Любовь её - химера?..

POV. Фьора. После той сцены, когда Игнасио приревновал меня к Эстебану и законному супругу, я решила быть настороже. Похоже, что я приняла помощь от невозможного ревнивца, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как показывал печальный опыт многих моих хороших знакомых девушек, когда меня ещё никто не сторонился, до добра это не доводило. Попробуй-ка довести до сведения человека, снедаемого ревностью, хоть какие-то разумные доводы. Он и слушать не захочет! Каждый день я словно хожу по лезвию ножа, закармливая Игнасио сказками о моей любви к нему и счастливую совместную жизнь в рыбацкой хижине на берегу моря и в окружении детишек. Господи, я сама себе опротивела, с ног до головы пропиталась враньём! Интересно, осталась во мне хоть капля искренности? Я боюсь войти в образ настолько хорошо, что перепутать, где кончается реальная жизнь и начинается иллюзия. Но мне приходится каждый день, с утра до ночи, поддерживать иллюзию, что я люблю Игнасио Ортегу, выдавая за правду. Самое главное, чтобы монах и дальше мне верил. Дни для меня тянулись, как десятилетия. Игнасио всё ходил по городу и выслеживал Иерониму с Марино. Я предложила ему вариант с отравленными яблочками. А что? Угощу тётушку и её содержанца. Пусть попробуют яблочек моего приготовления. Только они уже не смогут сказать, хороши ли они на вкус. Но Игнасио отверг этот вариант. Тогда я предложила просто убить их кинжалом. Снова не подходит. Нужно что-то изощрённое и мучительное. Но что бы я ни предложила, монах тут же отметал в сторону все мои идеи. Без меня управится, видите ли. Только когда этот день настанет? Когда он покончит с Иеронимой и Марино? Сколько мне ещё так от всех скрываться у Деметриоса, сидеть и читать на лавочке в саду, и смотреть на то, как Самия работает по дому? Отвлекали меня от чёрных мыслей занятия испанским языком и фехтованием с Эстебаном. Деметриос учил меня готовить духи, лекарства и яды. Он считал, что я хорошо справляюсь. Деметриос же мне и показал карту, где был нарисован в полный рост человек мужского пола, со спины и спереди. На теле человека отмечены красным какие-то точки. — Смотри внимательно, Фьора. Хорошо запоминай, — говорил Деметриос мне, когда мы сидели одни на чердаке, тёмной ненастной ночью, при свечах. — Воздействуя на эти точки, ты сможешь доставить удовольствие мужчине, подчиняя его себе. Этой техникой владеют в совершенстве наложницы султанов и китайских императоров. Даже такое юное и не искушённое создание, как ты, должна уметь этим пользоваться. — Деметриос говорил со мной таким тоном, словно я была не женщиной, а одним из его учеников. Деметриос передавал мне все свои знания, накопленные им за много лет его жизни. Я жадно их впитывала в свою память, подобно губке, которая впитывает в себя воду. Меня ничего не смущало. Я воспринимала всю информацию так, как хотел Деметриос, без ложного стыда и стеснения. Раз Деметриос считает, что мне это пригодится, значит, так надо. — Тебя не смущает то, о чём я тебе рассказываю? — спросил Деметриос с недоверчивым любопытством. — А чему тут смущаться? — я повела плечами. — Ты рассказываешь очень интересно, мне самой любопытно. К тому же, ты прав. Однажды мне пригодится всё то, чему ты меня учишь сейчас. Я благодарна тебе за то, что согласился приютить меня. Так получилось, что кроме тебя, мне и довериться-то почти некому. — Некому? А как же наш бывший брат святого Доменика? — Деметриос иронично прищурил левый глаз. — Игнасио? Деметриос, не забывай, он помогает мне отнюдь не безвозмездно, — я отпила немного тёплого молока с мёдом, которое стояло на столе в стакане. — Он хочет не только моего тела, Деметриос. Ему нужна моя рука и моё сердце. — Но Игнасио же монах, насколько я знаю? — Деметриос нахмурил брови. — Как он может на тебе жениться, если ты замужем, а Игнасио когда-то дал обет целомудрия? — Вижу, обет — не главное, что его сейчас заботит. — Фьора, тебе лучше быть осторожной с этим человеком. Я умею читать по лицам людей, как по открытой книге. Тебе не интересно, что я узнал об Игнасио Ортеге? — И что же ты узнал, Деметриос? — я вся обратилась в слух. — Он человек очень пылкого нрава и необузданный в своих желаниях. Ты играешь с огнём, Фьора. Если Игнасио поймёт, что ты обманывала его всё это время, он этого так не оставит. Он сам убьёт тебя, но никогда не станет делить с кем-то другим, понимаешь? Либо ты будешь принадлежать ему, либо могиле… — в ответ на вкрадчивый вопрос Деметриоса я только кивнула. — Игнасио и так слишком долго подавлял свою истинную натуру, посвятив себя служению Богу. Ты заставила его понять, что Игнасио ошибался в своём выборе. У него к тебе особое отношение. Я тяжело вздохнула, не найдя, что сказать Деметриосу. — Ты первая женщина в его жизни. Он смотрит на тебя, как на деву Марию. Он считает тебя святой, прекрасной, чистой и искренней. Не приведи Бог, ты разрушишь тот светлый образ, который он тебе придумал, — предостерёг меня Деметриос. — Он же будет мстить тебе, причём платой за поруганный идеал будет твоя жизнь, Фьора. Я успел к тебе привязаться, потому и говорю всё это. Фьора, я хочу, чтобы ты воплотила в жизнь своё желание мести. И, конечно, я не хочу, чтобы ты погибла от руки какого-то безумца… — Деметриос поцеловал меня в лоб так, как бы меня поцеловал мой отец, Франческо Бельтрами. — Деметриос, ты так заботишься обо мне, а я даже не представляю, чем тебя отблагодарить, — я взяла морщинистую, но большую и сильную руку Деметриоса в свою, поцеловав её. — Не думай об этом, Фьора, — Деметриос отнял свою руку у меня. — Твоя лучшая благодарность это быть послушной и не делать таких глупостей, как поспешная и не просчитанная месть. Всему своё время, ты только прояви больше терпения. Я не сдержала ласковой усмешки. — Понимаю, тебе надоело постоянно слышать напоминание о терпении, но так надо. — Деметриос с отеческой лаской потрепал меня по щеке. — Ну, на сегодня наши занятия окончены. Иди, испанский язык и фехтование совершенствуй. — Да, конечно, Деметриос, — я встала из-за стола и направилась к двери. — Приятного дня, — пожелала я ему напоследок, выходя из его кабинета.