***
Королевские Вооружённые силы Великобритании шли в ногу со временем. Стараясь не отставать ни от Японии, ни от Советов, англичане стали одной из ведущих сил на планете. Британский лидер — лорд Байрон — укрепил свою власть и претендовал на часть Европы. Установив лояльный себе режим, лорд занялся сближением с Бабелем, ибо надеялся на совместные боевые действия против внешних врагов. Лондон, как самый важный и нужный город, Байрон приказал восстановить в первую очередь. И сейчас его практически нельзя было отличить от того Лондона, который был до распространения вируса. В шикарном Букингемском дворце резиденцию себе устроил военный лидер англичан, который не представлял более свою жизнь без этого здания. В огромной комнате, на кровати из дерева с позолотой кто-то спал, закутавшись в одеяло. Часы с маятником, стоящие где-то в углу, показывали девять часов. На стеклянном столике стоял серебряный поднос с ещё горячей яичницей, на которую был аккуратно выложен бекон, тостами, пудингом, украшенным вишней; оканчивала натюрморт пиала (спящий обитатель любил восточную культуру) ароматного чая с лимоном и ягодами, который так любил владелец комнаты. Идиллия, на которую можно смотреть бесконечно. И хозяин всех этих чудес так бы и провалялся до полудня, если бы не предательски зазвонивший старинный телефон, Закопошившись, человек, лежащий на кровати, скинул одеяло и сполз на пол. Разлепив свои, как оказалось, голубые глаза, мужчина (а это был именно он) медленно побрёл к телефону. — Hello! Who is it? — спросил мужчина в трубку, недовольно схватившись за неё, и в следующую секунду уже слышал голос собеседника: — The Right Honourable Lord Stewart Hillary Byron, 14th Baron Byron? — спросил активист — англичанин этого ещё не понял, но я обязан уведомить вас о личности звонящего, разбудившего обитателя шикарной комнаты, — своим не очень приятным голосом. Он явно читал с листочка, ведь его корявое произношение вызвало смешок у, как обозначил активист, лорда Байрона, но он постарался тут же его подавить. — Yes, — ответил англичанин, сдерживая смех. — Здравствуйте, лорд Байрон, — сказал активист уже на русском языке. Байрон прервал свои порывы смеха и постарался понять: а кто же ему звонит? Благо, русский язык дворянин знал так же хорошо, как и свой английский, поэтому проблем с общением у него никогда не было. — И вам доброго дня, точнее — утра. Вы кто? Вы зачем меня разбудили? — уже более серьёзно спросил лорд, уловив молчание на том конце провода. — Лорд Байрон, это комендант Кремля, — ответил активист, выключив свой режим недопонимания всего. Тормоза активиста очень часто мешали ему в разговорах. Слишком доверчивый и многого — в силу веры только в партийные идеалы Бабеля — страшащийся узнать, актив периодически выключал мозг и забывал обо всём совершенно. Безликий — и безымянный — служитель правого дела, способный только на то, что принесёт победу Советской власти. Байрон посмотрел на стоящий поднос, жалея о том, что вообще поднял трубку. Ведь он мог сначала поесть, а потом начать болтать с Кремлём. Так нет, теперь придётся вести разговоры о политике и вооружении. — Очень рад, товарищ активист, вас слышать. Что вы хотели? — Нам нужен организованный контингент войск для вторжения на территорию Германии, — прямо ответил актив, введя Байрона в ещё большую растерянность. — Я безумно за вас рад, но чем я могу помочь? Это должно решать всё главнокомандование, а не я лично. Товарищ активист, my friend, давайте, прошу вас, поговорим потом. Good luck, товарищ! Goodbye! — сказал Байрон и быстро повесил трубку, не желая слушать возмущение коменданта на том конце провода. Жадно взглянув на поднос, лорд медленно побрёл к нему, вдыхая аромат чая, разнёсшийся по всей комнате. Но только он уселся на пуфик, стоящий рядом со столиком, на котором стояло чудо гастрономии, в помещение зашёл дворецкий — в чёрном фраке, брюках и белых перчатках, как и положено, — с чайником в руках. — Pardon me, My Lord, — извинился дворецкий, поставил чайник на столик, — Bon appetit! — и испарился. Достопочтенный лорд Стюарт Хиллари Байрон, 14-ый барон Байрон — стоит перевести его имя на великий и могучий русский язык, чтобы не пугаться речи активиста, — только покачал головой и принялся за трапезу.***
Если кому-то благочестивый лорд Байрон мог показаться совершенно добрейшим человеком, то во взглядах уже упомянутого мною и активистом Тсуметая Юкио, коего последний — товарищ актив — уже успел каким-то образом русифицировать, Байрон представлялся весьма жестокой натурой. И, сидя на подоконнике штаба, организованного прямо на Красной площади, этот нервный вампир почему-то вспомнил Байрона и события, которые произошли… ну, довольно давно.***
Чрезвычайный Королевский Указ №113
Я, лорд Стюарт Хиллари Байрон, 14-ый барон Байрон, приказываю: · начать операцию «Очищение»: на ¾ сократить количество бездомных детей в городах-столицах стран Соединённого Королевства: Лондоне, Эдинбурге, Кардиффе и Белфасте; · разрешить использование огнестрельного и холодного оружия для выполнения действий, предписанных настоящим Указом; · посвятить всех военнослужащих и гражданских лиц, участвующих в операции, в рыцари-бакалавры; особо отличившимся выдать титул баронета. Действия, предписанные настоящим Указом, выполнить в течение месяца со дня опубликования Указа.Число:______
Подпись:______
***
По улицам разрушенного катастрофами Лондона шёл отряд Британской Национальной Гвардии — особого подразделения, созданного для охраны высших лиц страны, — возглавляемый неторопливо едущим советским автомобилем ЗИМ чёрного цвета, с блестящими дисками на колёсах и флажками Соединённого Королевства на передних крыльях. Британцы в красных мундирах, держа в руках винтовки со штыками, маршировали в такт барабанщику, идущему следом за машиной. Сам уже тысячу раз упомянутый лимузин окружали солдаты в металлических доспехах и шлемах, держащие впереди себя грозные алебарды. Из окна машины высунулась рука в белой перчатке и махнула в сторону дальних домов, приказывая направляться туда. А на крыше одного из таких домов мальчишка — такой рыжеволосый кучерявый мальчишка, — наблюдал в бинокль за происходящим. Громко вскрикнув, мальчик оторвался от окуляров и побежал к лестнице. Быстро, как обезьяна, ребёнок слез с неё. Отряхнув запачканную серую кофту, он рванул к двери. Рывком открыв её, мальчик забежал в помещение и отдышался. Небольшое помещение, где стоял столик, два стула, шкаф и три кровати. Маленькое зашторенное окно было грязным настолько, что через него ничего не было видно, поэтому мальчик и бегал на крышу. А здесь он оставлял двух своих друзей. И сейчас эти два друга сидели за столом и уплетали стащенную из дома министра овсянку. В условиях капитальной разрухи эта еда являлась деликатесом для простых граждан. Удивлённо посмотрев на вбежавшего товарища, двое мальчишек одновременно пожали плечами. — Оззи, что-то случилось? — спросил черноволосый мальчик, отложив ложку в сторону. В его голубых, таких глубоких, глазах читалась обеспокоенность. Что же, она была весьма оправданной. Оззи, как его назвал сидевший за столом мальчик, ринулся в каморку с кроватями — комнатой это помещение назвать было нельзя. Да и сам этот «домик» был всего-то пристройкой, который один жилец построил, чтобы прятаться от надоедавшей жены, которая при любом удобном случае кидала в супруга поварёшки, ложки, черпаки, сковородки — словом, всё, что могло обнаружится на кухне и поставить хороший фингал. Сейчас эта супружеская пара — оба офицеры — перебралась в укрепрайон, где Байрон приказал размещать выживших, а пристройка-то их осталась. Мальчик, закинув все вещи, попавшиеся на глаза, в рюкзак, всегда готовый для экстренных случаев, выбежал в импровизированную столовую. Его друзья, закончив с поглощением пищи, удивлённо смотрели на бегающего друга. — Эй, что случилось, скажи! — возмутился второй из товарищей — мальчик среднего роста — сошлюсь на свой совершенно неточный взгляд — обладающий бирюзовыми волосами, свисающими лохмами (о укладке пока не могло быть и речи) до плеч. Серые глаза мальчика бегали, как и беснующийся Оззи, по всей комнате. Одетый в синюю футболку и серые шорты, мальчишка сложил руки на груди и ждал ответа друга.***
Негоже оставлять людей, даже самых незначительных, без внимания. Ведь им будет приятно, что их упомянули! о них помнят! Вот и я, чтобы не прослыть человеком, который людей бросает тонуть в океане безызвестности, расскажу вам о том, что же это за дети и что произошло в столице владычицы морей. Вирус, пришедший в самый «нужный» момент, оставил детей без родителей. Благо, лорд Байрон — относительно молодой генерал-майор (звание было ему присвоено за исключительные заслуги перед Елизаветой II) — был подготовлен. Туманный Альбион тут же сформировал отряды, которые начали активную борьбу против вампиров. Королевская Гвардия Британского Льва — подразделение солдат Короны, созданное для уничтожения кровососов, — успешно отбила все их атаки и не дала им войти в Лондон. Дети, оставшиеся без родительской опеки, массово бродяжничали. Один раз толпа бездомных детей и подростков чуть не взяла штурмом Букингемский дворец. И после этого Байрон объявил войну обескровленным. Трое детей, собравшихся в этом тесном помещении, были одними из этих бродяг. Освальд Мелтон, Гэбриэл Фримен и Тсуметай Юкио — эта тройня очень успешно заняла хоть какое-то жилище, ведь сделать подобное было весьма проблематично. И этих детей действительно можно было пожалеть, ведь их несчастья начались ещё до байроновщины. Первый из тройки родился в Ирландии — где-то под Дублином. Когда мальчику было три года, семья переехала жить в Великобританию, в Госпорт — город, входящий в состав графства Хэмпшир. Отец с матерью, отчего-то начав играть в литрбол, стали алкоголиками профессионального уровня, а старший брат практически каждый день избивал Оззи. И мальчик даже почувствовал какое-то облегчение, обнаружив всю свою семью мёртвой, когда вирус явил себя миру. Сильно она успела его доконать, ведь мальчик практически каждый день бродил по улицам Госпорта, чтобы не встречаться с обозлённой роднёй. На долю Гэбриэла выпала жизнь с близняшками — братом и сестрой. Родители, работавшие в Слау, расположенном в графстве Беркшир, практически не могли обеспечить троих детей. Апогеем ситуации стало выселение семьи из их дома. Решение скитаться по улицам было не самым удачным, ведь родителей полисмены арестовали, а потом и навесили на них некоторые нераскрытые преступления. Трое детей были отданы в детдом, откуда Гэбриэл сбежал. И он очень раскаивался в том, что не смог забрать брата и сестру, ведь он даже не знал, как сложилась их жизнь. И последний мальчик — Тсуметай Юкио — имел не самую хорошую жизнь. Он с родителями жил в деревне, рядом с Лондоном. Отец его не очень удачно залез в долги, задолжав одному лорду — лично Байрону (но сам мальчик этого не знал) — весьма крупную сумму денег по векселям. И в один прекрасный день, когда на Великобританию спускалась ночь, отца ребёнка убили. Несколько точных выстрелов в область сердца, которые просто были несовместимы с жизнью. Байрон после этого простил семье долги, не сознавшись, однако, в причастности к совершённому убийству. Но и с признанием жизнь матери и сына не улучшилась бы. Гроши, которые новоявленная кормилица получала, явно не могли обеспечить семью. Но мальчик мог бы привыкнуть, если бы не роковая ночь в 20** году. Тогда он просто сидел в шкафу и смотрел на то, как его мать насилуют ворвавшиеся в дом бугаи. Юкио помнил её предсмертный крик и блеснувший нож в руке убийцы, который вспорол несчастной женщине живот. (А ведь она ждала появления на свет ещё одного мальчика.) Ребёнок, который и так был отъявленным меланхоликом, всю ту ночь проревел у кровати. Залезший в дом старый Джон — местный побирающийся — шарахнулся от вида окровавленного тела и рыдающего мальчика. Но ночь прошла, её сменил день. Мальчик, не желая больше оставаться в деревне, ушёл в столицу. Пришлось, как и Джону, попрошайничать и бродяжничать. А потом грянул вирус. Как можно было понять, жизнь у мальчиков была не самой прекрасной. Бедные дети, которые оказались предоставленными самим себе. Но ни я, ни благородный читатель, даже если очень захотим, не сможем изменить более их жизнь, поэтому я предлагаю лишь посочувствовать им.***
Трое ребят, вооружившись рюкзаком и старыми рогатками, вышли из укрытия. Жалко было расставаться с этим домиком, в конце концов, именно он приютил их. Юкио шёл поникший, а его друзья что-то бурно обсуждали. Поднявшись на самую верхотуру крыши, мальчики увидели, что отряд британских солдат уже стоит на их улице. Национальные гвардейцы — солдаты в красных мундирах — окружили входную дверь одного из домов и наставили на неё ружья. ЗИМ охраняли солдаты с алебардами — уже упомянутая мною Королевская Гвардия Британского Льва. Из передней правой двери вылез ещё один солдат в мундире и открыл заднюю дверь. Показались чёрные туфли, потом белые брюки, красный мундир и голова… Красивое лицо с голубыми глазами, оглядывающими местность, без единой морщины, обрамляли короткие бакенбарды. Пригладив свои пышные волосы, мужчина надел на голову двууголку с золотой тесьмой и серебряной звездой. Судя по наличию и Ордена Подвязки, и Ордена Чертополоха, и Ордена Святого Патрика (не вручавшегося, кстати, с 1936 года), и Викторианской цепи, и прочих орденов и медалей, сей человек был особо важной персоной. Облизав обветрившиеся тонкие губы, мужчина подошёл к солдатам и что-то им сказал. Дверь дома, в которую постучался солдат, открыла маленькая девочка в смешном розовом платье. Генриетта, с которой так любили общаться мальчики. «Девочка, — строго начал солдат, — дома кто-нибудь есть?» — «Брат». — «Проводишь нас к нему?» — «К-конечно, идёмте». Девочка улыбнулась и развернулась, чтобы пропустить солдат внутрь. Но выстрел винтовки не дал ей этого сделать. Отпихнув сражённого ребёнка, солдаты начали вбегать в дом. Девочка в последний раз посмотрела на мир, увидев лицо мужчины в двууголке, и отдала Богу душу. На глаза Юкио навернулись слёзы. Он больше всех общался с Генриеттой, поэтому и видеть её смерть для него было больнее. Гэбриэл обнял мальчика, и они оба зашагали вслед за Оззи, который отдалился от компании на значительное расстояние. А в доме, который, стоит знать читателю, совершенно не был сбором бродяг, как его окрестили солдаты-байроновцы, ещё долго раздавались крики и плачи. Пятьдесят человек, живших в этом доме, — все были перебиты.***
— Юкио! Юкио! Бежим, быстрее! — кричал Гэбриэл своему другу. Оба запыхавшиеся, оба грязные и побитые, они бежали прочь. Прочь из окрестностей Лондона. Этот город стал для них проклят. Группу детей, решившихся сбежать от очистительной машины Байрона, всю перебили. Лишь двое мальчиков смогли отделиться от неё. Но и за ними сейчас шла активная погоня. Солдаты Национальной Гвардии бежали за ними, периодически стреляя, пытаясь подстрелить детей. «Поймать их! Это приказ лорда Байрона!» — указывал капитан отряда. Мальчики свернули за угол, на какую-то булыжную дорогу. Из-за камней, выбившихся из укладки, дети то и дело спотыкались. Их окружали зелёные деревья, не испорченные разрушенным миром, но им внимания не уделялось. Гэбриэл периодически останавливался, хватал запыхавшегося Юкио за руку и бежал дальше, волоча друга за собой. Мальчики уже изрядно устали, но остановка сейчас была равносильна смерти. «Огонь!» — послышалось за спинами убегавших детей. Солдаты, выстроившись для залпа, выстрелили. Пули просвистели над головой Гэбриэла, заставив его пригнуться. Обернувшись, чтобы проверить товарища, мальчик увидел, что Юкио сидит на земле и прижимает руки к ноге. Глаза Тая (так он иногда просил звать его) наполнились слезами, и ребёнок, поймав взгляд друга, который требовал, чтобы Юкио показал ранение, отлучил руки от ноги. Пуля, судя по окровавленной конечности, хорошо ранила мальчика и глубоко засела в ноге. Гэбриэл, закусив губу от безысходности, посмотрел на преследователей: британцы оторвались от своих мест и вновь побежали. Присев, Фримен погладил друга по голове и сказал: — Я тебя обязательно найду. Я спасу тебя! Обещаю! — и побежал дальше. Юкио знал, что Гэбриэл ему не врёт. Он знал, что он вернётся за ним. Или же… он просто не хотел потерять лучшего друга?.. Удар прикладом пришёлся на спину ребёнка. Британец, что так больно ударил Юкио, продолжил это дело: второй… третий… десятый… Сколько всего раз и человек его ударили, Юкио не знал. Он лишь старался прикрыть лицо и постоянно повторял на английском (его речи и до этого были исключительно на английском, но здесь я просто обязан указать на язык, на котором говорят наши герои): «Please, don't kill me». Когда удары прекратились, еле живое тело, некогда бывшее полноценным ребёнком, подняли за руки. Двое солдат держали его на уровне пистолета их капитана, что так любезно был направлен прямо на сердце мальчика. Юкио прищурил опухшие глаза и… ничего не сказал. Исход был ему ясен. Но офицер, так желавший выстрелить, вдруг отошёл в сторону. Тот самый мужчина из автомобиля, которого ребята видели три дня назад. Он важно прошагал к ребёнку, осмотрел его и вернулся обратно к солдатам. Кивнув капитану, орденоносец ушёл вглубь отряду. Командир вновь направил пистолет и… выстрелил. Свист пули, ознаменовавший конец существования, — вот что услышал Юкио. Зажмурив глаза, он просто принял это инородное тело в своё сердце. В голове всплыла и радостная мать, и отец, который ещё не погряз в долгах, и даже представления о будущем братике. Повстречавшись с холодной землёй, на которую его так «бережно» кинули солдаты, мальчик просто закрыл глаза. «Не останавливайтесь на достигнутом, продолжайте преследование». — «Будет сделано, лорд Байрон!» Солдаты ушли. Лорд Байрон ушёл. Сознание мальчика тоже уходило. Почему ж он ещё не умер? — Этот подойдёт, господин де Лаваль? — спросил мужчина в белом застёгнутом плаще своего товарища. Он имел зеленоватые волосы средней длины, которые были заколоты красными заколками. В острых ушах блестели серьги-гвоздики. Красные глаза были направлены в сторону второго вампира, с коим мои читатели уже имели честь познакомиться. — Вполне, — определил второй вампир. Первый улыбнулся и пошёл к мальчику, который был уже на грани смерти…***
— Юкио! — крикнула товарищ Чернова, вылезая из своего обложенного хламом кабинета и вручая задумавшемуся солдату какие-то папки. Совершенно погружённый в воспоминания, Юкио совершенно не заметил образовавшуюся макулатуру рядом с собой. Да и какие тут папки, когда плакать хочется! Но ведь вампиры не испытывают таких чувств, как люди. Вот и Юкио, просто понурив голову, вспоминал и вздыхал. Но дивинтенданту это явно не понравилось, ведь она мигом исчезла в пучине своего кабинета и так же — мигом — появилась, вооружившись своим табельным оружием — скалкой. И этот предмет кухонной утвари массового поражения поразил голову рядового. Юкио тут же вскочил. Пощупав голову, он с ужасом для себя отметил кровь на ней. Какой человек может так хорошо приложить вампира? Напрашивались два ответа: либо это сверхчеловек, как завещал Ницше, либо же это совсем не человек. — Отнеси эти папки к товарищу арминтенданту фон Майер-Пассендорферу. Пусть он подпишет документы, которые там находятся. Бегом! — приказала женщина, вновь замахнувшись скалкой. Солдат, чтобы не получить ещё раз, улыбнулся, схватил папки и побежал выполнять приказ. Но на его душе уже давно не было веселья…***
Город Энск — двоюродный шурин городов русских по внебрачной линии Киева — представлял собой, как я уже говорил, более деревню, чем полноценный город. Но именно здесь 4-й роте дивизии Ворониной, которая участвовала в сожжении деревни, решили представить её нового командира. Все отряды дивизии были запущены в город, а Крестовоздвиженский, первый секретарь горкома Мировой, главный военный прокурор Яблонский, его заместитель Балыкин, полковник Злободневная и капитан Гробовой — костяк высших лиц города — уже были предупреждены. 4-ая рота периодически подтягивалась на плац, который ещё и являлся парковкой горкома КПСС. (Почему партийцы парковались на плацу и почему КПСС существовала без Советского Союза, я, увы, не знаю.) Товарищ Мируко, который уже отхватил люлей от комдива, из-за чего у него стоял фингал на весь правый глаз, бродил под окнами здания ГУРКа в совершеннейшем и чистейшем одиночестве. Было в нём что-то привлекательное: когда ты можешь побыть сам с собой и подумать о том, что в обычное время просто забывается, ведь ты оказываешься в пучине всепоглощающей машины урбанизации, которая не давала отвлекаться на мелочи. Откуда-то сверху послышалась ругань. Рядовой поднял голову, чтобы оценить происходящее. Из окна, расположенного прямо под надписью «ГУРК СР СССР», высунулся худой и бледный мужчина в бежевом мундире, с редкими седыми волосами, которые свисали с абсолютно лысой макушки. Чёрные глаза нервно бегали туда-сюда, что-то высматривая. Выступающий вперёд длинный нос хлюпал каждый раз, как вдыхал, — это было слышно даже на земле. Тонкие губы расплылись в широкой улыбки, когда этот достопочтенный увидел стоящего под окнами рядового. — Эй, парень, — крикнул мужчина, помахав рукой, — тебе кот не нужен? — Чего? — спросил Хайзаки, не поняв предложения мужчины. А вы бы поняли, если бы к вам обратился достаточно страшненький мужичок, высунувшийся из окна, и начал спрашивать про котов? Я, каюсь, не понял бы. Так я бы грешным делам ещё подумал, что этот человек явно психически нездоров. Чинуша только фыркнул и залез обратно в кабинет. Рядовой уже хотел продолжить своё одиночное паломничество к плацу, но мужик явно отставать не хотел, ведь опять вылез и, ничего не сказав, выкинул из окна чёрного кота, которого держал за хвост. Хайзаки пришлось сорваться с места и быстро-быстро, семимильными шагами (в прямом смысле) подбежать к окну. Слава богу, что вовремя, ведь кот мог приземлиться на каменную кладку, окружавшую здание ГУРКа. Схватив вот это вот упавшее чудо, рядовой перевёл взгляд на окно. Чинуша (никогда не перестану его так величать, ведь достопочтенный читатель доселе его не видел, поэтому и не знает, что это за человек) отдал честь и сказал: — Пользуйся! Он всё равно бюджетный, не жалко, — после чего закрыл окно. Парень покачал головой и посмотрел на нежданное пополнение в семье (если армию считать одной большой семьёй, конечно). Кот недовольно, насколько это было возможно для животного, посмотрел на нового хозяина. Там, в ГУРКе, он состоял на должности старшего мышелова и даже оклад имел в мышином эквиваленте. Не любил его только товарищ Ф. С. Ловипуля — секретарь Главного Управления. Этот капитальный взяточник и спекулянт считал, что содержание такого «сотрудника» выливается в копеечку ГУРКу, поэтому и хотел избавиться от кота, а на его место поставить мышеловки, которым и зарплата-то и не нужна. — И как мне тебя назвать? — спросил Мируко скорее у себя, нежели у кота. Ломать голову не очень хотелось, да и времени не было, ведь нужно было явиться на плац, а получить второй фингал от комдива не очень хотелось. Внимание рядового привлекла бирка, приклеенная к правой лапе животного. На ней значилось: «Его зовут Вася. Кормить обязательно, поить обязательно, бить, чтобы работал, тоже обязательно. С уважением, Федот Сергеевич Ловипуля. По всем вопросам обращаться в секретариат ГУРК СР СССР. Номер слишком известен, чтобы его объявлять». Так как вопрос с именем решился сам собой, рядовой уселся около фасада здания и принялся разглядывать новое приобретение. Судя по приличному весу котяры, его там и кормили, и поили, и били, чтобы работал нормально. Увы, но Мируко понимал, что постоянно обеспечивать его едой будет проблематично, ибо он и его сослуживцы постоянно в походах, а чиновники, сидя безвылазно в своих кабинетах, снабжали кота пищей. И кот это тоже понимал, ведь зашипел и вмиг расцарапал парню левую руку. А потом самодовольно спрыгнул с рук хозяина и уселся рядом с ним. Рядовой может быть и разозлился, но только в душе, ведь внешне никаких признаков не подал. Преподаватель в академии — товарищ Филин — научил всех своих учеников мастерски скрывать свои эмоции, пытаясь вырастить из них истинных советских солдат. (Но о товарище Филине, как и об академии, я обязательно расскажу позднее.) Парень прикрыл глаза, чтобы хоть как-то отдохнуть от сумасшедших дней. Марш-броски, сражения, штурмы и расправы — всё это успело произойти за столь короткий период времени. Одну битву, правда, рядовой благополучно проспал, но на остальных геройствовал, уничтожая врагов маршала Бабеля. Раздался звук пыхтящего мотора и скрип колёс. По кладке, качаясь на неровных камнях, ехал ГАЗ-А. Чёрная машина тоже спешила на плац. Из неё высунул голову молодой человек с рыжими волосами, зачёсанными назад. Одет он был в песочного цвета гимнастёрку, а на голове сидела парадная пилотка с красной звездой. Старшина 4-й роты ехал на плац для встречи с новым начальником. Стоит рассказать благородному читателю о том, что же произошло в этой роте. Прежний её командир — старший лейтенант Зеленский — благополучно был прикомандирован к штабу корпуса, куда входила дивизия. Пока его не было, старшина — товарищ Языков — выполнял обязанности командира. Но он, будучи ещё слишком молодым для полноценного ротного, быстро устал. Видя это, комдив направила комкору Альбединскому, который был её начальником, просьбу о назначении кого-нибудь на место Зеленского. Валентин Михайлович эту проблему решил, а после отправился с Бабелем в Японию, о чём читатель уже извещён. И именно в Энске, где очень удачно и находился этот самый новый ротный, его и решили представить. Как жаль, что солдаты ещё не знали, кого получат в командиры. — Эй, Мируко! — закричал старшина, замахав руками. — Ты чего тут прохлаждаешься?! Там уже все наши собрались, ротного представлять будет! Отрывай свой зад от земли, бегом! — скомандовал старшина и поехал дальше на своём газике. (Справедливо будет сказать, что не он поехал, а его повезли.) Рядовой встал с места и, схватив кота, поплёлся на плац. На этом плацу-парковке стоял уже весь состав 4-й роты, несколько красногвардейцев во главе с Серебрянским и солдаты гарнизона Энска. Товарищ Мируко встал рядом с высоким молодым человеком, обладающим разноцветными волосами. Этот товарищ посмотрел на того, кто встал рядом с ним, протянул руку и улыбнулся. Влад (а я спешу напомнить, что имя фингалоносца именно такое) увидел довольно красивое лицо с зелёными глазами, спрятанными за прямоугольными очками, пухлыми губами, которые расплылись в улыбке, и прямым носом. В левом ухе находилась бирюзового цвета серьга. Судя по болотному цвету мундира, этот парень был красногвардейцем. Пожав товарищу руку, Мируко устремил взгляд на въезд на плац. Сначала проехала бежевого цвета «Победа». «Это первый секретарь горкома», — сказал солдат, стоявший рядом с Хайзаки. Последний покачал головой в знак согласия. Следом за «Победой» заехали две «копейки», которые просто проехали, паркуясь тут же, на плацу. Последней въехала красная «Волга» с пресловутым оленем на капоте. Она ехала, постоянно уходя в занос. Расплескав все лужи, которые попались ей на пути, машина остановилась прямо перед солдатами, забрызгав их грязной водой. — Сейчас цирк будет, — сказал красногвардеец на ухо Хайзаки. Парень, отряхнувшись от воды, повернулся к новоприобретённому товарищу. — Почему? Кто это вообще? — Как «кто?»! Это же Кренкель! — ответил красногвардеец, пользуясь тем, что машину ещё пока никто не покинул, соответственно — их не слышат. — Как ты ещё служишь, если не знаешь Кренкеля?! На ум Мируко мог прийти только лишь полярник Кренкель, который умер-то в 1971 году, так что он отпадал. Никаких больше Кренкелей парень не знал. Из машины вылез маленький мужчина в сером мундире. У него было толстенькое тельце, но худющие руки с длинными пальцами, спрятанными в чёрных перчатках, и такие же ноги. Он имел чёрные выпученные глаза, которые были в какой-то прострации. Его нос имел горбинку и был крючковатым. Верхняя челюсть довольно-таки сильно выпирала вперёд, если сравнивать с нижней. Причёска… Помните Гитлера? Если да, то прошу вас вспомнить и его причёску, а потом перенести её на этого приехавшего товарища. Перенесли? Хорошо. А теперь, дорогие товарищи, подведём итог: на плац приехала маленькая гаргулья-Гитлер. Смесь убийственная. И это вот чудо прошагало, шатаясь на ходу, к солдатам, заложив руки за спину. Споткнувшись о свою же ногу, мужичок грохнулся в ту же лужу, водой из которой он только что залил солдат. — Шволощь! Кто тебя ждещь поштавил?! Раштрелять его! Убить гада! Каштрировать! — заорал офицер, барахтаясь в луже. Шепелявящая пьяная маленькая гаргулья-Гитлер. Кому это счастье привалило? — А что это с ним? — тихо спросил Мируко у стоящего рядом красногвардейца с разноцветными волосами. Тот повернулся и сказал: — А это он белочку поймал. Он у нас колдырь такой, что ему любой позавидовать может. Трезвым его вообще никто не видел. Всегда вдрабадан. — Равнящь! Шмирно! — крикнул Кренкель, вылезая из лужи. — Кто шкажал?! Так, тупичы, пож…вольте предштавитща! Меня жовут капитан… Теодор… Иощифовищ… Кренкель. И ш этого момента я буду вашим к-о-о-о-мандиром роты! Жапомнить, — начал свою воодушевляющую речь, растягивая слова из-за своего хорошенького состояния, — вщем: вще вы… жащитники нашего отещештва. Я не жнаю, кто ждещь был до меня, но при мне тут будет вщё по-друг-о-о-о-му. Кренкель зашатался и упал на солдат, сбив двух из них с ног. Красногвардеец, стоявший рядом с Мируко, засмеялся, а сам Хайзаки заулыбался от такого зрелища. Но тут же прекратил, ведь Кренкель встал и подошёл к ним. — Ты, пентюх, — обратился к красногвардейцу капитан, — ты над щем тут ржешь? А ну-ка, выйди иж штроя! Красногвардеец молча вышел вперёд, но как вышел, так сразу поймал удар между ног, нанесённый капитаном. Свалившись на плац, гвардеец тихо заскулил, ведь получить кирзачами не очень-то приятно. А капитан только хотел продолжить свою речь, как свалился, споткнувшись об красногвардейца. — Урод! Гад! Да щтоб ты ждох! Щтоб тебе вщё твоё хожяйштво ш корнем вырвали! Щтоб тебя в-а-а-а-мпиры на п-передовой грохнули шражу же! — начал сыпать проклятьями капитан, барахтаясь уже на красногвардейце. Тут уже тихо смеяться начала вся рота. — Ровнящь! — вновь крикнул Кренкель. — Вы щего ржёте, шволощи? У меня ухи вщё шл-ы-ы-шат! Подведём очередной итог: роте достался на место командира шепелявящая пьяная маленькая гаргулья-Гитлер с ушами-локаторами. Вот что это подразделение сделало плохого, чтобы ей такой товарищ достался. — Шражу предупреждаю: у меня не будет любимщикоов. Яшно вам? А теперь, тупичы, вще идём белить… деревья… — Чем белить, товарищ капитан? — спросил какой-то солдат. — Побелкой, идиот! Вжяли жюбные щётки в руки и побежали белить! Я ваш наущу работать в шолдатшком режиме! Делать было нечего, и рота зашагала выполнять приказ Кренкеля. Хайзаки помог подняться побитому красногвардейцу, и они вдвоём зашагали в выделенные им казармы, чтобы взять зубные щётки и идти белить деревья. Но Кренкелю опять что-то не понравилось, ведь он крикнул: — Э! Идиоты, а где ваше жнамя?! Кто жнаменощечь?! — Я! — Мируко вышел вперёд, ожидая, что же с ним сделает беснующийся командир. — Знамя, товарищ капитан, в казарме. Кренкель засопел, как раньше сопел Ловипуля из ГУРКа, и подошёл к солдату. — А какого хрена, шкажи мне, оно делает в кажарме? А ешли ты его прошра… потерял, а теперь ныкаешьща! — завопил Кренкель, шатаясь и норовя упасть снова. — Жнащит так, нажнащаю тебе накажание: будешь белить руками. Вот как умеешь! Понял?! — спросил капитан и закрыл глаза, пытаясь уснуть. — Товарищ капитан, — обратился Мируко к засыпающему на ходу Кренкелю, — вы сами можете удостовериться в наличии знамени в казарме, поэтому ваше наказание аннулируется. — Щто?! Как ты шо мной говоришь? Я капитан или шлюха поджаборная?! Ещё одно шлово, и я жвоню в военную комендатуру! Ешли ты не хочешь, чтобы тебя определили в ди-и-и-шбат, то ты щейщашь идёшь, берёшь жнамя, а потом белишь деревья… руками. Спорить с таким алконавтом не очень хотелось, да и в дисбат загреметь не было желания, поэтому парень поплёлся в казарму, мысленно послав капитана, который уже успел заснуть. Просто стоял и спал. Вот такой он — новый ротный!