Я хочу спрятать истину, Я хочу укрыть тебя, Но со зверем внутри, Нам нигде не спрятаться.
Зимний Солдат спустился по трапу с лайнера из Мексики до Нью-Йорка. Осталось только незаметно пробраться к Роджерсу и поговорить. Либо спалить все дотла. Оба варианта, в общем-то, можно считать неплохими, если конечно не учитывать того, что у огня вероятность воздействия в несколько раз больше. Он прошел вниз, к воде, и сел на холодный бетон у самой кромки воды. Идти куда-то смысла не было, если он, конечно, не желал самоубийственного разоблачения. А он, разумеется, не желал. Всю дорогу длиной в двое суток от Бухареста до Нью-Йорка он проводил в каких-нибудь технических закутках, где никого не было. Даже не потому, что опасался раскрытия. Воспоминания. Накрыли с головой, не позволяя порой даже приходить в себя. Одно за другим, словно всплывающие на утро подробности очень пьяной вечеринки. Порой начинала болеть голова, так что он мог лишь тихо шипеть и зажимать рукав куртки между зубами, чтобы не кричать и не привлекать внимания. Было слишком больно, до ужаса, даже дышать порой становилось трудно. Он все же человек. Живой. Как он думал в какой-то момент — простой. Так что первый новостной сюжет об убийстве кого-то в пригороде Бухареста он воспринял с тем же ужасом, с каким его воспринимали все остальные. А дальше он смотрел на все это, как на детскую игру. Несчастное убийство, раскрытое через два дня, никогда не сравнится со всем тем, что он совершил. Убийство. Еще одно. И еще, еще, еще, как бесконечных калейдоскоп черно-красных стеклышек. Он не понимал до конца, что с ним сделали, не понимал, почему так покорно исполнял приказания. Он как рыба хватал ртом воздух, когда воспоминание отпускало, а вот глаза жертвы все еще оставались в памяти, не желая исчезнуть где-то в закоулках сознания. Он сделал глоток из фляжки, вглядываясь в очертания Нью-Джерси, и думая, может ли там быть что-то интересное. Нужно занять голову чем-то, пока не стемнеет, иначе отголоски прошлой жизни вновь начнут сводить его с ума. Снова придется запивать все это алкоголем, снова ненавидеть себя за все совершенное, пусть и не по собственной воле. Снова эти видения, когда руки в крови, а в голове назойливое «Твоя цель». Хватит с него. Определенно хватит. На сегодня, на ближайшую жизнь. Он не хотел обретать себя таким путем, уж лучше жить себе спокойно по поддельному паспорту, без осознания себя настоящего, без осознания каждого греха, что он совершил.***
Стив закрыл дверь, прислушиваясь, щелкнет ли замок. Зашторил окна тяжелой и плотной тканью. Чуть задержался у окна, что несколько месяцев назад пулей разбил Зимний Солдат. Выдохнул. Усмехнулся. Почувствовал себя мальчишкой, который выдумывал себе дело не по силам, а потом ближайшие пять лет пытался до этого дела дорасти. Вот только расти уже некуда. Звонок Наташи заставил его, лучшего из лучших, на секунду опешить, даже дышать перестал, правда ведь мальчишка. — И не говори, что я о тебе не забочусь, — хмыкнула она, наверняка с невероятно довольной улыбкой. — Но вообще я уже начала собирать деньги на твой гроб, самоубийца. Наташа бросила трубку, а Стив тяжело вздохнул. Взглянул на первое же письмо на электронной почте. Вместе с какими-то видеоматериалами приписка «Или ты предпочитаешь кремацию?», но Стив предпочел не отвечать. Пусть шутит сколько угодно, он только побудет еще секунду мальчиком и снова будет уверен в своей затее. Он открыл первый файл и вгляделся. Фото из портового округа, где-то между бесконечными контейнерами можно было даже различить рабочих, но явно не для этого Наташа стала бы тратить свои бесценные шутки и время. Он пролистал несколько фото и наконец увидел приближенную версию. Сгорбленная, смутно знакомая фигура. На голове бейсболка, шарф и куртка скрывают подбородок, шею, искажают телосложение, на руках перчатки, которые уже мало кто носил в такую теплую погоду. Подозрительно? Более чем. Знакомо? Более чем… Стив тихо шепнул что-то вроде «Не может такого быть» самому себе, представляя, что на это ответила бы Наташа. Капитан взглянул на дату в правом нижнем углу и чуть не чертыхнулся, во время представив себе ухмылку Вдовы, что, кажется, уже можно начинать считать психическим сдвигом по всем пунктам. Данные с камер в двенадцать сорок две. Зимний Солдат просидел в доках до шести двадцати пяти, а потом скрылся. Просто исчез. Две минуты поворота камеры, и все, его уже нет, словно никогда и не было. Он ушел, и не трудно было догадаться, куда именно он направлялся. Стив закрыл окно браузера, словно убеждая себя, что если исчезнут фото, то исчезнет и призрак. Дурак, сам ведь хотел встречи с ним, так чего испугался? Ладно, у него все же остались инстинкты самосохранения, и он, не претендуя на ученую степень, догадывался, что Зимний Солдат из тех ребят, которые добиваются любой поставленной цели. Вот только вместе с этим Стив помнил, что он сам стал последней целью. Гидра распалась — новой уже не появится. Роджерс поднялся, прошел в спальню, к тумбочке, где хранил немецкий Вальтер и спрятал его за пояс, накрыв рубашкой. Секунда — готов выхватить и обороняться, не насмерть, конечно, он ведь видел себя защитником Зимнего Солдата, а не его убийцей. — Смеешься? Ни меня, ни тебя это не убьет, — гулкий голос, приглушенный маской Зимнего Солдата и плотным шарфом, раздался в спальне. Стив обескуражено поднял глаза на незваного гостя и опустил руку с пистолетом. Не решался сделать и шаг вперед, казалось, только шевельнется, и тот рассеется как дым или мираж — слишком долго сидел в компании одного только кофеина, вот и одичал, иллюзии видит. — Может?.. — Стив показал пальцем на маску, подразумевая, что разговор так прошел бы гораздо лучше. — Нет, — резко оборвал его мужчина. — Слушай и запоминай: чтобы ты ни хотел сделать, как бы замечательно это ни было, ты это прекращаешь. Прекращаешь наводить справки обо мне и искать в сети, прекращаешь ворошить древние документы и просить об этом свою горячую подружку. Хочешь проблем — сходи в гетто и скажи что-нибудь нетолерантное, а меня не трогай. Барнс уже повернулся спиной и собирался исчезнуть так же быстро и незаметно, как появился, но Стив, захрипел неожиданно севшим голосом, наверное, от волнения или переизбытка адреналина в крови: — Я вообще-то искал тебя. Барнс ухмыльнулся. Кривовато, даже немного по-злодейски. Хотя кого он обманывал — он и был злодеем. Тем, самым, кого видит человек, перед тем как его глаза закроются навсегда. Если не Всадник Апокалипсиса, то Смерти уж точно. — Поздравляю, нашел, — произнес он, приподнимая обе руки — и настоящую, и механическую — так, словно собирался Стива сейчас обнять, похлопать по спине, а потом пропустить пару стаканчиков в баре на первом этаже. — И что теперь? Куда сначала? В Госдепартамент или в Пентагон? Что ты собирался сделать? Стив приоткрыл рот, собираясь ответить, но в последний момент слова застряли в горле. И правда, что он собирался делать? — Спасать? — голос дрогнул на последних звуках, так что и без того неуверенный ответ прозвучал еще более жалко. — Мне не нужна помощь, — усмехнулся Зимний Солдат так, что Стив внезапно почувствовал себя тем семнадцатилетним мальчишкой, хилым и тощим. Баки постоянно так говорил. «Мне не нужна твоя помощь», — когда он расправлялся с обидчиками Стива в глухом переулке. Он не нуждался в помощи ни когда возился с галстуком, завязывая скорее что-то похожее на петлю, чем настоящий узел. Баки Барнс никогда не нуждался в помощи, и Стив не знал, почему вдруг вспомнил это. Когда он поднял глаза, Зимнего Солдата уже нигде не было — исчез так же быстро, как и появился. Он выдохнул, бросая Вальтер девяносто девятого на пол, пистолет тут же отозвался характерным звуком, смысла в нем больше не было. Он прошелся по квартире, проверяя все места, где Зимний Солдат мог бы спрятаться. Ничего. Дверь закрыта, как он ее сам закрыл, изнутри. Все окна целы, в вентиляции даже котенок не поместится. Чертов призрак. После нескольких практически бессонных дней, когда Стив не выходил на улицу, ни с кем, кроме редких парочки предложений с Наташей не говорил, а поддерживал себя исключительно на черном дрянном кофе, который так и не научился варить, Капитан чувствовал себя выжатым, словно за плечами десять таких сражений, как в Зоковии. Он залез в постель, за секунду забывая про включенный свет на кухне, который он так и не удосужился выключить, забывая про душ и про постоянно капающие там, словно на его нервы, капли, которые раздражали похлеще эго Старка. Наплевать. Сейчас действительно было на все наплевать. Может, завтра после пробежки с Сэмом, на которой он не появлялся уже неделю, с чистой совестью позвонить Наташе и прежде чем та отпустит очередную язвительную шутку о его возрасте, планах или навыках, заявит о том, что с Зимним Солдатом покончено. Он ведь сам сказал, что не нуждается в помощи. Засыпая, Стив раскладывал все по полочкам: почему он хотел спасти Зимнего Солдата. Во-первых, потому, что считал Зимнего Солдата жертвой, не способной самостоятельно жить, даже дышать без одобрительного приказа сверху. Во-вторых, потому, что видел в нем себе подобного. В-третьих, потому что он преследовал его во снах. Сейчас он пришел к нему своими ногами и попросил не лезть не в свое дело. Ничего общего между ним и странноватым наемником теперь не было. Он настолько измотан, что ему ничего не будет сниться. Барнс тоже чувствовал себя невероятно измотанным. Он едва успел уйти, прежде чем воспоминания накрыли его с новой силой. Он забежал на крышу дома Стива и сбросил маску, тяжело дыша. Привычным движением вытащил фляжку из рюкзака и быстро выпил прежде, чем голову снова начнет разрывать от ненависти к себе. Голову сдавливало от тупой ноющей боли, которая, хоть и не могла сравниться с пытками, что он проходил, будучи в рабстве Гидры, но и приятной ее назвать было, разумеется, нельзя. В его жизни не осталось ничего приятного ровно с того момента, как… А с какого, черт возьми, момента? Когда он перестал быть тем, кем являлся? Когда он родился и где? Кто так часто с усмешкой звал его Баки Барнсом? Ответы последовали незамедлительно. Просил — получай. Как автоматная очередь в него без всех модификаций, проведенных с его телом. Он прикусил рукав куртки, в руке треснула и разломалась ручка, которой он собирался записать все, что вспомнит. Но пока он не был в сознании, он не был способен на то, чтобы сделать парадоксальный отрезвляющий глоток алкоголя. Он мучился в агонии, которое укрепленное сердце, может, и не переживет, так быстро стуча. Барнс невольно разрывал одежду и царапал кожу на самом себе, только бы не закричать, только бы не привлечь чье-то внимание. Стив, чертов, Роджерс. Как только он вздумал снова играть в спасителя, вероятно, заскучав, все снова пошло наперекосяк. Жил себе спокойно и вспоминал отголоски прошлой жизни только во время новостных сводок по телевизору, которые он включал в редкие воскресенья. Но сейчас, чем больше он думал о Капитане и о том, какая же эта заноза, тем больше ему приходилось вспоминать, тем больнее ему самому было. Барнс просидел на крыше пока не взошло солнце. Он всю ночь тихо шипел, подносил фляжку к губам дрожащими, как у настоящего алкоголика, руками, и проклинал Роджерса так, как никто этого не делал. Он разве что не слышал, как его, кажется, ровно теми же словами проклинал сам Стив, подскакивая через несколько часов сна на постели, бессильно рыча от злости и разрывая подушку руками, поскольку не на чем больше было выместить свою ярость. Снова эти чертовы глаза, что Зимний солдат от него во время последней встречи так усердно прятал. И только одно слово отбойным молотком стучит в голове: «Жертва».