Исповедь

Это был самый обычный май, по крайней мере для меня. Всё что происходило в стране и мире меня мало волновало, я и не думала, что всё это как-то меня коснётся. Но я ошиблась и очень сильно. Месяц шёл своим чередом, в школе пошли контрольные, дома начался сезон огорода. Всё было как всегда. Разве что мама и бабушка почти каждый час бегали к телевизору и слушали как идут боевые действия где-то в области. Я об этом не переживала, ведь стреляют где-то за 40-80 км. от нашего города, обещают, что скоро закончится. Я в это верю. Точнее верила. Был понедельник, обычное майское утро. На календаре 26 мая, в пятницу последний звонок, все контрольные сданы. Я решила не идти в школу, на что мама сказала, что в таком случае я буду красить сарай. Ну что ж сарай так сарай. Не знаю что, но что-то оставило меня дома в этот день. Около 11 я поставила лестницу и начала покраску, у меня играла музыка и всё было хорошо. Но не долго.Ровно в час дня я услышала гул самолёта, что меня слегка удивило. Ведь наш аэропорт закрыт уже третий день, из-за боевых действий. Подняв голову я увидела не обычный пассажирский самолёт, а военный истребитель, как в кино. Он летел так низко, что едва не задевал крыши домов. А над жд вокзалом кружил вертолёт. И тут послышался первый взрыв, с самолёта вылетели первые бомбы. Что со мной тогда случилось? Не знаю, наверное, паника и шок. Я услышала как мама с бабушкой кричат мне, чтобы я быстрее бежала в дом, но я всё ещё была на лестнице, почти под самой крышей. Самолёт начал разворачиваться и я бегом спустилась и забежала в сарай, когда он начал ещё один поворот я перебежала в дом. Мама и бабушка сидели и трусились, а я кажется только начала понимать что именно происходит. Боевые действия дошли до нас. Теперь и нас бомбят с самолётов. Следующая моя мысль была о моём племяннике — Ярославе, которому 6 лет. Он гулял на улице, а его бабушка была в доме, у неё всегда громко играла музыка и она могла просто не услышать. Я вскочила с пола побежала на улицу даже не задумываясь что именно делаю. Ярослава я нашла под кустом малины, он лежал, вжавшись землю и тихонько плакал, я схватила его на руки побежала с ним к тёте Ларисе, его бабушке. Мама наверное догадалась куда я пошла, потому что когда я забежала в дом они с бабушкой уже сидели у тёти Ларисы на кухне. Она же носилась, пытаясь найти тапок и уже собиралась бежать босиком. Через пару часов пришёл мой крёстный, дедушка Ярослава.Он у нас непробиваемый мужик, за две минуты успокоил трёх паникующих женщин и одного ребёнка. Эта ночь была самая длинная в моей жизни. Звуки войны не смолкали почти до трёх ночи. Потом я просто отключилась. Утром мы узнали, что на жд вокзале погибло около 10 человек. Аэропорт разбомблен. А что будет дальше — неизвестно. В таком духе прошло ещё трое суток. Самолёты летали и бомбили аэропорт, задевая попутно близлежащие дома. Нам повезло больше, мы жили в 2-х км. от самого аэропорта. Потом бои стали затихать и где-то через неделю всю стихло. В пятницу я сходила в школу, сдала учебники, получила табель. Но по дороге я всё время оглядывалась и прислушивалась — не летит ли самолёт. Так проходила каждая прогулка на свежем воздухе. Май закончился, а мы так ничего и не узнали. Все были напуганы. Часть жителей спешно паковали вещи и уезжали, кто куда. Нам же было некуда ехать, мы просто ждали… Чего именно? Наступления мира! Но когда он наступит? Это был главный вопрос, который волновал всех. Так наступил июнь. Стрельба притихла, но люди были готовы ко всему. Мои родственники в Крыму предложили поехать к ним, но мне только должно было исполниться 16 и я ждала когда смогу получить паспорт. Мы начали немного успокаиваться и выходить гулять. В парке снова бегали и смеялись дети. Неспешно шёл июнь. Дома мы продолжали ухаживать за огородом, красить и убирать во дворе. Крёстный клал плитку, довольно часто шумел болгаркой и у него играла музыка. Всё было нормально. Пару раз летали самолёты, они сбрасывали какой-то груз с парашютом в аэропорт. Подошёл день моего рождения. Мы собрались у нас дома, пришёл крёстный, тётя Лариса, её дочь Лера с мужем и сыном Ярославом. Что особенно мило, Валера подарил мне розу. Меня это очень тронуло, ведь до этого мне никто цветов не дарил. Отметив день рождение, я с Лерой, Валерой и Ярославом поехала к ним в гости, в Угледар. Там ещё не стреляли. Городок оказался очень маленьким, как 2 наших квартала. Но он был уютным. Там я смогла спать спокойно. Но через пару дней вернулась домой. Где-то в конце июня в аэропорту снова завязался бой и горели дома. Всё это очень давило на психику. Уже не было того страха перед неведомым. Уже смирилась с мыслью о войне. Но теперь появилось что-то другое, щемящее грудь. Мама и бабушка старели на глазах, а я за месяц повзрослела лет 10. Всё стало видеться в другом цвете. Не было больше той радости и того смеха. Теперь были лишь полуулыбки и недосмешки, за которыми крылись стоны горечи и отчаяния. Больше всего пугала неизвестность. Каждое утро интернет включался не ради музыки и фильмов, а чтобы посмотреть сводки, в надежде не увидеть там знакомых адресов. В середине июля меня отправляют в лагерь, на море. Мама надеется, что к моему возвращению уже всё будет хорошо. как раньше. Но вот мне в это не верится. Отдыхом эту смену назвать сложно. Каждый вечер долгие разговоры с мамой и бабушкой по телефону, а каждое утро снова сводки, но теперь большего всего боишься не за адреса друзей и знакомых, а за свой собственный. Через день слёзы, потому что семья там, под бомбёжками, а я тут на море, где все счастливы и не понимают моего удручённого состояния. Я хорошо помню 21 июля. Я уехала 17. Мама и бабушка говорили, что пока что всё нормально. Но днём, случайно открыв группу в вк, я увидела страшные вещи. Был большой обстрел моего посёлка. Я звонила и звонила маме, но трубку никто не брал. У меня была паника. Я позвонила крёстному, но и там глухо. Наверное это был самые страшные часы в моей жизни. Только к вечеру мама отзвонилась и сказала, что как только начался обстрел они уехали, а телефоны побросали дома. Я не виню её, успокаиваю и говорю, что всё будет хорошо. Я запретила вожатым говорить маме про мою истерику и о том, что на 3 дня я осталась в больничном крыле. Ей этого знать не надо и сейчас. Так прошла смена в лагере и началась вторая. Нас оставили там же, так как уехать назад возможности не было. С каждым днём сводки становились всё длиннее и я убеждалась, что так просто всё это не закончится.Утешало только то, что вся семья уехала подальше от эпицентра боёв. Но не слишком далеко. Уже в середине августа я узнала о предательстве крёстного. Именно предательстве. Это было очень большим ударом. Месяц прожив все вместе у его родственников, мама и бабушка начали их тяготить. Хотя мне не дано понять в чём. Они давали деньги на продукты, помогали по дому. Да, было тесновато, но не настолько же, чтобы приехать всем домой, а уехать без части семьи. Мама и бабушка остались на посёлке, где с каждым днём всё только усиливались обстрелы. Дома находится было невыносимо и они пошли в бомбоубежище в школе. Там уже жило человек 10. Там они и остались. Мама бегала домой в передышках между обстрелами, готовила еду, стирала вещи. А я просто сидела у моря и думала о том, что не могу быть рядом. «Домой» я повторяла это слово как мантру. Дом мне снился по ночам. Но я никогда бы не поверила, что я буду так ненавидеть это место сейчас. 29 сентября я вернулась в запустелый и унылый Донецк. Он больше не был тем городом веселья. На вокзале больше не ходили поезда, в парке больше не играли дети. прошли первые этамы мирных переговоров, но безуспешно. Обстрелы не прекратились. По приезду я тоже попала в бомбоубежище. 30 сентября была перекличка в школе. Должен был начаться мой 11, выпускной, класс. И 30 сентября мы вернулись домой. А вот дальше… 1 октября я проснулась рано. Дома было холодно, не было нескольких окон. Уже в 6 утра в аэропорту завязался бой. Но я собиралась в школу. Ведь нам обещали прекращение огня. Снаряды летали в прямо смысле над крышей, рассекая воздух своим свистом, свистом, который я ни с чем теперь уже не спутаю. Крёстный, с которым мы, вроде как, помирились, решил проводить меняя до школы. Но дойдя до ДК я встретила одноклассника, который сказал, что занятия отменили. Это был первый день выдачи гумпомощи. Мы остались ждать своей очереди. Разве могла я представить себе, что мы будем зависеть от пакета с крупами? Нет! Спустя пару дней я перебралась ночевать к Крёстному. У него были все окна, было тепло и было почти не слышно боёв. Так шёл октябрь. В один из таких дней, в 6 утра я проснулась от того, что дом ходил ходуном. Снаряды падали в нескольких улицах от нас. Ещё через пару дней, среди бела дня, обстреляли людный квартал и большой магазин. Там погибло 8 человек. И мы снова перебрались в бомбоубежище. Так прошёл ноябрь и половина декабря. Потом мирные переговоры дали сдвиг и к Новому Году мы снова вернулись домой. сам праздник я отмечала у своей лучшей подруги. Нас было много, было много выпивки. Всё было как раньше. Почти. Не было тех феерверков. Не было тех гуляний в час ночи по морозу наступившего года. Рождество прошло так же. Мамин День Рождения я бессовестно испортила. Сейчас уже не помню чем, но поругались мы очень сильно. А в ночь на 12 января мы пережили один из самых страшных обстрелов, и утром снова вернулись в бомбоубежище. Там было много людей. не страшно. Но холодно. Раз за разом обстрелы усиливались, но в большой компании их было легче пережить. Потом были 3 долгие и мучительные недели «под землёй» без света, с редкими вылазками на улицу, максимум на час. У меня больше не было книг, в которые я уходила от реальности. Не было места для бегства. Всё это время смешалось в несколько картинок: темнота и сон, свечка и еда, темнота и разговоры, свечка и редкие игры в карты. За эти полтора месяца я трижды ходила с маминой сестрой на рынок, пока мама была дома и готовила есть. И трижды едва осталась в живых, попадая раз за разом под обстрелы. Всё же правильно сказали умные люди: война показывает кто есть кто, близкие люди оказываются чужими, а чужие наоборот — близкими. Первого марта мы переехали в Макеевку, в общежитие для переселенцев с обстреливаемых районов. Это был первый день, за последние 1,5 месяца, когда я была уверена в переменах к лучшему. Здесь было тепло, уютно и тихо, ну не считая конечно соседей за стенкой, но это такие мелочи. 2 марта я пошла в школу. Первый раз за год я сидела на уроках. С необычным для себя рвением я принялась за учёбы. ведь до выпуска осталось всего ничего — 3 месяца. Я записалась на подготовительные курсы в университет, вовсю готовилась к экзаменам. Познакомилась новыми людьми и нашла себе новых друзей.Так я закончила школу и поступила в университет. Я думала, что начинается новая жизнь. Но я редко ошибалась так сильно. Да, учёба была интересной, в университете я нашла новых друзей. Но щемящее чувство меня не отпускало, как не отпускает и сейчас. Я всё ещё жила в Макеевке, как живу и сейчас. Правда мама и бабушка вернулись домой. Там бабушке лучше. А я почувствовала, что упустила момента своего взросления. Сейчас, прожив 900 дней войны, я чувствую себя старухой с лицом восемнадцатилетней девушки. На людях я веду себя как подросток, которому от силы лет 15, в тесной компании старых друзей как девушка своего возраста только наедине с собой и, может быть, бабушкой, я открываюсь и даю волю чувствам и слезам. Потому что чужим людям не важно что у тебя на душе, для мамы и других родных я должна быть сильной, должна быть опорой, которая никогда не сломается, кто тогда их поддержит? А вот с собой можно быть честной, можно выплакать все слёзы, а утром нацепить на себя маску счастья и отправится в университет.