Твоё звёздное крыльцо

Ты прорастаешь в моё крыльцо. Как мне впустить тебя? Я заперта, как все двери и окна дома. Открывать их нельзя, потому что я болею, а снаружи так ветрено. Твои ветки и листья дрожат. Я проезжаю аэропорт, и машины подо мной летят по белым стрелкам, а по левую руку от рельс стоит тёмная тяжёлая вода. Полевая трава изросла ракушками и кораллами, хитрые аквариумные рыбки вылупляются в пузырьки воздуха. Тебе было бы по колено, не меньше. Но ты благоразумно держишься прочь от воды, кроме той, которая падает с неба. Небесные капли безобидны. Что они могут принести с собой? Ты их не опасаешься. Стылая вода не так безвредна. Кто знает, какие дьяволы и русалки кроются под ней? Ты колышешь руками, стучишь в окно. Не забывай, что я не могу поднять занавесей. По холмистой дороге поезд идёт медленней, и воды уже нет вблизи, только заборы и строительные леса, обрастающие домами и щебнем. Тонкие-тонкие травинки стоят каждая сама за себя, как ни в чём не согласные струны арфы. Они латают бурый пригорок, прикрывают засохшие кусты и старый, невыбеленный пластмассовый снег. Мы так развлекались под рождество, помнишь? Ты клеила пластмассовые снежинки себе к губам, совсем крошечные, синие и белые. Ты всё равно не была похожа на снежную королеву, и мы много над этим смеялись. Праздники никогда не задерживались с нами. Но летом в ненастные дни мы выходили на рельсы играть в карты. Мне всегда казалось нечестным, что мы не могли знать, будет ли дождь или нет. У него был элемент неожиданности. Потому он и выигрывал каждый раз, когда появлялся. Ты хоть что-нибудь из этого помнишь? Я вижу, что нет. Просто наблюдаешь закат, прозрачный и кисловатый, как сок лимона. В моих стёклах он отражается хищно, пугающе одушевлённо, особенно в тех, которые разбиты: в них всё ещё слышится звон зимних бубенцов, и солнце ломается с каждым взглядом. Когда я проезжала здесь в прошлый раз, этих цветов было много меньше. Сейчас они, рассыпанные в траве звёзды, потеряли всякую тишину. Я опустила было голову лишь на секунду, чтобы просто не глядеть на их толпы, но оказалось, что устала настолько, что поднять её не могу. Долгожданные и короткие моменты тени кончаются, когда ты входишь в вагон. На тебе наизнанку одежда, шляпа висит на локте, и я чувствую, что твои веки тоже закрываются сами собой. Ты касаешься их шёлком ладоней, но это песочное раздражение под кожей нельзя унять. От усталости ли, от нежелания, ты не видишь меня даже когда я наконец отнимаю голову от окна. За стеклом гордые, светлые от зари барханы. Верблюды на их склонах невидимы, но шорох их крыльев наполняет весь воздух вокруг, и даже я из-за окна поезда его слышу, защищённая тройным кольцом наушников, отрицания и полей твоей шляпы. Я перестаю видеть тебя в момент, когда ты прикасаешься к кончикам моих пальцев. Роняю голову снова, думая, почему-то, что мои ботинки так и остались расшнурованные, а выходить всего через одну станцию. Снаружи снова та невероятная зелень, которая глубже каждого моря и ярче, чем наша любимая весна. Ручка падает на пол целую дюжину раз, а в зелени за окном остаётся всё та же чудная усталая магия. Электричка вспахивает и вспенивает в мелкие кудри речушку, пока я разыскиваю знакомые белые ветви в излитой изумрудами поросли. Я так скучаю в городе по берёзам, их редко встретишь и в парке, а по разбитым окраинам тротуаров и вовсе не увидишь ни одной. Ты сидишь напротив, но смотришь мимо. Напевающий голос в моих наушниках рассказывает об аварии на шоссе — знаешь, несчастный случай, крушение, всем приходится ждать чего-то. Это странно слушать, но соседняя песня снова возвращается к родным океаническим умираниям. Я слышу неслышанное в ней прежде, скрытое надёжно в складках гармоний и инструментов. Они думают, что нет никаких последствий и мир мог бы прекратить быть в любую секунду, им кажется, что всё это из-за огня. Сложно угадать, что они имеют в виду. Ты тоже не понимала половины песен, которые пела, и это ничего не меняет. Я не успеваю зарисовать твоё лицо прежде, чем забуду его, в этот раз — опять. Ты качаешь головой, на лоб тебе падают твои опять слишком короткие волосы. Твой длинный, ярко-звёздчатый шарф скрывает всё, что оставляют они. Into the void and into the blue. Cамое тёмное из объятий, самый опасный из поцелуев, самый вкрадчивый из захватов, все для тебя. Ты не видела здесь моей подруги смерти? Не встречала её на красных перилах моста, на которых мы никогда не качались? Тень снова проглатывает слова и страницы на моих коленях, и они обретают лица монстров, в хрупком исчезнувшем свете скаля зубы и щуря глаза. Я ждала, чтобы город пришёл ко мне, но оказалось, что всё должно быть наоборот. Ты знала всё это время, так? Я прислушиваюсь, и это не даёт никаких результатов, только огненные лезвия закатов разрезают мне волосы. Они и без того беззвучны. С каждой минутой удаляясь от усталости, ты всего лишь приветствуешь новую. Это так сложно остановить — как почти невозможно остановить всё то, что уже началось. Некоторые голоса звучат тоньше и страньше других. Рябые паттерны солнечных зайчиков, как белки, летают по веткам вспарывают движением застывшие стены деревьев. Так внезапно поезд —