***
Завтрак прошел по обычному, но вот после него было кое-что по интереснее… POV Антонио Карьедо Джулия предложила нам провести три часа с грехами. Итак, сначала, Иван, как и я (что поделать?) был не согласен. Ведь верно, не дай Бог убьют! На мне вчера опыт был поставлен, и да, пуля настоящая… Чуть головы не лишился… Но если Джу захотела, то значит так и будет. Меня то легко уговорить, Ивана еще легче, и поэтому сейчас мы сидели в гостиной кто в кресле, кто на диване, а кто на полу, как я. Джулия зачем-то двигала шляпу то вправо, то влево. Наконец, она прекратила и начала говорить. — Я решила, что мы должны лучше познакомиться, ведь грехи у нас будут жить какое-то время, и я хочу, чтобы они чувствовали себя более или менее нормально. И да, даже если грех один раз доставил неприятности или попытался убить, — на этих словах все посмотрела на меня, а потом на Гнева, который держал револьвер. — Мы должны быть дружелюбны. Так что я решила, чтоб все было честно, я перемешала все имена, и в этой шляпе все ваши имена или названия, я достаю бумажку и озвучиваю имя. Ну что же, начнем! Она вновь начала трясти шляпу и остановилась. Сунула руку в шляпу и, достав бумажку, громко объявила: — Антонио, ты тот, кто может спокойно выбирать комнату, где ты будешь общаться с выпавшим тебе грехом. И так, сам грех… — она вновь достала из шляпы имя и это… — Франциск, или Похоть! Что ж, прошу вас, выбирайте место, — я встал, и подошел к двери в сад, открывая ее, ко мне подоспел блондин, ярко улыбаясь. Мы зашли в сад. — Bonjour, я Франциск Бонфуа, и чую все душой, что ты испанец! — он протянул мне руку для пожатия. — Верно подметил. Антонио Карьедо, можно просто Тони, — я пожал ему руку, и тоже улыбнулся. — О-хо-хо, и каково это, с Людвигом в одной комнате? Наверное, опять пишет что-то у себя там на этих бумажках! — он смотрел в клумбы с цветами и резко ускорил шаг, подходя к кустам с розами. — Что я вижу! Розы, м-м-м, так еще и белые! Люблю розы! — в глазах читалась явная радость. — У нас и красные найти можно, если захотеть, — сказал я, подойдя к Франциску. — Я красные не очень люблю, просто приходится, а вообще, я люблю белые, ведь они отражают всю мечтательность людей, и они такие нежные! — Хах. А почему красные не любишь? — мне серьезно стало интересно. Это же Похоть! Он просто должен любить красные! — Ну… они отражают кровь и мучения человека… да и если я Похоть, то это не должно значить, что я должен просто брать и рвать розы направо и налево! Я все-таки имею мозги! — он посмотрел в небо. — Ни единого облачка, прекрасная погода, да? — Ага, только у нас в Испании в это время было так жарко, что иногда я просто тихонько сидел около речки, и устало смотрел на резвившуюся ребятню, после долгой работы. Приятные воспоминания… — как-же у меня сердце пело, когда я вспоминал об своей родине… — У нас во Франции, скорее всего, тоже было-бы жарко, но не так как у вас… Ха-ха, вспоминаю эти живописные места Родины… — он сел на скамейку, радостно вдыхая воздух. — Видно, ты и не так плох, — я тоже сел на скамейку. — Грехи все не плохи, вернее, их олицетворения, ведь мы же тоже люди… Мы тоже можем любить, и заботиться… Как же я хочу вновь увидеть Мэтти… эти большие, красивые, аметистовые глаза… неуклюжую улыбку… радость на устах… — он с печальной улыбкой посмотрел на ромашки. — Он так похож на эти ромашки… Как же я скучаю, Мэтти… Последние слова он прошептал. А улыбка счастливая, сменилась на грустную. — Видно, он был тебе дорог, да? — я склонил голову набок. — Очень… — Понимаю тебя… у меня брат был, хоть и двоюродный, он сейчас в Португалии живет, и я был бы рад с ним вновь встретиться, ведь я тоже скучаю по нему… — я опустил голову. Сразу же вспоминал улыбку Андреса. Если бы не он, я бы тогда не выжил… — Одна печаль на двоих? — он посмотрел на меня. — Ты прости Ловино за вчерашние событие, просто он вспыльчивый малый, а еще терпеть не может, когда его милым зовут, для него это позор, — он рассмеялся. — Ну, теперь мне ясно, чего он выстрелил в меня. Ты хороший собеседник, Франциск, — я облокотился об спинку скамейки. — Можешь просто Франц, если хочешь, — закинул ногу на ногу, и спокойно стал о чем-то думать. — Хорошо, если тебе так удобно… Франц.***
Как оказалось, Франц может быть отличным слушателем и рассказчиком. Он помог близнецам наконец дописать их песню. Назвали они ее, как ни странно, «Каприччио Фарс». С Бонфуа я, можно сказать, подружился и спокойно мог находиться в его обществе, даже не боясь смерти, или обеспокоено поглядывать на него. Как оказалось, у нас много общих тем, на которые можно поговорить. На время, пока мы просто общались, я, честно если, даже забыл о том, что он грех. Для меня он был тогда… другом? Не знаю даже… Но точно не тем, кто вызывал у меня отвращение, как другие грехи. Он внимательно слушал, и рассказывал. Я даже и не верю, что Франц — похоть. Но время окончилось, был уже обед, и я сел за стол рядом с Францем и тихонько стал с ним перешептываться, спрашивая о характере каждого из грехов. Нужно знать врага в лицо! Я узнал от Франца, о тех кто меня больше всего интересовали, а вернее, Гордыня, Гнев и Алчность. Про себя он уже рассказывал. Я узнал, что Гнев и Алчность связаны своей историей, но не узами хоть какими-то. Характер же их сильно отличался. Если немец, как оказалось, ходил с кирпичной миной, то итальянец (второй!) ходил всегда с эмоциями на лице, чаще всего с раздраженным лицом. Ловино было легко вывести из состояния равновесия, в то время пока Людвига невозможно. Вообще. Просто невозможно. И, как ожидалось, у этих двоих холодная война. А вот про Гордыню Франц рассказал все. Что нужно, что не нужно, просто рассказал по моей просьбе. И, честно если, то меня как-то интересует этот Ловино… Что-то он точно скрывает… Pov Рассказчик. Вечер прошел интересно. Ведь кому-же не будет интересно послушать сплетни? Да и люди с грехами подружились. Это ведь так здорово! А Элли и Элеонор готовят новую песню, чтобы спеть. Что-то интересное, это явно…