ОСОБЫЙ УКАЗ (ДЛЯ ПОЛЬЗОВАНИЯ ОРГАНАМИ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СОЮЗА ССР)
Я, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, постановляю: — В связи с проникновением в руководящей состав КПСС антисоветских элементов (в частности — вампиров) произвести аресты заподозренных в антисоветской деятельности лиц высшего командного состава САО, членов Секретариата и Политбюро ЦК КПСС, депутатов Верховного Совета СССР и членов Совмина СССР. — Выявление антисоветских элементов поручить КГБ СССР. — Аресты антисоветчиков на местах поручить МВД и подразделениям Советской Армии — Освободительницы. — Установить, что применение высшей меры наказания недопустимо без соответствующих постановлений Верховного Суда СССР.Председатель Президиума Верховного Совета СССР Г. БАБЕЛЬ
***
По коридорам кремлёвской больницы шёл, не обращая внимания на снующих врачей (в конце концов, лечение первых лиц страны в сложное для всей планеты время — дело важное и трудоёмкое), мужчина в чёрном костюме. К лацкану его пиджака был приколот значок народного депутата Верховного Совета, а на груди висели две звезды Героя Социалистического Труда. Спокойно, заложив руки за спину, он шёл к нужной ему двери. Дверь эту было очень легко определить, ведь только рядом с ней стояли сотрудники КГБ. Мужчина пригладил свои уже поседевшие волосы и кивнул головой комитетчикам, после чего те открыли вход и пропустили пришедшего товарища внутрь. Это помещение разительно отличалось от всех тех палат, которые выдавали номенклатуре: здесь была лишь кушетка, окружённая пикающими и пиликающими приборами, стол и два деревянных стула. Окно было зашторено, поэтому свет давала лишь тусклая лампа. На кушетке сидел, сжимая руку, мужчина в полосатом шёлковом халате, который через свои круглые очки просматривал показания приборов. Когда он услышал хлопок двери, то устало повернул голову ко входу и увидел вошедшего. Кивнув ему, мужчина вновь начал смотреть на приборы. «Гость» не стал терять времени, взял стул и поставил его рядом с кушеткой. — Товарищ Парыгин, вы… читали телеграмму… Бабеля? — спросил мужчина в халате, отвернувшись от приборов. Говорил он еле-еле, растягивал слова и хрипел. — Конечно, — заверил «гость» и кивнул головой. — Галактион Эрнестович приказал… арестовывать всех… причастных к антисоветской деятельности… высших лиц… страны. Я, как председатель КГБ… — Слушай, Яков, мне надо тебе напоминать, что КГБ подчиняется Совмину СССР? А я, как ты помнишь, председатель этого самого Совмина, — оборвал товарища Парыгин, вскинув руку вверх. — Но… как же? Бабель же Генеральный секретарь ЦК. И он… Как я могу не выполнить… поручение первого лица страны? Это же… измена… — О, мне передали, что у тебя печень больная, а я смотрю, ты ещё и рассудком тронулся. Сам подумай, если мы начнём проверять всех высших лиц на антисоветскую деятельность, то посадить можно будет половину Кремля. Не за антисоветчину — так за что-нибудь другое, копать всё равно же будем. А там чего только не всплывёт, — решил предсовмина, сложив руки на груди. Яков смотрел на него дрожащими глазами и лишь открывал рот, ведь слова упорно не хотели выходить наружу. — Но… как… как же?.. — проговорил председатель КГБ, устремляя взгляд на приборы. Парыгин усмехнулся. — Мне тебя учить составлять расстрельные списки? Ты, — Парыгин щёлкнул пальцами, подбирая нужные слова, — создай видимость работы. Самых ярых бездельников и тунеядцев сошли в Сибирь. А там уж и вампиры, и прочая нечисть… Пусть Бабель видит, что виновные всё-таки есть, а мы активно их искореняем из советского общества. Нам потом и награды выдадут за это. Только не переборщи, знаю я тебя! И вот ещё что, ты особистов к этому делу не привлекай. Глупость, конечно, мы с тобой сделали, подчинив их непосредственно Бабелю. Лучше, чтобы они про это всё знали самую малость. Ясно, да? Кстати, ты и среди особистов порыскай, выцепи парочку особо недисциплинированных — и прямиком в лагеря. Всё понял? Яков кивнул головой. Когда Парыгин собрался уходить, председатель КГБ вдруг спросил: — А что с ЦК?.. Мы будем… его трогать?.. — С ЦК я сам разберусь. В конце концов, я же член Политбюро. Знаешь, ты лишний раз тоже этих товарищей не трогай. Нет, всяких там первых секретарей горкомов и обкомов, которые даже могут быть членами ЦК, — ты без разговоров бери. А вот выше — в Секретариат и Политбюро — не надо. Руководителей союзных республик тоже не трогай. А то потом нам устроят сталинщину. Всех к стенке поставят. Поставят… Кстати, а ты раньше в каком профсоюзе состоял? — Лесбумдревпрома. А что?.. — спросил Яков, попытавшись встать. Поднявшись, он влез в тапочки, которые заботливо положили рядом с кушеткой, и пошёл к Парыгину. — А то, что если всё сорвётся, то ты обратно в свой лесбумдревпром поедешь — путёвки выдавать. Понял? — Конечно… Парыгин улыбнулся, похлопал Якова по плечу и вышел из палаты. Председатель КГБ шаркающей походкой вернулся к кушетке. Там, на столике, лежала кнопка, с помощью которой мужчина мог вызвать своего личного помощника — Александра Александровича Ягоду, который верой и правдой служил КГБ и верил в светлое будущее Советов. Нажав на кнопку, Яков опустился на кшетку и закряхтел. Несколько болезней за раз — дело ужасно неприятное. А на его должности ведь болеть и вовсе не позволялось. В палату, постучавшись, зашёл молодой черноволосый человек в серой «тройке», улыбающийся и выглядящий предельно опрятно. Закрыв за собой дверь, он подошёл к кушетке начальника. — Вы что-то хотели, товарищ Забалканский? — спросил Ягода и уселся на стул, на котором сидел Парыгин. Яков повернул головой и всем своим несчастным видом вызвал жалость в душе помощника. — Саша… ты слышал, о чём мы разговаривали с Ильёй Романовичем? — спросил председатель КГБ. Его помощник кивнул. — И… что?.. — Товарищ Парыгин заходил к нам прежде и поручил составить списки обвиняемых. Яков Андреевич, я не прикладывал руку к их созданию, но я просмотрел их и увидел, что туда включили даже несовершеннолетних детей! И Илья Романович, а также Кречинский, Дворжак, Ковров и Якушев одобрили их! Что будет, если Генеральная прокуратура узнает об этом? Она же подчиняется Верховному Совету. Что будем делать? — Выходит, что всё… решили… без меня, — определил Забалканский. — А приход ко мне — фор… формальность. Начните аресты тех, кто записан в этих списках. Знаешь, Саша, я… я тоже не глупый человек, и если Генпрокуратура решит нас всех допрашивать, то первым… под это дело пойдёт Парыгин. Серый… кардинал… Яков Андреевич начал дышать чаще, но потом, когда его помощник бросился к нему, усмирил своё дыхание и отстранил Ягоду рукой. Тот сел на стул, но тут же вскочил. — Но как же мы можем арестовывать детей?! Это же… зверство! — воскликнул он и ударил по спинке стула. Забалканский не подал виду. — А ты мне скажи, когда лучше голову на плаху… сложить: сейчас… или… немного погодя? Помощник председателя ничего не смог ему ответить, и собрался уходить, бросив «Будет сделано», но Яков его остановил. — Подожди. Скажи Зое Петровне, чтобы принесла мне чай с лимоном. Срочно… — Но вам же нельзя, Яков Андреевич, — с заботой произнёс Ягода, — вам же запретили цитрусы. — Да?.. А ты скажи, что это ты хочешь. А потом… мне занеси. А я тебе талон на еду в здешней столовой дам, идёт?.. Лучше… всё равно пока не найти — разруха же. Александр развернулся к начальнику и посмотрел ему в глаза. Яков Андреевич закряхтел и поднялся. Шаркая своими тапочками, он подошёл к помощнику. — А как вы думаете, долго это всё будет продолжаться? — Не знаю, дружок, не… знаю, — ответил Забалканский и взял своего помощника за руку. — А ты помнишь, как было, когда я тебя нашёл? И я тогда ещё молодой был. В тринадцатом я тебя в первый раз встретил, а в шестнадцатом тебя мои ребята доставили за… шалость какую-то. До сих пор не могу понять, чего это они тогда так активничали. Так вот, ты радуйся, что сейчас не так, как было… — Знаете, мне до сих пор кажется, что мы живём в сказке. Вся планета такая убитая, а мы… какие-то иные. У нас всё лучше. Гораздо лучше. Не сон ли это? — Сказка? — переспросил Яков Андреевич, а потом засмеялся и тут же закашлял. — Да, сказка. И имя этой сказке — Советский Союз. Всё, всё, Саша, иди… Засиделись мы. И чай не забудь! И Ягода покинул палату, а Забалканский побрёл к кушетке. У обоих болела душа за те списки, составленные Парыгиным. Ведь они же ужасные, они нечеловеческие! Разве нет?..***
По Москве ехали три «Волги» и одна «Чайка». Стоит заметить, что столица, предназначенная для простого народа, сильно отличалась от столицы для партийной номенклатуры. Здесь только начинали претворяться в жизнь идеи КПСС о восстановлении Москвы. Здесь преобладали полуразрушенные строения, которые могли в любой момент обвалиться. Лишь некоторые здания стояли выстроенными и восстановленными. Разбитые улицы, упавшие фонари, выкорчеванные деревья, валяющиеся на дороге, — всё это присутствовало в «иной» Москве. Лихо повернув, машины заехали в двор восстановленного здания, обнесённого высоким забором. Расплескав все лужи, кавалькада остановилась, привлекая к себе внимание находившихся во дворе людей. Из машин вылезла кучка лейтенантов во главе с полковником, который до этого находился в «Чайке». Махнув рукой, полковник повёл своих подчинённых в дом. Распахнув дверь, все они забежали внутрь и принялись подниматься по длинной-длинной лестнице. Остановилась организованная группа на шестом этаже, и полковник позвонил в дверь нужной квартиры. Дверь открыла молодая женщина в халате, которая никак не ожидала, что к ней заявятся. — КГБ СССР, полковник Ширяев, — представился руководитель группы и щёлкнул своим удостоверением. Женщина кивнула головой. — Есть предположение, что вы укрываете антисоветчиков. Мы тут всё осмотрим и проверим. Вперёд. Все КГБшники ввалились в квартиру, оттолкнув женщину. Она хотела возразить, но не могла, поэтому просто пошла за своими «гостями». А они уже во всю переворачивали мебель, били стёкла и скидывали с полок посуду. В общем, занимались тем, что обычно показывают в фильмах про злых чекистов. Полковник в это время стоял и смотрел в свою папку. Подняв глаза, он увидел, чем занимаются его подчинённые, наорал на них, извинился перед женщиной и отправил нерадивых лейтенантов осматривать другие комнаты. Хозяйка квартиры безвольно уселась на диван и всем корпусом затряслась. Из соседней комнаты послышались какие-то крики, и через минуту один чекист вывел оттуда мальчика, который упорно хотел нанести вторженцу хоть какое-то увечье. Женщина тут же вскочила и бросилась к полковнику. — Не трогайте его, он несовершеннолетний! — В глазах хозяйки квартиры читалась мольба. Мольба о пощаде. Но полковник закрыл свою папку и начал: — Так, гражданочка, тут написано, что ваш сын занимался антисоветской деятельностью, призывал к свержению КПСС, выступал против товарища Бабеля, товарища Парыгина, товарища Кречинского — секретаря Президиума ВС, товарища Аптекмана, товарища Кирова и прочих товарищей. Также тут сказано, что он призывал к насильственной смене власти и конституционного строя, — закончил Ширяев, посмотрев на женщину сквозь своё пенсне. — Мама, мама, я ничего этого не делал, что он несёт? — вопил мальчик, пытаясь вырваться из хватки чекиста. Но тот упорно не хотел выпускать из рук «антисоветчика», зато хорошенько его встряхнул (чтобы выказывал уважение к КГБ). — В четырнадцать лет? Вы с ума сошли? — спросила женщина, замахав руками. То она указывала на сына, то на полковника. — Так, тихо, тихо, гражданочка. Мы всё проверим, допросим этого мальчика, а если он невиновен, то и отпустим обратно. Даже с сопровождением доставим к вам. А пока побудет у нас, понятно? Не волнуйтесь, допросы будут проводиться вместе с детским психологом, всё законно. — А я? — А вы не можете присутствовать, таковы правила. Так, всё, разговор окончен. Ребят, пойдём. И вся группа лейтенантов побрела к выходу, совершенно не обращая внимания на крики мальчика и на стоны и мольбы его матери. Ловко взвалив подростка на плечо, лейтенант пошёл с ним вниз по лестнице, а уж за ним пошли и все его товарищи. Полковник шагал впереди всех и что-то записывал в свою папку. Когда чекисты спустились к машинам, они обнаружили две машины своих коллег и толпу собравшегося народа. Другие чекисты вытянулись и отдали честь полковнику. Но тут же воздух сотряс крик: — Товарищ полковник, ложитесь! И последовал выстрел. Ширяев повернулся и увидел на земле ту самую женщину, у которой он только что отнял ребёнка. В её руке был зажат пистолет. Полковник бросился к ней и ногой откинул оружие. — Твою мать, откуда она ствол взяла? — Чекисты лишь пожали плечами. — Медики есть? — Чекисты помотали головами. — Твою ж налево… Она сейчас концы отдаст, срочно вызывайте медиков! — Мама… — всхлипнул мальчик, и из его глаз покатились слёзы. Предприимчивый чекист, стоявший рядом с ним, взял ребёнка на руки и затолкал в салон «Чайки» Ширяева. Мальчик, очутившись там, лёг на сиденья и покорно заревел. Сам полковник посмотрел на ребёнка, а потом — на его мать. Увы, но медики ничего не успели сделать, и чекисты уехали в подавленном настроении…***
— Господи, что за сталинизм? — спросил активист, наблюдая за бесконечно поступающими сводками об аресте очередного должностного лица. Пассендорфер, Касторский и Лукьянов наблюдали за тем, как меняется лицо коменданта. — Ой, как бы нас на штыки не насадили, — пробормотал Пётр Всеволодович, отложив свой лорнет в сторону и пододвинув к себе папку с документами. — А если учитывать то, что у нас, в Кремле, эти вот антисоветские элементы засели, то к нам будет явно повышенное внимание, — заключил Вальтер, который поглядывал в компьютер актива. — Если бы мы не допустили вампиризма в наших рядах, то вот этих бы перегибов бы не было. — Выходит, что вся информация в той тетрадке — правда? — спросил Лука. Касторский с жалостью посмотрел на него, но не ответил. — Да-да. Де Лаваль нам всё подтвердил, — ответил Вальтер, махнув рукой. — М-да, перегибов не допускать — непричастных не оставлять, — подал голос активист, отлучившись от компьютера. — Значит так, товарищи, будем следить за развитием событий. Но тут уже ясно видно, что Парыгин и иже с ним встали против партии. Как только Бабель будет здесь, сразу докладываемся ему. А пока — всячески содействовать арестам и поддерживать действующую политику. Это я вам как комендант Кремля и актив КПСС заявляю. Удачи, товарищи…***
— Товарищ Павлов, стойте! К самолёту, который должен был везти особистов в Бабельград, подходила группа чекистов. Тот младший лейтенант, который уверял Аделину Соколову не лететь в Японию, повернулся, услышав свою фамилию. Впереди идущий КГБшник достал удостоверение. — Капитан Даргомыжский, пятое управление КГБ СССР, — представился он и убрал удостоверение. Одёрнув полы своего пальто, он продолжил: — Вы обвиняетесь в антисоветской деятельности и участии в заговоре против советского правительства. Вас приказано немедленно доставить в следственный изолятор. — Кто приказал? — сквозь зубы процедил молодой человек, сжав руки в кулаки. Стоявшая позади Аделина принялась слушать. Она знала, что официальные обвинения никогда не бывают ложными, но она знала, чем заканчивается «заговор против советского правительства», а защищать людей, даже самых маленьких, — это её обязанность. — Председатель КГБ СССР товарищ Яков Андреевич Забалканский. Пройдёмте с нами. Товарищ майор, прошу, зайдите в самолёт, — обратился капитан к Аделине. Но девушка лишь спустилась к чекистам. — Товарищ капитан, когда был получен приказ арестовать младшего лейтенанта? — серьёзно спросила она. — Полтора часа назад. С нами связался лично товарищ Парыгин и передал приказ товарища Забалканского об аресте пятидесяти пяти особистов и прочих сотрудников Комитета. — Почему вы уверены, что это был приказ именно Забалканского? — вновь спросила Аделина, посмотрев в глаза капитану. — Не понял. — Что же, и никто не понял, — решила Соколова, введя всех пришедших чекистов в ступор. — Дайте мне минуту. — Не больше, — согласился капитан и вынужденно отвернулся. Аделина взяла руку шестнадцатилетнего чекиста и вложила в неё позолоченный крестик. У молодого человека тут же округлились глаза. Он затряс головой, но майор всё равно закрыла руку товарища своей и придвинула крестик к его груди. — Верь, — сказала она и позвала капитана Даргомыжского. Тот кивнул головой, и две его подчинённых взяли Павлова под руки и повели к стоящей неподалёку «Чайке». Аделине было сложно улетать в такой момент. Ужасно сложно. Но нужно было верить. Верить — и всё тут. Верить в спасение. Но нужно будет поговорить с Бабелем. В конце концов, девушка его доверие вполне оправдывает…