Обними меня.

Мы ночами уходим в наши тёмные страны, Белым пеплом посыпав раскаленные раны. И за все наши грёзы нас Небо накажет, Но никто не услышит. И никто не прикажет... И никто нам не нужен, никого мы не любим. Мы не будем такими, как все прочие люди. По дешёвке продали мы Теням наши Души. Кто-то тихо вливает яд молитвы нам в уши... Белый пепел полоской – наша вечная плаха. Там, куда мы уходим, нет ни Боли, ни Страха. Наше время сквозь пальцы водой утекает, Там, куда мы уходим, нас никто не поймает... Там лишь тот выживает, кто подвержен сомненью, Тот, кто мог притворяться своей собственной Тенью. Не терпеть состраданья. Не испытывать жалость. Это всё, что мы можем, что нам делать осталось!.. Otto Dix

Киборг сидел здесь очень долго. Для его истерзанного тела время уже не имело никакого значения, но разум продолжал цепляться за расплывающуюся реальность, не давая сознанию погаснуть окончательно. По одному отключались чувства. Первым отказало обоняние, лишив спертый воздух запахов. Впрочем, это было даже хорошо: плесневелые стены и десятки грязных воняющих тел создавали не тот аромат, которым было приятно дышать. Какой же у тебя был запах? Сладковатый, терпкий, с металлическим привкусом окисляющихся стабилизаторов. Такой родной и в тоже время пугающий неотвратимостью грядущего. Не мерзким кисловатым душком химер, расплодившихся в последнее время из ниоткуда, не потным запахом шлюх из Паноптикума, не надушенным мускусом Хозяев. Он был амброзией, заставлявшей сердце заходиться в невыразимой смеси нежности и желания... Киборг влажно закашлялся и сплюнул на загаженный пол бурый комок. По подбородку потекла алая струйка. Вкус тоже исчез. Пересохший рот не ощущал мерзкого кровавого железа, отравленного разбавленным Топливом, лениво текущим по агонизирующим венам. А ты на вкус был солоноватым, как слеза, как осенний ветер там, за Городом. Капли твоего пота, твоей спермы были приятней, чем все глюкозные концентраты - необходимой пищи ликвидаторов, пьянили хлеще любых коктейлей, словно ты был концентрированным алкоголем, которого я, изголодавшийся по нежности, так жаждал... Потом начало отказывать осязание. Киборг чувствовал жесткий пол, улавливал кожей холодный сквозняк, гуляющий по подвалу Хосписа, но эти ощущения словно потеряли значение и он уже не помнил, чем холодное отличается от теплого, а твердое от мягкого. Но ты был горячим, жарким, как летний полдень. Отчасти из-за воспаления костей, отторгавших вживленное железо, отчасти из-за перегретых стабилизаторов. Но нет, ведь твои ладони были лишены всех этих техногенных имплантантов, и все же от них растекался жар, возбуждавший и согревавший холодное тело ликвидатора. Твое нутро было податливым и жадным, а губы опаляли ненасытным желанием. И не было ничего в моей жизни, кроме поглощающего жара твоего тела, кроме твоих сухих, жарких касаний. Это твои пальцы каждым прикосновением заставляли плавиться истекающую желанием плоть, твои губы щедро рассыпали по телу алые лепестки засосов. И когда в бешеной схватке, я пронзал тебя своим болезненным желанием, твои ногти впивались в плечи, оставляя восхитительно разгорающиеся болью ранки, а член пульсировал между сжатыми в объятиях телами, заставляя что-то внутри живота дрожать и трепыхаться. Древние галогеновые лампы мерцали, то угасая, то разгораясь вновь, освещая серое унылое помещение и пуская блики по металлическим бокам таких же древних генераторов, натужно гудящих ржавым нутром. Извивающиеся шланги и провода щупальцами опутывали почти два десятка скрюченных в разных позах, истощенных людей. Кто-то еще хрипел и механически скреб пальцами по бетонному полу, а иногда и по собственному телу, оставляя под ногтями пергаментные кусочки отслаивающейся кожи. Но большинство лежало на полу не шевелясь и генераторы над ними истерично мерцали красными огнями. Бывший ликвидатор этого не слышал и не видел. Он сидел, выгнув колесом некогда гибкую спину, словно молился неведомому техногенному богу, и из острых торчащих позвонков топорщились спицы и трубки, уходящие в металлический поддерживающий каркас. Когда-то серебристые, а теперь грязно-серые дреды мертвыми змеями свисали с незабритой головы. Он не шевелился, но глаза под натянутыми веками судорожно подрагивали, а серые кукольные губы изгибались в слабой улыбке. Теперь я могу видеть только тебя. С первого дня, с первого касания, я уже знал, что твое лицо будет преследовать меня в самых сладких видениях и в самых ужасных кошмарах. Ну почему же я тогда не пристрелил эту безвольную шлюху, не разнес голову из верного дикрайзера! Зачем позволил этим глубоким тёмным глазам поселиться в самом центре души а не вырвал их прямо там, в захолустной операционной нелегального притона! Зачем слушал этот спокойный, мягкий голос, наслаждаясь теплыми, бархатными звуками! Винить ли себя в слабости человеческой плоти или же это твоя вина, что на свою беду, ты оказался слишком соблазнительным, слишком красивым для этого мерзкого мира, созданного насилием и развратом? Киборг снова закашлялся, но сил сплюнуть горькую кровь уже не было и она тяжелыми каплями падала на голый бетон из обветренных, синеющих губ. И кровь была сладкой, словно и не тек по ней яд Топлива, на котором ты жил два долгих года. С каким остервенением и злостью я кусал твои губы, твою шею, а ты смеялся своим теплым, немного грустным смехом, который сводил меня с ума больше чем самые страстные стоны. Они, впрочем, тоже сводили меня с ума и когда я считал секунды до нашей следующей встречи, я перебирал их в памяти, словно сверкающие гирлянды огней, освещавших мою душу. Но больше всего меня заводило, когда ты называл меня по имени. Я ругался на тебя, избивал, насиловал, боясь признаться, что самое большое удовольствие получал именно тогда, когда ты выгибался мне навстречу, подхваченный волной оргазма, и выкрикивал севшим голосом... - Дэл! Да, именно так... - Дэл, да открой глаза! Это я! Дэл...Ну Дэл... Ликвидатор очень медленно поднял голову.Несколько секунд внимательно вглядывался в лицо перед собой, хмурясь и приоткрывая губы, словно хотел спросить что-то, потом, наконец, улыбнулся. - Ааааа... Эр. Привет... А я все жду тебя, жду.. Твое лицо... Голос... Это видение или кошмар? Неужели даже в Аду ты не дашь мне покоя? В таком случае я согласен на самые страшные муки, только бы видеть твое лицо... - Дэл, - сдавленно проговорил высокий черноволосый мужчина с меткой киборга и снова стиснул его в крепких объятиях, - Господи, как я рад тебя видеть! И я рад, малыш. Неужели ты пришел в этот ад за мной? - Хм... Видок у меня, наверное, неважнецкий... - Киборг даже попытался усмехнуться, но зашелся в долгом сухом кашле - бронхи пересохли и даже кровь перестала сочиться. Эр не отпускал его, гладил по спине и затылку. Твои руки... Обжигающие, как и прежде. А я уже думал что так и сдохну в этом холоде. - Знаешь, Эр, я правда рад, что ты успел. Я так хотел увидеть тебя напоследок... - Ну о чем ты говоришь? Какое еще «напоследок»?! - Эр посмотрел в его мутные глаза, - Я тебя заберу отсюда, Блис тебя вылечит. Ну придется просто бухать сильно, ну и что? Вместе веселее, правда? Вот старый пройдоха. - Блис? - сипло прошипел ликвидатор, слабо улыбаясь, - так он жив? - Да. А что, не должен был? - Эр немного удивился. Чертов Блисаргон. Сволочь ты все же. - Черт. Здорово, что Блис жив. Чего там у вас еще новенького? Говори, моя любовь, я хочу запомнить твой голос, запомнить твои руки. Хотелось бы и еще кое-чего но... вряд ли ты польстишься на того, кем я стал теперь. Господи, мальчик мой, как же ты был прав! Я кичился перед тобой своей силой, своей значимостью... Гордился тем, что никогда не имплантирую стабилизаторы, не стану зависимым от этого чертового Топлива... Смотрел на тебя как на слабовольную шлюху. А теперь и сам стал наркоманом. Ты и в самые худшие времена держался лучше, чем я сейчас. Какой же я дурак... - Ты... - выдавил во внезапно наступившей паузе ликвидатор. - Что я? - прошептал Эр. - Ты все еще на Топливе? - Нет. Нет, уже нет... Это хорошо... - Это хорошо, - улыбнулся Дэл потрескавшимися сухими губами, - А я, как ты и говорил, оказался просто треплом. Наобещал тебе с три короба. А сам... Вот тут вот.. Он развел руками, словно указывая на свое обиталище. Эр крепко стиснул его и прорычал: - Не смей о себе так говорить! Ты не трепло! Киборг лишь опустил веки, ничего не ответив. Эр отодвинулся. Посмотрел в лицо Дэлу. Ему казалось, что он может смотреть на ликвидатора целую вечность. На измученного, слабого, но все равно того самого ликвидатора, которого он до сих пор помнил. И любил. - Дэл, как тебя отключить от этой дряни? Поедем со мной, в коммуне тебе помогут... - начал с жаром Эр, но вдруг Дэл поднял чуть трясущуюся руку и прошептал: - Тссс... Не надо ничего. Мне крышка, Эр. Даже если отключить от генератора. То есть, тем более, если отключить. Сюда сваливают умирающих... Спасибо малыш. За то что пришел, за то что не забыл. В отличие от меня... А ведь хотелось бы все-таки сбросить все эти железяки и отправиться с тобой. Снова увидеть Город, подставить лицо бешеному ветру, снова промчаться на байке по горному серпантину, а если повезет, то и славно подраться с какими-нибудь нелегалами... Как тогда, когда я совершал для тебя глупости. Эр почувствовал, как сердце проваливается в ледяное скользкое болото отчаяния и страха. - Нет, нет, ты не умрешь, Дэл! Не умрешь! – затараторил он, тряся все еще упругие плечи ликвидатора, и вцепившись пальцами в виски, испуганно заглянул в глаза. - Успокойся, Эр. Все хорошо. Смерть не страшнее бесчестья. Разве ты так не считал, когда сам был ликвидатором? Эр молчал и смотрел на Дэла отчаянно и с горечью. В любимые, по-прежнему гордые агатовые глаза. - Но... но... - он сглотнул подступившие слезы и проговорил жестче, - Но ведь я же могу что-нибудь для тебя сделать? Можешь, малыш. Обними меня как когда-то, когда отдавался не по принуждению, но по любви. Когда в первый и единственный раз я целовал твое залитое слезами лицо, а ты выгибался мне навстречу. Когда наши тела сжигал огонь страсти, и тем ярче он сиял, чем острее мы понимали, что обречены. Обреченность толкнула нас друг к другу впервые и она же проводит нас в последний путь. Я это понял слишком поздно. Ты и тут оказался умнее... - Можешь, - медленно кивнул Дэл, - обними меня. Обними меня в последний раз, потому что я уже не могу поднять рук. Потому что сил осталось на два вздоха и я так хотел бы отдать их в твой нежный, податливый рот. Потому что я никогда не говорил тебе этих слов и ты никогда не обнимал меня вот так. Нежно и бережно, как разбитую фарфоровую куклу, как слабого больного ребенка. Я никогда не шептал тебе на ухо, потому что это было смешно и глупо но сейчас так правильно. И никогда не говорил что люблю тебя и уже никогда не скажу. Но ты ведь меня простишь, правда? Эр молчал. А потом медленно и плавно прижался к нему, обвив руками. Изо всех сил он старался быть нежным и пытался отдать свое тепло. Но жесткое холодное тело ликвидатора оставалось холодным и жестким. Эр ощущал легкий сбивчивый тремор слабых, но при этом словно одеревеневших мышц Дэла. Ему не выжить. Ему невозможно помочь. Будет все хуже и хуже, пока спазмы и кровоизлияния не превратят внутренности киборга в кровавую кашу. И тогда Эр решился. Осторожно прикоснулся пальцами к шлангу, ведущему в ямку под затылком, и коротким рывком отсоединил его. Дэл дрогнул, сипло вздохнув, но не предпринял больше ничего.Наоборот, прикрыл глаза и положил Эру голову на плечо. Тот поспешно, один за другим выдернул все его шланги и провода, словно освобождая любовника из чудовищной паутины. Дэл слабо улыбнулся и чуть повернув голову, коснулся синеющими губами пульсирующей жилки на шее. Горло Эра сжалось от чего-то тяжкого, холодного. Лампочка на генераторе Дэла трепетала из зеленого в желтый пока, наконец, не стала красной и не загорелась ровно и ярко. Дэл вздохнул, чуть приоткрыв губы. И замер, став расслабленным и тяжелым. Эр прижал его к себе крепче и с силой зажмурился, безуспешно сдерживая слезы. Сколько он сидел так, не известно. Никто не мешал. Было холодно и сыро. Наконец, Эр погладил Дэла по лопаткам, осторожно положил его на пол и встал. - Прощай, - глухо сказал Эр и отвернувшись, медленно двинулся к выходу. Никто бы теперь не узнал в погибшем наркомане грозу всех нелегалов, одного из самых опасных убийц мегаполиса, Делейта Лебэна. Прощай, Дэл. Я буду помнить о тебе. Кто же придумал эту глупость, что киборги не умеют любить...