Любовь её - химера?..

Тишину тюрьмы компьенского замка нарушал только шорох от хождения по камере Матье де Прама, действующий мне на нервы. С потолка на пол капала вода, образовывая небольшую лужицу. Сновали туда-сюда крысы, которых я и Матье подкармливали тем, что нам приносил наш тюремщик — юный Мишель Дане, получивший это место после смерти дедушки. Иногда, чтобы прогнать скуку, нам втроём случалось перекинуться в кости или карты. Мишель рассказывал нам обо всём, что творилось за стенами темницы, и если Матье эти разговоры немного развлекали среди всей тяготеющей над нами скуки, то я слушал в пол уха и размышлял о своей жизни. Жизни, впрочем, не столь уж и длинной, если учитывать, что через несколько дней меня четвертуют за попытку цареубийства. Вместе со своими людьми я организовал нападение на Людовика XI, когда он охотился на уток под Тереном. Но был взят в плен вместе с Матье. Нас скрутили бойцы шотландской гвардии Людовика и препроводили в тюрьму епископа Бове, а затем в компьенский замок. Меня приговорили к четвертованию, тогда как Матье просто содержали под стражей. Сказать по совести, перспектива покинуть этот мир меня ничуть не пугала. Вызывало холодное отвращение только то, что уйти из этого мира красиво не получится — мои останки ещё долго будут соскребать с площади. Уж лучше плаха. Нет, смерти я не боялся — раньше она скорее была для меня как очень неприятная и назойливая гостья, являющаяся тогда, когда меньше всего ожидаешь её визита. Не единожды она подстерегала меня на полях сражений. Но теперь она стала для меня чем-то долгожданным и светлым. Без Фьоры, погибшей на костре по моей вине, эта жизнь стала мне омерзительна. Если бы я забрал её с собой, ничего этого бы не было. Фьора и её отец были бы сейчас живы. Каждую ночь я видел во сне, как Фьору, одетую в грубое рубище, в запряжённой лошадьми колеснице, везут на площадь Сеньории, где должна состояться казнь. Палач приковывает её к столбу и поджигает вокруг неё солому. Пламя всё ближе подбирается к Фьоре, кашляющей от удушливого дыма костра. Языки пламени лижут её пятки, поднимаясь выше к её одежде. За этим с жадностью или с безразличием наблюдает толпа, собравшаяся посмотреть на смерть «колдуньи». Каждый раз я просыпался в холодном поту и с криком «убийцы». Король Людовик, сам того не зная, оказывает мне большую услугу, приговорив к смерти — мне не придётся утруждать себя хлопотами о самоубийстве. Скоро я смогу воссоединиться с женой, гибель которой морально опустошила меня. Чувство вины ни на минуту не покидало меня, подтачивая изнутри. Мои невесёлые думы прервал скрип замка и открывшаяся дверь, в проёме которой показался Мишель. — Мессер де Селонже, мессер де Прам, — Мишель переминался с ноги на ногу, — вы свободны, король даровал вам помилование. И кстати, к вам пришли. — Кого ещё принесло? — пробормотал я, поднимаясь с прибитой к стене полки, служившей постелью, и на которой сидел. Известие о нашем помиловании не так поразило меня как-то, что кто-то пришёл навестить меня и Матье. — Мы свободны! — радовался Матье, подбежав ко мне и хлопнув по спине. — Свободны! Покинув камеру, мы прошли по длинному коридору к выходу, где стояла какая-то женщина. Лицо её скрывала белая вуаль. — Что же, я пойду. Очень рад, что вас помиловали, — молвил Мишель, удаляясь обратно в замок. — Узнаёте ли вы меня, мессир? — спросила женщина, приподняв вуаль, а я замер на месте как вкопанный. Это лицо, чёрные волосы, ясные серые глаза и чувственные губы, к которым так и хочется прильнуть… Проживи я тысячу лет, и то не смог бы забыть эти черты. Я смотрел на гостью и не верил своим глазам, как будто не человека — привидение увидел. Предо мной стояла Фьора — живая, из плоти и крови. Матье, верно поняв, что он тут лишний, отошёл на двадцать шагов, оставив меня и жену одних. — Фьора, ты ли это? — спросил я, не смея верить своему счастью вновь видеть её живой, и прикоснувшись к её щеке. Девушка вздрогнула, отведя мою руку. — Боже мой, я думал, что тебя сожгли на костре! — Кто тебе это сказал? — Один мальчишка, которого я спрашивал о тебе. — Этим мальчишкой была я, — Фьора самодовольно улыбнулась. — Я чувствовала себя оплёванной, была очень на тебя зла и хотела чем-нибудь досадить. Поэтому я и солгала тебе о своей гибели, будучи переодетой парнем. — Ты бы знала, как я мучился, считая, что тебя нет в живых! — Да неужели? В самом деле? Мучился он, как же! — Фьора всхлипнула и с ожесточением принялась бить меня кулачками, но я перехватил её запястья. — Тоже мне — мученик нашёлся! — Фьора, прошу, выслушай, — но Фьора не горела желанием слушать, нанося удары носками туфель по моим ногам, и путаясь в подоле платья. — Что я должна выслушать? Как ты шантажом добился моей руки и векселя на сто тысяч флоринов золотом? — Я не отрицаю, что такое было, но женился я на тебе не поэтому! — Ещё скажи, что любишь меня! — Фьора попыталась вырваться, но я держал её запястья достаточно крепко. — Да, люблю, хотя боялся сам себе в этом признаться. — Любит он! — Фьора пнула меня ногой по голени. — Тогда кто такая Беатрис де Селонже, которая всем правит в твоём замке? Уж не законная ли жена? И когда вы на ней женились: до того, как встретили меня, или полагая, что я мертва? — Беатрис — жена моего покойного брата Амори, погибшего при Монлери десять лет назад. Она мне невестка, но не супруга. — Как мне после всего тебе доверять? — девушка подняла на меня глаза, в которых застыли слёзы. — После того, как ты посмеялся над всем светлым, что у меня было к тебе? Видеть это было больно для меня, ведь это по моей вине на её долю немало выпало, иначе Фьора бы не оказалась здесь во Франции. Забери я Фьору с собой в Бургундию, ничего бы не случилось. Фьора была бы со мной в безопасности, Франческо Бельтрами бы остался жив. — Фьора, я понимаю, как тебе сейчас тяжело, — я взял жену за плечи и коснулся губами её лба и закрытых глаз, — я не жду, что ты простишь меня, так хоть дай возможность заслужить твоё прощение. — Наверно, я совсем ума лишилась, но я согласна, — она смахнула скатившиеся из глаз слёзы и покачала головой, — тем более, что мне некуда деваться. — Значит, ты дашь мне второй шанс? — спросил я, приобняв жену. — Да, — был её ответ, — хочешь спасать погребённое под пеплом — твоё право. А всё-таки, почему ты вернулся во Флоренцию? — Потому что больше не мог тебя не видеть, потому что люблю тебя, Фьора, что бы ты ни думала… — Мне больше ни о чём не хочется думать, — промолвила девушка, уткнувшись лицом в моё плечо, — я очень от всего устала и измучена… — Это будет непросто, но давай попробуем жить вместе по-человечески? — Давай, попробуем.