Небо в глазах

По необычайно ясному небу спокойно плыли легкие облака, даря какой-то покой любому, кто додумается взглянуть на них сейчас. Именно его искал этот худощавый мужчина, всматриваясь ввысь. Но это не приносило абсолютно никакого результата. Он устал. Прошло всего около года, возможно чуть больше, после смерти Артура. Прошло всего около года, возможно чуть больше, с того самого момента, как он собственноручно отправил лодку с телом короля в воды Авалона. Мерлин был единственным, кто прощался с ним в тот день. Был тем самым, кого Пендрагон попросил обнять его покрепче и просто послушать. В тот момент он, что было силы, душил слезы. Душил желание обхватить драгоценное лицо руками и мягко поцеловать. Эмрис знал, что надежды нет; видел, что смерть, эта костлявая старуха, забирает его короля, но он все равно не посмел перейти границы. Лишь крепко, как и просил король, обхватил его, прижимая к себе и вслушиваясь в каждое слово, слетавшее с побелевших губ. Он поцеловал его, когда уже уложил в лодку. Это был необычайно горький поцелуй, но самый необходимый. Глупый, глупый слуга, так безнадежно влюбленный в своего короля. Не сохранил, не уберег, не спас. Сколько же этих «не»! И каждая бьет словно причудливый тонкий нож, пронзая насквозь. И чем дальше отплывала лодка, тем меньше света, что нес его король, оставалось в сознании волшебника. Тем больше в его голове появилось мыслей, что он не знает к чему теперь ему стремиться. Киллигара сказал, что Артур вернется, когда будет нужен своему народу. Но Мерлин смотрел на это со скептицизмом, таким непривычным для него. Волшебник был потерян. Пребывал в отчаянии. Он был зол. О, как же он был зол. На Моргану, что не смогла совладать со своим эго, не смогла смириться с непризнанием отца, не пожелала терпеть и оставить свою магическую силу в тайне. На саксов, этих жадных до крови и богатств варваров. На Артура, за то, что оставил его. Но Моргана была мертва, как и Артур , как и множество саксов, которые остались на поле того кровавого побоища при Камлане. И несмотря на стратегию и знание о подлом налете с неожиданной стороны, на помощь чародея некоторые все-таки успели сбежать, поддавшись своему желанию сохранить собственные шкуры. Именно эти трусы познали злость Мерлина. Когда он появился тогда на месте сражения, когда атаковал врагов столь мощной магией, никто не смог избежать воздействия на себе волшебства. Дело лишь было в степени этого воздействия. Но на каждом остался след, по которому, словно охотничья собака, Мерлин выискивает оставшихся в живых врагов. Выискивает и убивает, лишь таким образом находя выход своей горечи и злости. Вот и сейчас он лежит прямо на той поляне в лесу, где недавно, буквально несколько минут назад, он убил очередных попавшихся ему саксов. По венам до сих пор гуляло возбуждение от вида таких сильных и крепких на первый взгляд воинов, до безобразия бессильных против магии. Эмрис не испытывал удовольствия от созерцания обездвиженных, захлебывающихся в собственной крови варваров. Но то был его поиск покоя, был его путь вываливания наружу своих эмоций. Сам этот процесс опоражнивания своей души от этих чувств напоминали чародею вываливание гниющих внутренностей, что уже источают невообразимую вонь, в яму с отходами. С той лишь разницей, что гниль в нем все никак не заканчивалась и постоянно искала выхода. Очередная порция протухших мыслей вывалилась, но тут же появились новые. И это чертово ясное небо, эти невозможные важно и размеренно плывущие облака, за которыми он сейчас следил и с которых боги, должно быть, с садистским удовольствием наблюдают за его мучениями, нисколько не помогали прийти к равновесию. Раскинутыми в разные стороны руками он вырывал траву, судорожно врываясь пальцами в землю, а пятками ног с силой давил на почву, оставляя широкие борозды. Его физические и магические силы были на исходе. Его душа в агонии. Но он продолжал чувствовать следующих. Он продолжал двигаться. Выживать. Жить?.. * * * Следующих своих жертв он нашел в таверне ближайшего городка. Довольно милое местечко, заметил бы Мерлин, будь он прежним. Но его взгляд был прикован к этим двоим, а мысли полны планами дальнейших действий. Он сел за угловой столик, откуда хорошо были видны саксы, а сам волшебник не так бросался в глаза. У подошедшей к его столику девушки с подносом он попросил лишь кружку эля, чтобы хоть как-то оправдать свое нахождение здесь и сразу выложил на стол пару монет, что взял у тех воинов, сейчас лежавших где-то в лесу и пустыми глазами смотрящих вверх. У тех же, которые сейчас сидели за центральным крепким столом, было хорошее настроение и опьяненный алкоголем разум. С ними будет легко. Медленно встав и будто направляясь к выходу, волшебник, проходя мимо этих двоих, «случайно» облил с лысой макушки до ног одного из саксов из той кружки, что принесла ему девушка, дурно пахнущей жидкостью. Это оскорбление вскормленного пьяными парами эго не могло не вызвать злости и жажды отмщения, особенно такому хлипкому на вид юноше. – Дерьмо! Ты что творишь, гад?! Так жить надоело? – вскидывается тот громила, убийственным взглядом стараясь прожечь волшебника насквозь. – Да ты сам виноват, сучий сын! – притворяясь пьяным, так же запальчиво выкрикивает Мерлин, а после его глаза расширяются в наигранном ужасе, будто он сожалеет, что ляпнул что-то неправильное неправильному человеку. И он, срываясь с места, несется на выход. Саксы с удовольствием разминают свои руки, на публику хрустя пальцами, и так же спешно отправляются за их предполагаемой грушей для битья, так любезно предоставившей повод отвести на ком-нибудь душу. Выскочив из таверны, они замечают убегающего парня, только что скрывшегося за углом. «Сам же себе роет могилу, прячась там, где их никто не увидит» – мелькает в обеих недалеких головах, и оба пьяных война в радостном возбуждении бегут следом, окончательно и бесповоротно увязая в ловушке волшебника. Стоит им отдалиться от основной улицы по этому переулку настолько, что голосов становиться почти не слышно, как мальчишка резко останавливается, разворачивается и сам несется на них. Последнее, что они замечают, это вспыхнувшие золотом глаза. А после для них следует агония, длящаяся ровно столько, сколько им хватает, чтобы захлебнуться собственной кровью, вырывающейся из горла. Эмрис и сам не знает почему убивает именно этим способом. Возможно, он считает, что это будет слишком почетно для таких псов умереть в сражении с кем-то. Уж лучше пусть умирают, глотая собственную дрянную кровь. Мерлину нравится думать, что они умирают не столько от удушения, сколько от того яда, той гнили, что сначала течет по их венам, а после с его помощью попадает непосредственно внутрь органов, отравляет их, тем самым умертвляя собственного хозяина. * * * В своих скитаниях Мерлин провел порядка десяти лет. Хотя никто не скажет точнее, даже сам Эмрис. Все это время он был словно в тумане. Дни сливались с днями. Перед глазами мелькали лица, и редко попадался кто-то знакомый, но и об этой встрече он быстро забывал. И он продолжал убивать. Синева его глаз с такой легкостью менялась на золото, когда он видел перед собой того, кто по его мнению заслуживает смерти. Уже и не осталось тех саксов, маг нашел их всех еще в первые пять лет своих путешествий. Теперь он охотился на обычных преступников. Он был так ошеломляюще пуст… В его душе не было ничего. Ни боли, ни переживаний, ни надежды. И чтобы хоть как-то заполнить эту отвратительную бездну, чтобы вызвать у себя хоть какие-то эмоции, Мерлин занимал себя поисками и наказаниями людей столь же отвратительных как те, что убили его короля. Да, в смерти Артура он винил их всех. Но постепенно он начал пробуждаться от этого ядовитой дремоты. Волшебник стал осознавать, что уже просто ищет оправдания своей кровожадности. И тогда он пересилил себя и в поиске спокойствия отправился к Авалону. Эмрис понимал, что это абсолютно бессмысленно, но что ему собственно еще оставалось кроме как надеяться на чудо, которое никак не касается его магии. В течение нескольких недель он просто бродил по береговой линии озера. После же постепенно, не без помощи магии, построил себе добротную хижину и окончательно осел на месте. Волшебника никто не беспокоил, ведь королева Гвенивер Мудрая (как ее звали подданные) в течение первых же лет своего правления отменила запрет на магию, а сейчас имела при дворе мага с недурными способностями. Иногда к нему заглядывали непутевые путешественники, заплутавшие в лесах. Скрипя сердцем и изображая сварливого старика Драгуна, он с помощью магии конечно же помогал им вернуться. Но он никогда не провожал лично, теперь маг был словно привязан невидимыми путами к этому месту. Однажды вечером, по своему обыкновению прогуливаясь вдоль берега и попутно собирая травы, из которых он от скуки иногда составлял рецепты новых зелий, Эмрис наткнулся на такую картину: пять бугаев, один вид которых говорил о роде их деятельности, расположились на привал. Неподалеку стояла пара лошадей, привязанная к дереву и повозка, заполненная доверху и прикрытая каким-то полотном. Рядом с одним из них сидела связанная девушка не старше шестнадцати. По их лицам и доносящимся звукам было слышно, что они в приподнятом настроении, что наверняка обусловлено количеством награбленных вещей. Это все стало для Мерлина спусковым механизмом. Он просто сорвался. После стольких лет уединения и относительного покоя он опять столкнулся с этим. Почему эти отвратительные люди продолжают жить и радоваться чужим несчастьям, когда его Артур, покоится на дне этого проклятого озера. Эта вспышка гнева поглотила мага. Он даже слова не произнес. Просто молча вышел из-за деревьев и стал медленно подходить к этим свиньям, дабы окончательно убедиться в своих суждениях. Немного пьяные разбойники не сразу заметили его, а заметив, лишь усмехнулись. – Чего тебе нужно, старик? – хохоча по непонятной причине, спрашивает один из них. Мерлин молчит некоторое время, разглядывая их нечитаемым взглядом, тем самым заставляя их заволноваться. Один даже успел привстать, очевидно, собираясь прогнать взашей странного старикашку, но тут волшебник заговорил: – Что мне нужно? Все, что мне нужно так это, чтобы такие как вы исчезли из этого мира. И не говоря больше ни слова он привычным движением выворачивает кисть, направляя магию. И вскочившие на ноги мужчины сразу же рухнули на колени, хватаясь за горло. Пара минут мучений и все пятеро лежат без движения на земле с судорожно сведенными руками и выпученными глазами. Где-то рядом едва слышно всхлипывает девушка, чем и привлекает внимание волшебника. Стоит ему повернуться, как она начинает истошно визжать. Но Мерлин не собирается ее успокаивать. Он просто силой мысли снимает путы с ее рук и уходит. Он бредет к самой воде, и ему срочно нужно успокоить свои мысли. Но начавшийся процесс уже не остановить. Он падает и его выворачивает, как только он приближается к воде. Магия бунтует, и он к своему удивлению понимает, что принял прежний облик. Подкатывающая истерика встает комом в горле, а сам он так и остается стоять на коленях. Все, что копилось столько лет теперь ищет выход, и это уже невозможно сдержать в себе. Мерлин начинает не просто реветь. Он орет от разрывающих его боли и тоски. От понимания бессмысленности собственного существования. Его магия мечется вокруг вихрем, творя невообразимое с поверхностью воды. И когда его истерика достигла той стадии, что уже нет голоса, а слезы вот-вот попросту кончатся, Эмрис чувствует поток незнакомой ему силы. Эта магия древняя как мир. Но затихнуть его заставил лишь тот факт, что они исходила из озера. Какое-то время ничего не происходило, и Мерлин лишь напряженно всматривался в поверхность воды, ища глазами хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Но потом, по воде прямо напротив волшебника пошли волны: оттуда кто-то поднимался. И в следующую минуту маг увидел блондинистые волосы, потом те незабываемые голубые глаза, прямой нос, сжатые губы. Это видение величественно вышагивало, постепенно полностью появляясь перед Мерлином и, наконец, ступая на берег. – Ну что ты разревелся как девчонка, Мё-ё-ёрлин? – протянул Король Былого и Грядущего и улыбнулся так, как улыбался только своему слуге. А Эмрис смотрел на него своими невозможными синими глазами, расширившимися до невероятных размеров. Он просто не мог поверить, но в следующую же секунду кинулся к своему королю. Ничего не говоря, он просто обхватил его шею руками и поцеловал. Сильные руки сжали его с той же силой, с какой маг вцепился в светлые волосы на затылке. И этот поцелуй не был горьким. Он был соленым от слез, на это раз слез счастья. * * * Киллигара никогда никому не врал. Он мог говорить запутанно, оставлять в своих словах скрытый смыл и лазейки для собственной выгоды, но не врать. И в этот раз все вышло так, как и предсказывал дракон. «Король Былого и Грядущего вернется, когда будет нужен своему народу». И Артур вернулся. Ради неба в глазах Мерлина.