Ты

Я помню, как по твоему лицу текли слёзы Когда я сказал, что никогда не отпущу тебя Когда тени почти уничтожили твой свет Я помню, ты сказал: «Не оставляй меня здесь одного» Но это все ушло, испарилось сегодняшней ночью Просто закрой глаза Солнце уже садится С тобой всё будет хорошо Никто не сможет причинить тебе боль Пробиваются лучи утреннего света Мы с тобой будем в целости и сохранности Милый, разве ты не выглянешь из своего окошка? Всё горит в огне Война за нашей дверью пылает с новой силой Держись за эту колыбельную Даже когда музыка стихнет Просто закрой глаза Солнце уже садится С тобой всё будет хорошо Никто не сможет причинить тебе боль Пробиваются лучи утреннего света Мы с тобой будем в целости и сохранности... Taylor Swift feat. The Civil Wars - "Safe & Sound"

Бечено Перед глазами световыми кляксами расцветает тьма. В ушах гремят взрывы, и крики раненых ввинчиваются в висок. Он чувствует вкус крови на губах и запах сырой земли. На зубах скрипит песок. Ему холодно, словно в ледяном гробу. Ни двинуться, ни пошевелиться. Волны качают его в своих объятиях и смыкаются над головой. Легкие горят, он не чувствует своих рук, не чувствует ног. Его разорвало взрывом и похоронило на дне реки, под грудой железа. Он мертв, а колыбель все укачивает его. Волны холодные, ласковые и такие осторожные, что он совсем не против быть похороненным в их объятиях. Только что-то идет не так. Что-то неправильно. Его безбрежный океан отступает. Он останавливается, заставляя тело замереть на чем-то мягком. Кожа горит и покалывает, его мышцы ноют, словно после изматывающей простуды в январе. И со всем этим медленно возвращаются остальные ощущения. Боль, жажда, голод и безмерная усталость. Ему так трудно поднять веки, но это нужно сделать. Он не имеет права спать, пока другие в опасности. Он должен помочь, должен предупредить. Когда сознание снова собирается воедино, первое, что Стив чувствует - это чужой пристальный взгляд. Открыть глаза удается с трудом. Комната плывет перед глазами, а тело почти не чувствуется. Если вспомнить то, как его потаскало накануне, то не остается сомнений в действии обезболивающих. Судя по ощущениям, он накачан ими под завязку. Когда комната, наконец, перестает вращаться, Роджерс обводит взглядом окружающее пространство. Обшарпанная комната с пожелтевшими и сползшими местами обоями, поломанная мебель и потертый продавленный диван. Заколоченные и обклеенные газетами окна. Матрас, на котором он лежит, далеко от них, под стеной. Стив до самого подбородка укутан в теплое старое колючее одеяло. А рядом стул с облупившейся краской. На нем лежат окровавленные бинты и раскрытая, полуиспользованная аптечка. У окна стоит стол, заваленный огнестрельным оружием и ровными рядами тактических ножей. Стив бездумно смотрит на этот поистине пугающий арсенал и вяло думает о том, что Наташа бы оценила все это. А ему пора выбираться отсюда. Но стоит ему только пошевелиться, как тень, до этого замершая в углу комнаты, дергается. От резкого движения у Стива в глазах темнеет, но он, окаменев, смотрит на мужчину в черном тактическом костюме. И стоит увидеть блеск металлической руки с алой звездой, как по спине ползет холодок. Это тот самый мужчина, которого он видел тогда. Это ему его собирались отдать после. Стив не глуп и даже в таком состоянии он пытается просчитать свои шансы. Он ранен и ослаб после опытов. Оружие далеко, и он абсолютно не уверен, что справится с этой горой литых мышц. Но проходит минута, две, а он не двигается. Стив чувствует его сосредоточенный взгляд. Тот смотрит, сохраняя молчание, и словно сам ждет его действий. Роджерс прищуривается, но тени почти скрывают лицо. - Кто ты? - во рту сухо. - Солдат. Голос у мужчины хриплый. Словно он не пользуется им очень давно. Но есть в нем что-то такое, что знакомо Роджерсу. Он не понимает что, но до боли всматривается. - Где мы? - В безопасности. Конспиративная квартира. Адрес бывшим кураторам не известен. Текущее состояние: полная боевая готовность. Стив все еще тормозит после лекарств, но это явно отчет. Он поднимается, опираясь на локти, и хочет уже сесть, как мужчина резко подходит ближе и хватает за запястье. Роджерс дергается от прикосновения и поднимает глаза. Стоит ему это сделать, как он чувствует уходящую из-под ног землю. Слух режет резкий гул. Пальцы холодеют и в ответ вцепляются в удерживающую его руку. Он смотрит, широко распахнув глаза, и чувствует, как задыхается. - Баки... - он хрипит, не в состоянии вдохнуть. Его легкие горят, не в силах прокачать воздух. Сердце стучит у самого горла, а зрение мутнеет. У него паническая атака. Чертова паническая атака! Она готова перейти в сердечный приступ, когда брови Солдата так знакомо хмурятся. - Какой, к черту, Баки? Вот это уже персональный финиш Роджерса, его трясет. Он готов захлебнуться, когда на перетянутую эластичным бинтом грудь осторожно ложится теплая ладонь. До него долетает монотонно считающий спокойный голос. Стив вслушивается в него и не сводит глаз с родного лица. Слишком взрослого, слишком другого. С сеткой морщин вокруг глаз и в уголках губ. Слишком цепкие, оценивающие глаза. Такие же, как и у Наташи, ведущей цель. И в его длинных волосах седина. Но это он... Это он. И Стив задыхается. - Ты здесь... - он цепляется изо всех оставшихся сил в руку на своей груди и снова начинает дышать, - ты здесь... Какого черта?! Он сделал что-то не так? Какой-то триггер? Последствия опытов Стракера? У Цели болевой шок? Солдат не понимает в чем дело. Все протоколы безопасности были соблюдены. Квартира нигде не светилась. Он сам ее нашел, сам укрепил. Деньги, оружие и поддельные документы тоже хранились здесь. Правда, он не помнит, когда это было. Но у Солдата на редкость паршивая память, и он уже давно привык не полагаться на нее. Вместо нее его ведут инстинкты. Он принес Цель в убежище, обработал раны в рамках тех медицинских навыков, которые имел. Он трое суток не отходил от постели горящей в лихорадке Цели и вел круглосуточное наблюдение, готовый сорваться в любую минуту. Увезти Роджерса подальше, спрятать его еще лучше. Потому что этот Роджерс - просто невозможное задание. Вечно вляпывающееся в самое опасное и самое безумное. И спрашивается, куда смотрят эти Мстители доморощенные? Они уже дважды теряли этого неправильного Капитана. А он сделал все правильно и больше глаз не спустит с него, пока его не вернут в прежнее дуболомное состояние. Только сперва откачает. Но с Целью что-то не так. Цель так странно смотрит на него и зовет этим непонятным именем. У Солдата нет имени. У оружия нет ни имени, ни эмоций. Первая заповедь Гидры, вбитая ему с кровью и болью. Но голос Цели заставляет думать по-другому. И имя, произнесенное таким тоном... Его хочется присвоить. Хочется услышать снова. Солдат смотрит в глаза Роджерса и продолжает считать. Он слышит чужое сердце и, впервые за все те годы, что он помнит, чей-то пульс начинает биться ровно под его ладонью. Цель держит его ладонь холодными тонкими пальцами и продолжает смотреть. И это... приятно. Роджерс продолжает что-то шептать и тогда, когда Зимний незаметно колет ему очередную дозу снотворного. Это полезно для него и для перегруженной системы Солдата. И, пока Цель спит, у него есть время для холодного анализа ситуации. Во временной базе есть все для полноценного обеспечения безопасности и периода реабилитации для Капитана. Но Солдат не тешит себя иллюзией покоя. Их счетчик продолжает тикать. Его бывшим кураторам понадобится недели две, для перегруппировки и продолжения преследования. В последнем он даже не сомневается. Нужно будет перевезти Роджерса, когда тот более-менее оклемается. О возвращении к Мстителям даже нет мысли. Они - кучка некомпетентных, неорганизованных идиотов с сомнительной биографией. За окном снова льет дождь. Монотонно бьет по стеклам и раскатами гремит над крышей. Его влажный запах проникает сквозь заколоченные окна, и вместе с ним приходит холод. Солдат приносит еще два старых пледа и потеплее укутывает ими тихо посапывающую Цель. Роджерс всегда мерзнет, особенно будет хуже зимой. Тогда он будет болеть неделями, и нужно отпрашиваться с работы, чтобы побыть с ним. А ведь денег и так не хватает на лекарства. Придется продать куртку. Он все равно не мерзнет, а Стиву нужны лекарства. Только бы эта зима вышла теплой. Стив все еще не отошел от простуды... Солдат встряхивает головой и пытается сосредоточиться. Запрос: «Что это было?». Запрос остается без ответа. В голове все еще гуляет странное эхо, а перед глазами спокойное лицо Цели. Синяки почти сошли, а в уголке губ все еще запекшаяся кровь. Зимний садится ближе и, удобно положив М6 на колени, готовится к долгой бессонной ночи. Цель спит, укутанная в тепло, и не мерзнет. Мерное дыхание успокаивает, и Солдат начинает дышать с ним. Вдох... выдох... вдох... выдох... Эта зима сколько хочет может быть лютой, Стив больше никогда не будет мерзнуть... Это не оказывается сном, даже когда он просыпается во второй раз. Баки здесь и точит свои керамбитовые ножи. А он жадно рассматривает его, даже не пытаясь скрыть это. Он почти не дышит и сходит с ума. Ему безумно жарко, и когда он осознает почему, то вцепляется в эти одеяла так, словно их кто-то отберет у него. Он знает, что его заметили с самого начала, но благодарен за несколько минут паузы. Ему нужно это время, чтобы осознать и понять. В его голове вертятся сотни вопросов, на которые нет ответов, и один-единственный, который грызет глотку адской болью. Почему он все эти годы был у Гидры? Он был у них, и они разрушили его. Они отняли все, что было у них, и Стив позволил... У него перед глазами мутная пелена, которую никак не удается сморгнуть. Стив глотает ком в горле и глубоко дышит, пытаясь успокоиться. Еще один приступ ему совсем не нужен. Солдат словно чувствует это. И когда Стив снова поднимает глаза на него, то тот совсем близко. Опускается на пол перед ним. Очень медленно, не делая никаких лишних движений. Словно пытается не спугнуть. Стив ломано улыбается этой осторожной попытке и, наконец, размыкает сухие губы. - Ты спас меня, - это даже не вопрос. - Так точно. - Почему? - Цель. - Что? - Стив хмурится, не понимая. - Ты - Цель. Приоритетное задание - защитить, - Солдат скуп на слова и выдает все отчетом. - Чей приказ? - Неизвестно. Сброс предыдущего задания. Протоколы изменены. Новое задание - защита, - Солдат говорит все это, выпутывая его из одеял и осматривая его повязки. Стив даже не думает сопротивляться. Он послушно позволяет осмотреть себя и поменять повязки. Баки снова молчит и не поднимает глаз. - Как тебя зовут? - У оружия нет имени. - У всех есть имя. Как твое имя? - Не является существенным, - отрезает Зимний и, снова укрыв нахмурившегося Стива, ставит на стул рядом тарелку с бульоном, - нужно есть. Зафиксированы повреждения костей, сотрясение мозга, истощение. Эта Цель - просто настоящий геморрой. Запрос: «Откуда он знает о геморрое?». Задает глупые вопросы и отвлекает его. Сказано же ему, что нет у Солдата имени. Он родился без него. Но Капитан упрямо выпячивает подбородок. Надо заметить, что не такой, как до этого, но все равно выглядит... знакомо. - Как твое имя? - из них двоих проблемы с памятью, кажется, были только у него. Хотя, у Цели было сотрясение и какое-то происшествие «до», когда его опять превратили в хлюпика ростом метр с кепкой. Частичное разрушение мозговой деятельности? Подзадача: «Нужно более глубокое обследование». - Солдат. - Слишком длинно. Я буду звать тебя Баки. Цель всегда была наглой, но это уже ни в какие ворота не лезет. Он что, пес, что ли? Более собачьей клички не нашлось? Хотя, с другой стороны, это удобно. Если они собираются затеряться среди гражданских, то ему и вправду нужно имя. - Баки... Может эта глупая кличка не так уж и плоха? По крайней мере, Цель произносит ее как-то особенно. Отчего по телу ползут странные мурашки. Но причина абсолютно точно в необходимости прикрытия! Солдат морщится и, отведя глаза, встает. - Делай как хочешь, - замерев в дверном проеме, не оборачиваясь, произносит он и уходит. Последующие дни у Солдата очень много работы. Уход за Целью, охрана периметра, пополнение припасов, покупка одежды, после которой он петляет по городу, словно заяц. Если слежка и была, то его через три минуты уже потеряли. Единственная непреодолимая подзадача: «Готовка!» Вот здесь Солдат завис. В Гидре этих навыков ему никто не вбивал в основную программу. Тактическая гибкость! Сухпаек и супы быстрого приготовления никто не отменял. Зимнего активировали в разное время, но больше всего ему нравится этот век. Не сказать, что прям счастье неземное, но достать можно все. Люди нового времени расточительны, что в его случае сейчас на руку. Гражданские стали беспечнее, позабыли о своей безопасности. Их ничему не научил ни приход Альтрона, ни нападение инопланетян, ни падение ЩИТа. Личные данные по-прежнему в свободном доступе. Телефоны прослушиваются, камеры фиксируют лица каждые пять секунд с самых разных ракурсов, и люди это даже не знают. Зимний фиксирует все это краем сознания. Запоминает и откладывает в сторону, для дальнейшего использования в задании. Гражданские - не его забота. Он не гребанный супергерой в обтягивающих лосинах. У него только одна Цель. Кстати о нем. Капитан идет на поправку так быстро, что даже удивительно с учетом того, что он хлюпик. Крайне раздражающий хлюпик, у которого напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Солдат зависает, как старый поломанный комп, после каждого такого раза. На четвертые сутки Роджерс больше не нуждается в передвижении на руках Солдата. На пятые сутки эластичные бинты заменяются обыкновенными. На шестые Зимний чуть не отправляет коту под хвост все свои усилия по спасению задницы этого блондинчика, чуть не пристрелив спросонья. Это не останавливает мелкого придурка, и следующей ночью, когда Солдат позволяет себе двухчасовой отбой, Цель опять меняет удобный матрас на его плечо. Это недопустимо. На полу холодно, сквозняк и жестко. В самый раз для Зимнего, и совершенно неподходяще для раненного Роджерса. Седьмые сутки он ложится рядом с Целью на матрас. Прикрывая его своим телом и ложась между ним и возможной опасностью со стороны выхода. Он вытягивается на боку с самого края и старается даже не соприкоснуться со смотрящим на него Стивом. У того глаза блестят в темноте и рука подложена под щеку. Его не смущает ни арсенал, с которым Солдат не расстается ни на минуту, ни цепкий взгляд серых глаз. - Тебе нужно поспать, - еле слышно шепчет он. - Отклонено. Состояние стабильное, отдых не требуется. Выполняется задание, - какого черта шепчет сам Зимний, неизвестно. Это правда. Ему не нужен отдых. Он успел поспать сутки назад, и сейчас главное прикрытие Цели. Это правильно, но почему-то глаза Роджерса становятся влажными. У него дрожат губы, дыхание поверхностное. - Ночью люди спят. Если он сейчас скажет, что не является человеком, это сильно расстроит Цель? Принимая во внимание все те разы, когда он делал правильно и почему-то Роджерс реагировал именно так, как сейчас, то ответ положительный. Недопустимо. Эмоциональное состояние так же важно, как и физическое. Капитан не должен распускать тут сопли. Из-за этого разболится голова. Как итог, разбитое слабое состояние с утра. Солдат молчит. Он смотрит на влажно блестящие голубые глаза и думает, что может позволить себе часовой отдых. Глаза закрываются сами, и Зимний даже не чувствует, как проваливается в сон, чтобы через пятнадцать минут вскочить от кошмара. Солдату часто снятся кошмары. Он никогда не помнит, что видит, но холод, ползущий по телу, и бешено бьющееся сердце еще долго не успокаиваются. В эти первые несколько минут Солдат намного опаснее. Его ведут только голые инстинкты. Он вскакивает, тяжело дыша, и все еще с мутным взглядом, когда обострившиеся реакции приходят в действие. Еле уловимое движение сбоку - и бросок моментален. Зимнему нужно еще несколько слишком долгих секунд, чтобы взять себя под контроль и вспомнить свое задание. И понять, что он лежит, придавив собой замершую Цель, и держит нож у беззащитного горла. Твою мать! Провал! Программа визжит и сдавливает виски невыносимой болью. Дыхание учащенное, у него рука дрожит. С его лицом что-то происходит. Он пугает Цель. Провал! Зимний дергается, когда на предплечья ложатся узкие ладони. В голубых глазах напротив нет ни капли страха. Они полны чего-то другого. Солдат не знает таких слов, не знает, что это такое, но ему хочется вырваться, отползти назад. Он не понимает. Нож выпадает из его рук. - Тише, все хорошо, - между тем, еле слышно говорит Роджерс, - это был просто плохой сон. Мы в безопасности, ты защищаешь нас. Все хорошо, задание в стадии выполнения. Ничем другим, кроме перегрузки системы, Зимний не может объяснить то, что происходит дальше. Цель, не отрывая глаз от него, медленно поднимается и, мягко положив ладонь на его грудь, заставляет Солдата повернуть их. Он послушно ложится на спину и позволяет Роджерсу улечься на него. Он вертится, пока не оказывается лежащим между раздвинутых ног замершего Зимнего и укладывает голову ему на грудь. Систему с треском коротит. Тело парализовано, мозг пытается функционировать, но Капитан гробит и эти попытки, когда вцепляется в его толстовку и уверенно произносит: - Я не кусаюсь, спи. У программы уже не просто перегруз, а жесткий ступор. Он открывает рот и... шумно захлопывает. Цель наглейшим образом снова посапывает. Это недопустимо, запрещено протоколами безопасности! На Солдате нельзя спать! Он жесткий, опасен для психики и здоровья Цели. Он должен защищать, а не позволять мальчишке укрывать их пледом. - Сопляк, - против воли вырывается у него. - Тупица, - сонно бормочет Цель и... это что? Он что... Трется лицом о его грудь? * * * Джеймс не помнит ничего из их прошлого. Ему не интересна собственная история. Он - Солдат, родившийся в застенках Гидры. Он спит редко, и даже если его удается уложить рядом, то в гости к нему приходят кошмары. Барнс не помнит своих снов. Стив уже не раз будил его и оказывался с ножом у горла. Он мало разговаривает, и каждый его ответ больше похож на отчет. Баки ходит в толстовке и потертых джинсах, но Роджерс уверен, что у того под одеждой минимум четыре ножа и два ствола. Он смотрит цепко и старается избегать окон. А еще он никогда не уверен, что делает все правильно. Боится сделать что-то неверно, разочаровать. Но еще больше он боится причинить боль. У Стива все еще перед глазами стоит его испуганное беззащитное лицо, когда Роджерс впервые разбудил его ночью. И это его Джеймс, который закутывает его ночью в три одеяла. Несет на руках в ванную, не позволяя опираться на раненную ногу. Не поднимая на него глаз, помогает умыться. Шипя ругательства на семи разных языках, готовит еду на старой плите обшарпанной кухоньки. Он покупает ему одежду и хмурится, когда серая толстовка виснет на нем, как на вешалке. Слишком большой размер, но Стив в него кутается и улыбается, как самый счастливый человек в мире. Баки всегда смотрит на него. Держит в поле зрения, словно что-то может случиться, если он отвлечется хоть на минуту. Еще через день он приносит карандаши и новый альбом в дорогом кожаном переплете. Стив смотрит на это сокровище, широко распахнув глаза, и, осторожно проведя по мягкой обложке, растерянно поднимает глаза на хмурого Джеймса. Молчание затягивается, и Барнс опускает глаза. А у Стива ком в горле. Он не знает, где и как Баки достал все это, но подарок так живо напоминает его старый альбом, который Джеймс купил на его день рождение в той, другой жизни. - Тебе не нравится, - еле слышно произносит Баки, и Стив видит, как каменеет его спина. - Нравится, - хрипло отвечает Роджерс и, прочистив горло, более уверенно повторяет, - очень нравится. Можно... можно мне нарисовать тебя? - Делай как хочешь, - он снова уходит к столу, где стоит ноутбук, и принимается сканировать периметр с установленных снаружи камер. Стив устраивается на своем матрасе и наносит первую темную линию на белом листе. Он краем глаза смотрит на обманчиво расслабленного мужчину, сосредоточенно смотрящего на монитор, и наносит новый штрих. Он рисует каждую деталь, каждую черточку. Словно по-новому узнает этого человека. Со скупыми жестами и суровыми чертами лица. Без того мальчишеского огня, которого больше нет. Холодной сталью глаз, которая режет острее любого ножа. Он рисует мужчину, в котором все еще живет призрак мальчика из Бруклина. Возможно, он не исправим, глуп и наивен, но его любовь не меркнет ни на йоту. Взрослый или юный, холодный и сломленный, не помнящий ничего и с ночными кошмарами. Невинный или виновный, какая разница? Ведь он нужен любым. Хорошим или плохим. Главное, что жив и рядом. Карандаш скользит по бумаге по новой линии, и Стив думает о том, что им нужно исчезнуть. Неважно куда и как, но настолько далеко, насколько возможно. Он слышал об отчетах о Зимнем Солдате и знает, что им просто не дадут быть вместе. Они снова попытаются отнять Баки у него. Только на этот раз он сделает все, чтобы не допустить этого. Эгоистично? Возможно. Только он не готов снова заплатить такую цену за покой мира. У него есть те, кто смогут позаботиться за него, - Мстители. А его время уже ушло. Войну и жизнь в этом веке он помнит размытыми фрагментами. Сыворотка, которая дала ему силы, выветрилась из крови. В нем нет больше необходимости. Его же задача сидит сейчас за столом и умиротворенно чистит свой SIG. Стив чувствует этот терпкий запах оружейного масла и пороха. Он рождает воспоминание о холодном снеге где-то в альпийских лесах и запахе крепкого табака, которым пахла синяя куртка, застегнутая на все пуговицы. Выстрел и пуля, просвистевшая у самого виска. Он спиной чувствовал пристальный взгляд, обращенный сквозь прицел винтовки. Он отдавал честь, зная, что это увидят, а ночью на привале на него будут орать. Неважно, что он больше не слаб. Неважно, на сколько вымахал и что может поднять мотоцикл с тремя девушками на нем. Для него он все тот же сопляк из Бруклина. Не Капитан, а просто Стив... Стиви... - С-тив? Все тот же хриплый голос, запинаясь, зовет его и заставляет вздрогнуть. Он переводит расфокусированный взгляд на напряженное лицо Баки и смаргивает воспоминания. Джеймс напряженно замер прямо перед ним, опершись коленями о матрас. Пристально рассматривает его и словно ждет, что с Роджерсом сейчас что-то случиться. На самом деле давно случилось. И сейчас он видит последствия. Звериные инстинкты, сжимающаяся в кулак металлическая рука. Тело, исчерченное шрамами, которое спрятано под слоями одежды. Он должен исправить это и защитить. - Все хорошо, - глубоко вздохнув, произнес он, - ты все делаешь правильно. Все идеально. Я закончил. Хочешь посмотреть? Он поворачивает альбом и осторожно протягивает его замершему Джеймсу. Тот смотрит на свой собственный портрет и недоверчиво щурится. Рисунок сделан простым черным карандашом, но Барнс смотрит, не отрываясь. - Идентично, - бормочет он. - Но? - Стив видит, как не хочет говорить Джеймс, и под его напряженным взглядом передвигается ближе. - Слишком... слишком... Он снова не помнит слово. Не знает, что это значит. И Стиву в очередной раз словно вскрывают сердце. Он ненавидит тех, кто сделал Баки таким. И больше всего на свете он ненавидит хваленого Капитана Америку, который позволил этому случиться. Джеймс дергается, когда он подается ближе и касается ладонями его щек. Он с шумом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы и смотрит затравленно. Стив улыбается ему кончиками губ и гладит его щетину. - Красивый? - тихо спрашивает, он и улыбка становится еще мягче, - ты всегда был самым красивым и сейчас такой. Самый лучший. Если за право быть с ним нужно заплатить воспоминаниями и силой, то он готов это сделать. И даже еще больше. Любую цену, все что угодно. Потому что хороший или плохой, Джеймс Бьюкенен Барнс - это все, что у него когда-либо было и есть.