?! Ведь я уже не один раз убеждалась в том, что Виолетта меня не любит! Так что означает ее ревность?! Стоп! Ну, конечно! Какой я глупый! Ведь ревновать друг друга могут не только влюбленные! Просто Виолетта ко мне привязалась — вот и все! Она долгое время думала, что является моей единственной подругой. А тут выясняется, что есть еще одна девочка, которая имеет право сокращать мое имя, шутить со мной и обнимать меня. Естественно, в голове у нее возник вопрос: кто из них мне дороже. И это нормально. Господи, ну, почему же так больно?! Ведь я давно смирился с тем, что Виолетта никогда не увидит во мне никого, кроме друга! Так что же, в таком случае, со мной происходит?! И угораздило же меня так влюбиться! — Почему ты молчишь? — подала голос Виолетта. — Я что-то не то сказала? — Ты всегда говоришь то, что нужно, Вилу, — ответил я. — Это на меня раздумья накатили. — О чем? — О твоих словах, разумеется. Думаю, что ревность, которую у тебя вызвала Габриэлла, вполне нормальна. Хотя, у тебя нет причин беспокоиться. — Ну, да, именно поэтому ты сокращаешь ее имя, — поддразнила Виолетта. — Я и имя Эрнесто сокращаю, — покачал головой я. — Он мне такой же друг, как Габриэлла. — Постой! Друг? Я думала, вы с ней… Я расхохотался. Мы?! С Габриэллой?! Она что, серьезно?! Да еще и обижается на то, что я сокращаю ее имя! Это она еще «Котенка» не слышала! Но тут мой смех прервался, потому что до меня, наконец, дошло, ЧТО сказала Виолетта. Она думала, что Габриэлла нравится мне, как девушка, поэтому ревновала?! Вот, теперь я совсем ничего не понимаю! Так, все, хватит! Пора спать, а то, не ровен час, у меня начнутся галлюцинации! Или уже начались… — Вилу, давай все обсудим завтра, хорошо? — вздохнул я. — Скажу только, что Габриэлла мне, как сестра, не больше. А теперь, пожалуйста, давай спать. — Хорошо, — мигом согласилась Виолетта. — Только если я вдруг закричу или… — Не волнуйся. Я буду рядом и успокою тебя, как вчера и позавчера. Кхм… А после всего произошедшего, мы стали куда более спокойно говорить об истории, в которую вляпались. Да уж, по сравнению с моим прошлым, мир волшебников, и впрямь, казался более привлекательным. — Феде, а если мое перемещение сегодня? — испуганно спросила Виолетта. Я обмер. А ведь верно. Ее может перенести сегодня и прямо в лапы к Волан-де-Морту! Нет, я этого не допущу! Что там говорил Дамблдор? Не прерывать физического контакта? Что ж, хорошо. Конечно, заснуть я, наверное, не смогу, но это и неважно. Я на все готов, лишь бы защитить ее… — Вилу, — неуверенно начал я. — Есть только один способ сделать так, чтобы ты перенеслась в безопасное место, а не прямо к Волан-де-Морту. Прошлой ночью во сне я говорил с Дамблдором, и он сказал, что мы не должны прерывать физического контакта. — Может, тогда нам лечь поближе? — предположила Виолетта, пытаясь подвинуться прямо в спальнике. — Не надо, — остановил ее я. — Есть вариант проще и надежнее. С этими словами, я выпростал одну руку и протянул ее подруге. Мгновением позже наши пальцы переплелись. Конечно, эмоции тут же хлынули упрямым потоком, как бы я ни пытался их остановить. Увы, это все — моя дурацкая безответная любовь…