***
- А, может, сыграем в шахматы? — неспешно, делая короткую паузу после каждого слова, протянул незнакомец. Я не знал и не видел его никогда раньше, хотя, по правде, не знал и сейчас. Но видел. Он появился словно из ниоткуда, будто один из булыжников, стоящих у Южного Тракта, вдруг ожил и решил со скуки и безделья поговорить со мной. Впрочем, это невозможно. Медленно и мучительно тянулся третий час пути к Киншасе, и в силу своей природной любознательности, а также дабы дать отдохнуть своим глазам от серой монотонности дороги, я сошел с нее к небольшой россыпи камней. Пускай эта пустыня и находится почти сразу за стенами города, мало кто из вас бывал там. И дабы вы лучше представили всю безысходность моего положения и степень невероятности этой встречи, мне придется описать вам, что представляет из себя почти весь Южный Тракт. Хотя это и не займёт много времени, но все же. Итак, готовы? Я просто уверен, что каждый из вас видел, и даже рисовал сам обычную черную, а, может, и серую линию на белом листе. Никаких деталей и особых архитектурных изысков — обычная одинокая черта, потерянная среди белых пустошей бумаги. Вот примерно это и представляла из себя дорога. Проходя по равнине Аль-Шасы, она давала идеальный обзор всего происходящего вокруг тебя, и, конечно же, живописных пейзажей, представляющих из себя не слишком равномерно раскиданные по равнине мелкие серые камни. Нет, конечно же, временами попадался красный порфир и гранит, а иногда даже целые высохшие кусты чёрной каавы, не могу жаловаться. Но все же, заметив на своем пути такую концентрацию камней, которые я в восхищении назвал «каменным садом», я все-таки соблазнился возможностью рассмотреть все это поближе. Да и лежали они уж слишком ровно и аккуратно, в отличии от их родственником, лениво и небрежно разбросанных кругом. И затем увидел его. Я не видел его на дороге, даже позади меня не было иных путешественников. Чтобы вы лучше меня поняли, прошлого путника, а точнее нашего достопочтенного дозорного, мне удалось заметить еще за полчаса до встречи, и я был весьма рад этому, ведь местом нашего рандеву оказалась как раз середина пути. Но его я не видел. Сколько бы раз не пытался вспомнить все те странные силуэты и очертания на дороге, но все они, в конце-концов, оказывались лишь камнями, получившими свои причудливые формы благодаря играм здешнего ветра, который чувствовал себя полноправным господином равнины. Но откуда тогда взялся он? Он уже стоял на дороге, когда я возвращался, тихо смотря на меня своими мертвыми, неподвижными, будто янтарными глазами. В его грубых и угловатых чертах проще было узнать очередной камень, нежели человека — но речь, одежда и этот амулет со странной вязью на его груди были свидетелями его того, что незнакомец - живой. Похожие письмена я видел только в храме Куолли, почти на побережье Пылающего Моря. Надетая на нем кашая, потрепанная дождями и ветрами, больше походила на кучу тряпок небрежно накинутых на тело, не менее древним выглядел и амулет, покрытый неприятной зеленой ржавчиной. «Он монах? Но что же тогда делает здесь, за многие мили от родного монастыря? Если меня не подводит память, ближайший отсюда монастырь лежит в Каиан-Кале, возле Тусклой Реки. Не думаю, что кто-то из них забрел бы так далеко в поисках места для медитации и просвещения. Но все же, монаху в этих краях отказывать не принято, пускай, как сильно бы не хотелось, так уж принято. И впрочем, есть ли причины отказываться?» — подумал я. — Если вы только окажете мне такую честь, — я попытался ответить как можно более учтиво. — Я всегда рад сыграть… Но только помни, кто ты есть для них, — снова весьма медлительно протянул монах. И в тот миг на его лице проскочила тонкая улыбка, или ухмылка, а, может, и насмешка. Ведь почти неподвижная мимика его лица не выдавала ни одной эмоции незнакомца. Даже во время разговора его губы шевелились едва заметно, так что казалось, что голос его, это лишь ветер, загулявшийся где-то между камней. Но наверняка можно было сказать, что он был доволен. Сделав приглашающий жест рукой, он тяжелой и грузной походкой отправился к тому самому месту, которое я только что с интересом рассматривал. «Ох и странный же этот монах, аж мурашки по коже. И для кого - для них? Никогда не понимал до конца их речи, даже когда гостил в их монастыре, большую часть разговора приходилось лишь учтиво улыбаться.» Также я поступил и сейчас. Центральный камень этой псевдо-экспозиции оказался столом, весьма необычным столом, на поверхности которого аккуратно была высечена шахматная доска. За ней явно следили, ведь половина клеток была натёрта до блеска, что и придавало ей белый оттенок на фоне иной половины их соседок. Неспешно добравшись к одному из булыжников, служивших стульями, этот здоровяк, назовём его для удобства Кин, стал расставлять возникшие будто из ниоткуда шахматные фигуры. Уступив первый ход своему оппоненту, я увидел, как на противоположной Кину части доски начали появляться белые, изготовленные из адуляра, а проще говоря из лунного камня, пешки. Любой, кто хоть издалека видел трактаты по истории Киншасы признал бы в них гвардейцев Абдульбари, тех самых, которые несколько столетий тому назад завоевали этой стране независимость. Все остальные фигуры из белого лагеря были выполнены в похожем стиле. Но король, голову которого венчала искусно изготовленная корона, инкрустированная зелёными смарагдами... Впрочем, дело было не в ней. Черты лица короля вносили смуту в голову нашего героя, они были до боли знакомыми и узнаваемыми, но все же он не мог сказать кто это. Он не был похож ни на одного из великих королей и деятелей того времени, ни на одного военачальника ни адмирала…кто же это? Но эти мысли слегка развеялись, когда на поле предстоящей брани начали появляться фигуры черного воинства. Они, в свою очередь, были выполнены из гелиотропа, или же кровавого камня, представляющего большую редкость на этой стороне континента. А стилистически автор их отнес к армии Антала — последнего самодержца этих земель. Благо, лицо короля было прикрыто шлемом, так что идентичного вопроса у Ияри не возникло. — Ты готов друг мой? — произнес Кин, и в тот момент легкий ветерок пронесся меж оппонентами. — Тогда я не сидел бы сейчас с вами за одним столом, — ответил его противник и передвинул пешку на D4 — что и ознаменовало начало битвы. Слегка призадумавшись, Кин отправил своего коня на F6. Дальше все было весьма странно, игра поглотила меня полностью. Я видел себя и Кина как бы издалека, но все же одновременно находился там, на доске, среди своих воинов. Я не был больше собой, я был королем на доске, говорил и отдавал приказы, двигал и забирал фигуры. И с этого места, если вы будете не против, я уже буду рассказывать как зритель. Ибо мне кажется, так всем будет яснее. — Офицер на F4, — проговорил Ияри, и передвинул на намеченную клетку своего верного слугу. Не прошло и минуты, как рядовой армии Анталы передвинулся на Е6. Явно желая быстро миновать начальную игру и перейти к миттельшпилю, который давал уже полностью насладиться игрой и широтой его возможностей, Кин создавал пространство для своих более сильных фигур. И тут гвардеец генерала Викрама в белых, сияющих пластинчатых доспехах, отправился к Е3. Так и начиналась шахматная баталия средь каменных пустошей Аль-Шасы. Противники, медленно входя во вкус, расставляли свои войска по полю брани, каждый на свой манер и вкус, но в то же время с хитростью и изощренностью, продумывая следующие ходы. Крутя жизнями и судьбами своих подчиненных, каждый из военачальников выстроил свои планы, где ни одна пешка, а то и иная фигура должны были пасть жертвой холодного расчета своего властителя ради победы и славы его стороны. Игра плавно перетекла в миттельшпиль, тот самый период, когда каждый из игроков может раскрыть свои истинные таланты стратега и тактика и показать, достоин ли он победы. А ознаменовалось это событие первыми потерями в стане вольного города, белая пешка, на сегодня навсегда покинула поле битвы. Весьма незначительные потери, скажете вы, кто же обратит внимание на потерю всего одного безымянного воина? Черный воин гелиотропа, офицер, отнял жизнь у пешки на С3. Потеря, может, и невелика, но сердцем тут же овладевает жажда мести, никто не любит терять свое, пусть даже и малое. И тут бой загремел во всей его красе — вот и треснули темные латы офицера на С5, отдал жизнь свою бравый всадник на D3, потеряв под собой своего белого коня. Пускай не долго прожил и его обидчик, вскоре и он сложил свою кавалеристскую голову недалеко, E8 стала его могилой. Кровавая сеча вошла в свой пик, и короли давно уже перестали считать погибших пешек, пусть мертвые позаботятся о мертвых, а короля ждет победа! Но тут настал тот миг, когда сердце Ияри остановилось на мгновенье, и его разум объял легкий страх, заставляя руки дергаться, а глаза нервно метаться по доске в поисках выхода. Поблескивая на недавно взошедшем солнце своими черными доспехами, офицер устремил свой взор прямо на белого короля, личность которого до сих пор оставалась загадкой. Впервые Ияри ощутил такое беспокойство, ему было не комфортно и тревожно, он хотел как можно быстрее выйти из шахового положения, убежать и спрятаться где-то, или за кем-то, и пешка ему в этом помогла. Прикрыв собой своего короля, она вновь вернула покой в сердце играющего. Надолго ли? Ияри стёр проступивший холодный пот со лба. Чем больше раз эта ситуация повторялась, тем все сильнее страх одолевал его. Как только кто-то хотел задеть его главную фигуру, так его охватывала паника, и он ошибался все больше и больше, а мысль о личности короля так и не выходила из его затуманенной тревогой головы. Оглядев поле брани, с ужасом он начал осознавать что проигрывает, что подле короля осталось не так уж много верных воинов, что большая их часть, вместе с их королевой уже покинула этот бой. Но почему он так нервничает? Это ведь просто игра, от нее ничего не зависит, и ничего не изменится, всего лишь простая игра. Смятение все нарастало, игра неумолимо и необратимо шла к его поражению. Фигуры меняли свое положение, бились и побеждали, бились и уходили с доски. Кин, оставаясь неподвижным, уже более походил на каменного истукана, нежели на человека. Но его фигуры все еще ведут игру, и двигаются без чьего- либо вмешательства. Вдруг Ияри заметил, что их руки как и они сами, оставались неподвижными уже не один десяток минут, а фигурам хватало лишь одной мысли своего короля, дабы занять назначенное им место. Да и сами они не сидят более на стульях, а стоят среди своих подчиненных. Эта мысль лишь усиливала его панику, добавляя еще больше загадки в происходящее. Игра перешла к эндшпилю. И вот, из-за очередной его ошибки, пал последний офицер белой армии, круг его приближенных все сужался. И тут корону оросила кровь… но это не было поражение, в очередном приступе паники, Ияри прокусил себе палец, к которому вновь вернулась способность двигаться, что и спасло его. После этого я снова понял что я - это я, сознание вернулось в тело, и я перестал быть частью игры. Я снова сидел на стуле и чувствовал свое тело. И в один миг сердцебиение пришло в норму, а мысли беспорядочно бегающие в голове, снова потекли единой рекой, возвращая способность вновь вести свою армии, пускай уже не такую многочисленную. Боль отрезвляет. Алая капля крови покатилась по венценосной голове, покрывая её густым багрянцем и делая черты лица более четкими и ясными. И тут я понял, чьи это были черты. Не воина, не политика, не художника и не ученого — такие до боли знакомые — это были мои собственные черты. Я и есть король. Кин не бросил тогда слова на ветер. Они — это мои фигуры, и я их король, я отвечаю за них. Но если падет моя фигура, будет ли это означать и мою смерть? Взглянув на поле еще раз, я понял — поражение было лишь иллюзией, лишь тенью, закравшейся под сенью деревьев в жаркий летний день. Страх правил мной, и показывал ту картину событий, которая лишь усиливала его. Хватило несколько твердых и решительных команд, чтобы чаша весов вновь наклонилась в сторону фигур из лунного камня. Возвращая свое преимущество шаг за шагом, белый король все глубже и глубже врезался в стан врага, ища там своего последнего противника. И вот настал тот момент, которого ждет каждый игрок, да что там игрок, каждый человек — победа. — Шах и мат, — отчеканил победивший и переставил ферзь на D8. Мне казалось, что я знаю своего противника всю жизнь, и в тот момент я готов был поклясться, что впервые на каменном лице Кина отчетливо была видна улыбка. Теплая и искренняя, так улыбаются только те, чье сердце за многие годы пустоты и страданий, наконец, наполнилось каплей радости, пускай и последней. Тусклые, янтарные глаза здоровяка становились все ярче, пока, наконец, не треснули, и из них потек яркий, пылающий огонь. Я чувствовал, что это была его жизнь и жизни тех, кого он забрал за многие годы, сидя на этом камне — теперь он свободен. Огонь все больше растекался по его уже почти окаменелому телу, заставляя рассыпаться на мелкие камешки и пыль, но в то же время радоваться. И вот глаза погасли, Кина больше не было. Где-то в воздухе на мгновенье послышалось едва уловимое «Спасибо», но ветер тут же унес его прочь. В тот миг я очнулся, обнаружив себя спящим в том самом узоре из камней. «Неужели это был лишь сон?» Однако кровь на пальце не давала усомниться в реальности происходящего. В центре обнаружился знакомый стол с расставленными на нем для новой партии фигурами. Но там было еще что-то новое. В центре доски лежал тот самый амулет, только теперь на нем не было и следа коррозии, он был как новый. Ну а дальше я повстречал Лаксмана. Тут дверь в трактир распахнулась, и в неё вошло с десятка два храмовых гвардейцев в зеленых, панцирных доспехах, во главе их шел уже немолодой монах с длинной бородой, облаченный в подобную Кину кашаю. - Господин Ияри? Прошу, пройдите с нами.Часть 1
4 июня 2016 г. в 01:41
— И долго я там сидел? — с немалой долей удивления расспрашивал один из посетителей трактира у дозорного Киншасы, полиса на юге континента.
— Я успел пройти весь Южный Тракт к Фафниру почти дважды за это время, — отвечал тот молодому парню на вид лет 20-23.
Светлые, длинные волосы выдавали в нём чужестранца, что придавало его словам в трактире некую важность и делало их как бы слегка правдивей. Если бы кто из местных пъянчуг или бездельников, да еще в таком виде рассказал бы всем, что он играл посреди разрушенного, древнего святилища в шахматы ему, конечно же, никто бы не поверил.
— Ты хочешь сказать, что я играл там около двух суток? — не переставал удивляться парень.
Его двухнедельная щетина, пыльная одежда, и, так скажем, слегка «поношенный» вид, все-таки слегка придавали сомнениям слова. Но серьга гильдии географов, которая объясняла его вид и этот амулет, развеяли уже начавшую было сгущаться тучу недоверия.
— Именно, первым утром мы встретились на самом тракте, а следующим утром я уже нашел тебя среди камней.
— Для меня прошло всего несколько часов, я не обращал внимания на солнце или звёзды, по правде говоря, я и не помню, были ли они там вообще, — говорил он потягивая крепкий арак, весьма популярный местный алкогольных напиток.
— А что вообще дозорный полиса делал в той пустыне? Не сговорились ли вы, ребятки? А то каждый горазд людям на уши лапши навешать ради халявной выпивки, а? — прокричал откуда-то из толпы один из зевак, которые собрались послушать рассказ.
— К твоему сведению, на равнине Аль-Шаса стали пропадать люди — вот полис и выслал дозор, дабы выяснить и защитить путешествующих по ней, — возмущенно ответил дозорный, брякая своим кривым мечом.
— Ай, ну в пропасть эти выяснения, давай рассказывай как там все с начала было! — проговорил второй из той же братии.
— Я не помню всего, но поведаю вам что смогу, — отставив от себя уже пустую кружку начал рассказ парень.