Микки, мать вашу, Милкович

Микки Милкович совсем не застенчивый. Его не беспокоит то, что о нем подумают люди. Его не заботит, достаточно ли мылся он на этой неделе, если Йен не делает замечаний (а Йен никогда их не делает). И еще теперь, когда он набрал этот лишний вес, ему вовсе не кажется, что все просто, блядь, стебутся над ним. Люди глазеют на него постоянно. И в целом, он привык к повышенному вниманию. Прохожие всегда обращали внимание на него, потому что он Микки, мать вашу, Милкович, которому ничего не стоит надрать кому-то зад, если вы навредили тому, о ком он заботится. Но теперь же они не смотрят на него так, как если бы он оставался тем самым Микки Милковичем. Они пялятся на него, потому он немного покачивает бедрами, когда идет. Они смотрят на него, потому что он излучает огромное количество флюидов и феромонов, который кричат всему миру, что он ебучий омега. И пялятся лишь потому, что вдобавок ко всему этому, он беременный. Он совсем не стыдится. Ничего подобного. Он любит (отчасти) ощущение того, что девочка внутри него растет. Ему нравится, что он все время пахнет Йеном (ладно, возможно это последствие повышенного уровня гормонов, игнорировать которые очень сложно). Он любит (нет, неправда, он ненавидит), что стал таким огромным. (Он не любит то, что постоянно опухший и такой необъятный из-за этого гребанного ребенка. Он ненавидит, что люди думают, будто он теперь никчемный. Он презирает их за этот взгляд, словно он прокаженный или еще хуже: его место только в зоопарке. Он ненавидит, что Йен любит его и таким. Потому что Микки совсем не хочется выглядеть так. Потому что он не в восторге от избыточного веса и не в состоянии двигаться. И это совсем не та жизнь, о которой он мечтал). Его не волнует. Не реагирует. Разве этой сучке позволено смотреть на него так, будто перед ней, блядь, какой-то новый вид открылся? Он все еще представитель человеческой расы, черт возьми. Она неловко улыбается ему, а в глазах столько жалости. Какого хуя? Она смотрит на него так, будто он при смерти. Он просто беременный, Господи. Не надо превращать его в невесть кого. Он начинает жалеть, что не отправил Йена купить «Поп-тартс»*. Однако Микки все еще злился по поводу того, что Йен вернулся домой, провонявшим другой омегой. О Господи, если эта сучка хочет влезть не в свое дело, ему придется… — Простите. Он хочет достать нож, что засунул в задний карман джинс и заколоть им эту сучку, сунув его в анус и распотрошив её кишки. — Я могу вам помочь. И Микки действительно не самый вежливый тип. — Мне просто интересно, где твой альфа? Я действительно думаю, что это не совсем уместно оставлять омегу одного. Я не совсем уверена, что ты понимаешь. — На ее лице фальшивая улыбка, а Микки уже тянется за ножом, будучи все еще не совсем уверенным в ее адекватности. — Да, а мне интересно с чего ты взяла, что можешь, блядь, так говорить со мной. Занимайся своими делами, любопытная сучка, — Микки усмехается и отходит. Последнее слово остается за ним. И почему он не может появляться в общественных местах? Какого черта Йен должен выгуливать его на поводке, как собачонку?

-

— Микки? — зовет Йен из гостиной, когда тот возвращается. Он ничего не говорит, просто быстро снимает ботинки и направляется к нему. — Микки? — вновь повторяет Йен и тот поворачивается к нему лицом. Брови Йена ползут вверх. — Какого хуя произошло? Микки молчит, просто устраиваясь рядом с ним на диване. Он лишь хочет раствориться в Йене. Микки даже совсем не против, что Йен так смотрит на него. Ведь он не какой-то безмозглый омега, в самом деле, который постоянно хочет альфу, в любое время. — Микки, с тобой все хорошо? — Да, все нормально. — Где «Поп-тартс»? — Я просто, блядь, передумал, боже. Иди в задницу, — дергается Микки, ложась и поджимая колени к груди, стараясь держаться подальше от Йена. — Хорошо, — виновато говорит тот. — Просто одна сучка, сделала мне тупое замечание. — Какое? — А как ты сам думаешь, Галлагер? Сказала мне, что я, блядь, омега. Йен вздыхает, потому что знает, как Микки ненавидит, когда кто-то напоминает ему об истинном положении омег. — Кого волнует мнение этих придурков? Микки не реагирует. Он действительно, лишь сильнее прижимает колени. У него просто… сегодня был плохой день, поэтому он расстроен. Микки взволновал из-за того, что тупая сука сказала это в лицо. — Микки, — снова пытается достучаться Йен. — Нет, не имеет значения. Она просто… вела себя так, будто меня нужно посадить на цепь или поводок. Как если мне запрещено в одиночестве появляться на улице. Будто я какая-то неведомая зверушка, — Микки чувствует, что должен защищаться. Орать, требовать, чтобы этот гребанный мир признал, что он все-таки человек. Он не может всю жизнь каким-то волшебным образом храбриться и противостоять. Что обязан сам заботиться о себе, прежде чем Йен с легкостью возьмется за это. — Ты ошибаешься. — Очевидно же! Некоторые мудаки не думают так. — Нет ничего, чтобы могло переубедить их, Микки, — старается убедить Йен Микки признать, что с этим предубеждением невозможно бороться. Невозможно победить это, если Микки будет кричать об этом на каждом шагу и требовать равных прав. Впрочем, все не так страшно. Немного позже, все изменится. — Да, я знаю. Я просто… она ебанутая…идиотка. Взбесила меня. — Я знаю, — шепчет Йен и берет ладонь Микки, нежно потирая. — Я люблю тебя. Можно подумать он это редко слышал. — Да. — Ты в порядке? — снова пытается Йен и Микки опускает голову на его колени, и смотрит ему в глаза. — Да, вроде бы. — Хорошо, — Йен улыбается и наклоняется для того, чтобы поцеловать. — Не сейчас, я все еще зол на тебя. Йен хмыкает.