Лови моменты своей жизни

Это неправильно. То, что он испытывает, то, что чувствует — всё это неправильным является. Таким странным и пугающим, но, в то же время, притягательным и интересным. И совершенно безумно сильным. Он не должен чувствовать то, что чувствует. Но, чем больше он себе это повторяет, тем чаще вылавливает эти мысли в голове, что череп на две половины разделяют. Молоточком бьют, шипят в подкорке. Он не может избавится от них, не может укротить и подавить в себе. Они, как хищники опасные, раз за разом больно ему делают. И пробуждение после сна долгого и мучительного — не панацея вовсе. Хуже только будет. И становится. Каждую, предательски паршивую ночь. Нико был совсем ребенком, когда погибает его мать. Тогда он помнил, что отец частенько приходил в их квартирку на окраине города, название которого Нико выговаривал, «проглатывая» некоторые буквы. В детских воспоминаниях, его отец всегда был одет в кожаный плащ, с большими пуговицами, которые, пока Аид не видел, любил ковырять маленькими, слегка пухленькими пальчиками. У Бьянки, в отличие от своего брата, воспоминания, связанные с отцом, были не столь теплыми. Она была глубоко обиженна на Аида, когда он, покинув их, всё-таки приходил, вдребезги разругавшись с Марией ди Анджело. Хотя, какая-то её часть любила отца и сильно желала его возвращения к ним. Поэтому, подслушав очередной их разговор, звук яростно хлопнувшей двери, и глухие всхлипывания матери, сама убегала в комнату, где сидел маленький Нико, ложилась на кровать и рыдала в подушку, чтобы звуки, раздирающие слух, заглушить. А потом Нико садился рядом, обнимая заплаканную Бьянку, и шепеляво спрашивал о причине её слёз. И каждый раз отвечал сам себе: ссора. Тему ссор Нико не помнил, но понимал — просто так бы не ругались. Взгляд отца, с искрами в глубине чернеющей, смотрел прямо на женщину с слишком сильной нежностью и лаской, которою мог заметить даже пятилетний малыш, каким являлся в тот момент Нико. Мария ди Анджело — женщина, которую Аид действительно любил, подарив ей двоих детей. Нико помнил её теплоту глаз — карих и невероятно больших, что совершенно не портило её. Помнил, что она всегда красила губы красной помадой, чаще — перед приходом отца. И неизменно носила брошь в виде рубинового цветка. Нико знал, что эту дорогую вещь, подарил маме Аид. Дальше в его жизни всё происходило слишком стремительно. Лет восемь ему, когда Алекто — фурия, верная слуга его отца, — окунает его с Бьянкой в Лету, стирая любые детские воспоминания. А потом — один и тот же день семьдесят лет подряд, в чертовом отеле, интерьер которого надолго врезается десятилетнему мальчику в память. Дальше — хуже — школа в Мейне, которую Нико начинает ненавидеть с первого шага. А затем начинается самое интересное приключение, в котором он грязнет, как в трясине, по сей день, — Лагерь Полукровок. Лагерь ему кажется совершенно невероятным местом, где всё так походит на мир его любимой игры: «Мифы и Магия». Это мнение вскоре ошибочным становится. Он чувствует себя преданным собственной сестрой, когда Бьянка, захотев узнать, какого это — быть свободной, а не все время следить за маленьким Нико, поступает в ряды Охотниц Артемиды. Наконец-то она находит Нико место, где он не один. Где он может быть самим собой, и здесь друзей обретёт совсем скоро. Но мечтам Бьянки сбыться не суждено. Да, она поступает эгоистично, но, если бы Нико знал, что Бьянка никогда больше не вернётся к нему, стал бы обвинять и отталкивать от себя? Он знает, что она погибла, ещё задолго до возвращения Перси и остальных из поиска. Но отчаянно надеется, что ощущения его ложными окажутся, ждёт и верит. Но она не приходит с остальными. И больше не придет никогда. Тогда-то, Нико понимает, чей он сын. Он сбегает из лагеря, не думая уже ни о чем, кроме того, что жаждет отомстить тому, кто не сдержал обещания, когда слёзы обжигающие раздирают его всего на мелкие частицы. Перси Джексон. Этот парень губит его жизнь в одночасье. Из-за него рушится мир, Вселенная которого крутилась вокруг единственного человека, что у него оставался. Нико искренне ненавидит его, презирает, желает ему того же, что с Бьянкой случилось. Страстно желает, и желание это губит в нём всё от прежнего любопытного ребенка. Он взрослеет слишком рано. А когда он оказывается под влиянием Миноса — злобного призрака, что так мечтает отомстить проклятию своему, — совсем в себе закрывается, на тени собственные походит, которым Минос его и обучает. И затем ложь открывается в новом ключе, когда Нико узнает, что Минос всё для собственной выгоды делал. Его снова обманывают, обещания не сдерживая, и Нико клянется сам себе, что больше никого к себе не подпустит, никому не позволит больше так с ним поступать. Обещание крепко держит глубоко в себе. А потом, когда злость на Персея всё ещё жива, медленно тлеет — повод только дай, разгорится не хуже пожара Лондонского — он разговаривает с Бьянкой. Слёзы струятся аккуратно вниз, пока сестра просит Нико не злиться на Джексона, потому что неправильно это — он в смерти её виноват не был. Наоборот, искал её под грудой искаженного металла. А затем ещё больнее Нико делает, говоря, что перерождается для новой жизни в Элизиуме, и навсегда ускользает от Нико, как вода сквозь пальцы. Он снова закрывается от всех, оковы в душе ставит и стены вокруг себя начинает возводить. В Подземное царство уходит, где ему лучше и комфортнее среди душ блуждающих, чем в мире наверху. Когда война с Кроносом в самом разгаре, он принимает в ней участие, потому что помощь его нужна Перси. Ему глубоко плевать на богов и Олимп, и на мир в целом, но Нико знает, что Джексону его помощь нужна едва ли не больше всего. Втайне, он начинает замечать, что восхищается сыном Посейдона, и с ужасом понимает, что чувства эти сильные и далеко не дружеские. Но у Перси была Аннабет — даже слепой не мог не увидеть как Перси смотрит на свою боевую подругу. Это разрывает Нико сердце в клочья. Затем, когда начинается заварушка с Геей — Матерью-Землей, появляется вдруг Хейзел, и она становится светлым лучом в жизни Нико, разгоняя его демонов. Он находит её спонтанно, совсем того не ожидая, но, наверное, впервые так счастлив, когда за руку ведет по Дороге Орфея испуганную девушку. Хейзел помнит всю свою прошлую жизнь, и Нико даёт ей шанс начать новую с чистого листа. Он помогает осваиваться​ в новом мире, слишком сильно её понимая, потому что сам в такой ситуации был. И в конце концов, понимает, что Хейзел из Подземного царства забрал не только по доброте и желанию помочь, но и по эгоистичной мысли, что Хейзел может Бьянку заменить, — стать ему сестрой, что всегда его поддержит и поймет. Хейзел была открыта и приветлива, дружелюбна, но Нико чувствует, что она боится его, его силы. Между ними, словно пропасть целая, километровая, и общаются они только через неё, на разных берегах стоят. С горечью понимает, что Хейзел — другая, на Бьянку не похожа вовсе, и заменить её у неё не выйдет. Тогда Нико решает не искать в Хейзел черты Бьянки, за которые можно ухватиться, а открыть для себя Хейзел настоящую, — такую, какой она является. Он навещает её в Лагере Юпитера всё чаще, и в один из таких дней находит рыдающую навзрыд, на берегу Малого Тибра. Когда из её заикающегося рассказа Нико вылавливает, что она приносит смерть всем, кто прикоснётся к драгоценностям, которые она из-под земли достает, Нико вдруг ставится её невероятно жаль. Он не знает как утешать людей, в том числе и Хейзел, и решает, что лучше всего поделится с сестрой чем-то личным. Тогда пропасть между ними сокращается многократно, и Нико впускает Хейзел в свой мир, где место только ей и есть. Клятву свою до сих пор помнит. Когда Хейзел узнает, что Нико влюблен в Перси, то долго не может смотреть ему в глаза. Для неё это дико слишком, хотя она всё равно его поддерживает и понимает. С того момента пропасть между ними исчезает окончательно, навсегда соединив их братско-сестринскими узами. Они начинают по-настоящему любить друг друга. Нико начинает чувствовать себя счастливым. Жуткое чувство стыда охватывает Нико, клещами зажав лёгкие, воздух из которых уходит всё более стремительно, когда во дворце Диоклетиана Купидон измывается над ним. Хуже только то, что Джейсон рядом и слышит всё, и его глаза, расширившиеся до размера блюдец, надо было видеть. Его удивление, непониманием и какое-то лёгкое отчуждение внутри, в голубизне радужки едва заметно плещется. Нико больно, слишком сильно ноет внутри, трепещется крыльями забитой бабочки, что постепенно угасает в ненависти и страхе к чертовому богу любви. Он жертвует собственным достоинством ради мира, которому плевать на Нико и на его чувства. Рассказывает Джейсону всё, что сердце гложит давно уже, изрезав на мелкие конфетти, шрамы вечные оставив. А Купидон глумливо смеётся над ухом, подначивает его, заставляет вновь и вновь тонуть в мыслях этих — для него неправильных. А они, черт возьми, рядом всегда, там, в голове струятся обжигающими металлом, боль нанося заметную. Джейсон, к удивлению Нико, не смеётся, не издевается, а поддерживает его, говорит то, что, как бальзам на душу, ложится и раны кровавые остужает. Он не скажет никому, не скажет, не скажет… А потом, когда возвращаются с таким нужным посохом Диоклетиана, всё колючее недоверие Джейсона бесследно исчезает, что слишком непонимающим становится для окружающих, но в подробности они лезть не спешат. Видно, думают, что захотят — расскажут сами. Джейсон другом стать для Нико хочет — вся Семёрка это видит, и Нико сам замечать начинает, да только не может он довериться снова. Слишком яркие старые воспоминания. Джейсон понимает это, терпеливо ждёт, и доверять начинает полностью, решает время дать сыну Аида. Это непросто всё, а особенно для него. Война с Геей заканчивается победой, и тогда Нико решается: он больше не может держать это в себе. К этому моменту чувства к Перси остывать начинают. Они просто есть, но не горят больше пламенем сильнейшим. Он признается Перси в этом, это Аннабет слышит. Перси говорит, что взаимностью ответить не может, и ему жаль, но может стать Нико другом, если тот этого, конечно, хочет. Сын Аида кивает, слегка улыбнувшись, и Перси расценивает это как жест, означающий, что время покажет. Оно действительно покажет всё детально, но пока Нико не готов к дружбе, — слишком долго в отчуждении находился. Это влияет на него до сих пор. Тенью прошлого по пятам за Нико ходит, на ухо, будто шепчет, убеждая его в одиночестве. Одиночество — каменная стена, пробить которую нельзя совершенно. Но это удается ей — Мишель. Она врывается в его жизнь совершенно неожиданно, спутав все его карты, как ураганом сносит. Будто берет кирку в руки, и долбит стену вокруг него всё усерднее, с напором и уверенностью в том, что ей удастся это. Нико помнит, что после двух месяцев, проведенных в Лагере Полукровок, и ещё нескольких месяцев в царстве отца, тенью вместе с Хейзел перемещается в один из районов Нью-Йорка — Куинс, где их поджидает гидра, и едва стоящие на ногах ребята. Она появляется на их пути резко, явно не заметив гидру до того, как последняя начинает гнаться за девушкой. К слову, они быстро смекают, что девушка перед ними — полукровка тоже, бежит от гидры быстро, перепрыгивает тупик так, как будто каждый день такое проворачивает. Гидру обезвредить удается именно благодаря неизвестной девушке, которая в тупик её загнала. На открытой местности шансы полукровок был бы равны нулю. А затем Аннабет поднимает вопрос о том, что девушку найти надо, — опасность на каждом шагу её преследует. И, к сожалению Нико, именно он должен был её найти и всё объяснить, по теням это легче сделать. Только это у него не получается, драконица на Мишель нападает. Тогда Нико впервые с ней встречается. Она появляется рядом с ним всё чаще, пытается к нему подобраться, а он защиту на высший уровень поднимает, прячется в крепости одиночества, и не пускает Мишель, отталкивает, противится. Но потом что-то ломается в нем самом, когда она, не смотря на сопротивление, продолжает упрямо налаживать с ним контакт. Нико становится интересно, он начинает наблюдать за дочерью Посейдона, и, сам того не замечая, рушит стены каменные, стоящие вокруг него ещё со смерти Бьянки. В какой-то момент Нико понимает, что нуждается в Мишель всё сильнее. Если она рядом, ему спокойнее гораздо. Он уже не может оттолкнуть её — не хочет особо. А когда Нико нападает на неё, его мир вдруг переворачивается с ног на голову. Нико мечтает лишь о том, чтобы Мишель выжила, чтобы осталась здесь, и продолжала налаживать с Нико отношения. Когда Нико видит её в ужасном состоянии, едва ли удерживается на ногах: он виноват в этом. Гладит пальцем по нежной, но холодной коже рук, и молится всем богам, а в особенности Танатосу, просит, чтобы он не забирал её. Затем он делает то, что сердце заставляет биться кульбитом где-то в горле, а в висках пульсирует и закипает кровь. Он целует её в лоб. Когда бежит от себя самого, только это в голове крутится, как заевшая пластинка, и не проходит никак. Это пугает слишком сильно, долго мучает его сознание, в снах особенно — там, кошмары не прекращаются. Там, в кошмарах, она уходит от него, как Бьянка. Какое-то время, он не выходит из домика Аида, потеряв связь между реальностью и вымыслом. Нико задаёт главный вопрос, от которого внутри всё горит, обжигая лёгкие, как никотином. Удивление на её лице (от чего-то Нико замечает, что бледность ей идёт) за секунду меняется на понимание, и она говорит то, что навсегда врезается в память, как на камне высекают, пером пишут. Она не ненавидит. Мишель думает, что Нико её избегает. Если бы она знала, что он следит за ней; каждую ночь приходит и просто наблюдает за размеренным дыханием и подрагивающими густыми ресницами. Почти не касаясь, проводит рукой по её руке, отдергивает себя сам. Повторяет, как мантру, что так быть не должно — только не выходит у Нико в это поверить. Больше повторяет — сильнее чувствует. Он не уходит с рассветом, просто в тени прячется. Это не так долго продолжается, потому что большую часть дня Мишель спит, восстанавливается из-за него же. Из-за того, что предатель. А она просила Нико перестать просить прощения и вину чувствовать, только не может он — это чувство поганое на языке вьется, кислым оставаясь на рецепторах. Поэтому, когда она наконец выходит на улицу, Нико не выдерживает и выходит из своего темного укрытия. Обнимает и чувствует, что сердце бьётся слишком быстро, адреналин и эндорфин по жилам гоняет. Он счастлив​, когда почти не осязаемо обнимает её, и чувствует, что подобные чувства испытывает Мишель тоже. Они, как будто две стороны медали, — неделимые в этот момент. А потом Нико исчезает, и Мишель снова думает, что он её избегает. А он снова за ней следит. Она почти ловит его около трапезной, но сын Аида успевает ускользнуть. Нико почти выходит, когда Мишель в гордом одиночестве сидит на его любимом месте — пирсе, когда к ней вдруг приближается этот Дакота. И Мишель улыбается ему, а не Нико. Тогда он чувствует что-то напоминающее ревность. Хотя, нет, это она и есть. С тех пор, Дакота вьется около Мишель ужом — везде вместе. Поэтому, Нико смысла выходить к ней нет — вон, у неё уже есть компания! Он понимает, что теряет её. Понимает, что этого не хочет, потому что только благодаря ей, Нико начал постепенно выбираться из того кошмара, в который его жизнь превратилась быстро. Поэтому, спустя пол месяца, приходит в лагерь (он на самом деле был в Подземном царстве). Мишель следует за ним по пятам. Он заманивает её за домик, чтобы их не увидел никто. Они разговаривают, и Нико вдруг понимает, что слишком сильно скучал по лазурным глазам, что так пристально смотрят в его — черные-пречерные. А потом он чувствует что-то странное очень. И пугающее слишком. Он чувствует желание. Желание поцеловать Мишель. Никакого здравого смысла — только желание. Бьющее набатом внутри. Мишель взгляд его ловит, и он мысленно приходит в себя. Тогда это происходит впервые. Нико чувствует ревность, что обжигает больно всё его нутро, когда, захотев узнать с кем у Мишель встреча назначена, узнает, что у неё свидание с Дакотой! В голове мысли разные путаются, стягиваясь в пружины и узлы, что осаждают мозг, пока он тенью следует за ними. К Кулаку Зевса перемещается, застает их в обнимку, и Дакота наклоняется, чтобы поцеловать Мишель. Это неправильно. То, что он испытывает, то, что чувствует в этот момент — всё это неправильным является. Так быть не должно, но есть и, думает Нико, будет дальше. Она не должна интересовать его. Но Мишель влечет его. И глупо это не признавать.

Он испытывает что-то больше, чем дружба. И это больше нельзя отрицать.