***
Они пришли со стороны заката. Они пришли — и земля содрогнулась. Они пришли — и неба не стало видно за их крыльями. Число их было огромно, и имя им было легион. Они пришли — и убили всех. А во главе войска шёл, сжавши меч в руках, тот, ради которого Ирка ушла в чужой мир. Таньке, можно сказать, повезло — она умерла быстро. Клубок пламени рухнул ей на голову, паля светлые волосы и плавя кожу, на какие-то секунды она превратилась в живой факел... А потом её не стало — совсем. Таньке, можно сказать, повезло — она не видала, как умер Богдан. Не видала, как он полз, ошпаренными в кипятке руками заталкивая обратно в живот скользкие комки кишок...***
Это было давно. Три часа назад. Три часа назад их было трое против бессчетных полчищ, и земля вокруг была зелена от травы. Три часа спустя на плотном граните чернозема лежали три с половиной трупа. Четыре с половиной, если Симу... отца считать за полноценную потерю. Вставай, Ирина. Они идут. Вставай! Не нужно остервенело мотать головой, не нужно поднимать свинцовые веки — Ирка и так прекрасно знает, где лежит, растянув чёрные песьи губы в последнем оскале, Великий Хорт.***
Она попросила о помощи — и помощь пришла. Рухнула с бледных небес в вихре пестрых перьев и собачьей шерсти, и затрещали кости под мощными лапами, и дрогнул змейский легион, роняя в испуге оружие... Но застрекотал деловито автомат Калашникова, но прянули ввысь стальные карандаши ракет — и упал Великий Пёс Симаргл на землю, и распростерлись по земле изорванные крылья...***
Вставай, дочь. Разлепить слипшиеся намертво ресницы — задача непосильная, но Ирка с ней кое-как справляется. Переваливается со спины на живот, упирается ладонями в твердую, как гранит, землю, стоит так несколько минут, заново привыкая к весу собственного тела... Стоит и смотрит. Перед глазами — до черноты обгорелое Танькино тело. Перед глазами — Богдан, мальчик-с-кишками-наружу. Перед глазами — бессчетное число драконьих трупов. Перед глазами — огромный Пёс. Крылья у него, у Пса, изорваны в клочья, шерсть слиплась от крови, но раздавленная грудная клетка мелко вздымается в такт дыханию. Он выжил, отец её — ведь боги живучи. Молодец. Уходи отсюда. Тебе надо уходить. Уходить и вправду надо — вон, на горизонте уже драконьи крылья виднеются, — но Ирка только головой мотает. — Никуда я не пойду. — Сил не хватит. А что сделаешь? — Умру и заберу с собой побольше этих гадов. Ты свободен, у меня на этом свете больше нет никаких дел. — Ирка наконец-таки встает на ноги и выпрямляется во весь рост. В руке у нее кинжал, длинный и острый, у пояса — сумка с разрыв-травой. Если бы не кот, по всем Ирийским законам утопленный в ведре с грязной водой... Если бы не Айт, на эту казнь равнодушно взиравший... Если бы не отряд в сотню стоглавцев, если бы не перепачканные в земле Богдановы кишки... Если бы не это (и не сотня других "если"), со змеями можно было бы договориться. Но сотня "если" случилось, и теперь оставалось одно — убивать их. И самой сдохнуть. Отцовский голос в голове замолкает и несколько минут вокруг стоит тишина, нарушаемая только шорохом крыльев змеев, что летят убивать её. Позади слышится почти человеческий стон, а потом в плечо ей утыкается горячий сухой нос. Ирка не оборачивается, Ирка смотрит только вперёд — на тех, кто пришел её добивать. Я буду с тобой до конца. — Спасибо, — говорит она ломким голосом. — Спасибо, папа. И добавляет чуть слышно: — Подними их. Таньку с Богданом. Что? — Подними их. — Хрипит она, не узнавая собственного голоса, — Подними, ты это умеешь. Мне страшно. Пусть враги мои тоже испугаются.