Это просто волосы

Джейсон осознает, что что-то не так, когда, едва вернувшись, первое, что видит — беспокойство в глазах Мики. Это явно не к добру. Дверь в ванную в спальне Жан-Клода закрыта, и Анита стучит в нее, то приказывая, то начиная умолять. Он не понимает, что она говорит, но внутренне весь подбирается, готовясь к чему-то страшному. — Мы сами ничего толком не знаем. Кровь чуешь? Он вернулся пятнадцать минут назад, проскользнул незаметно и заперся изнутри. Никому не отзывается, — тихо посвящает его в детали Мика. Джейсон закатывает глаза — его не было всего два дня, а тут снова черте что творится. Впрочем, как всегда. Жан-Клод приветствует его легкой улыбкой и снова сосредотачивается на двери, пытаясь пробиться к сознанию того, кто за ней. Джейсон подходит ближе и решительно отодвигает Аниту, успев мазнуть губами по щеке, здороваясь, и передает ее в объятия Жан-Клоду. Блейк пытается возмутиться, но немного тормозит, не ожидая такой наглости, и только хлопает глазами — Джейсон не перестает ее удивлять. — Натаниэль, — в голосе Джейсона не угроза и не просьба, но по интонации можно догадаться, что он сделает так, как обещает, — или ты сейчас откроешь мне эту чертову дверь, или я ее вынесу нахрен. Считаю до трех, — он даже не оборачивается, чтобы спросить разрешения. Жан-Клод за спиной молчит, увлекая Блейк к кровати. Анита удивленно думает о том, почему же она сама до такого не дошла. Это же так просто. На счет «три» замок в двери щелкает, и Джейсон ужом проскальзывает внутрь. Анита порывается за ним, но Жан-Клод и Мика ее удерживают уже вдвоем. — Не надо. Предоставь это Джейсону, — просит Мика. И Анита уступает. Первое, что бросается в глаза — длинные каштановые локоны, раскиданные по полу, но… их слишком мало, чтоб быть шевелюрой. — Нати? — Джейсон присаживается на корточки перед забившимся в угол другом, оценивая масштабы катастрофы. В воздухе остро, невыносимо пахнет кровью; она стекает густыми потеками по лицу леопарда, смешиваясь со слезами, капает на прижатые к груди колени. — Не смотри на меня, нет, — всхлипывает Натаниэль, пытаясь прикрыть голову руками, но Джейсон бесцеремонно выволакивает друга из-под раковины и отводит его руки в стороны. — Бля… — зрелище не укладывается в голове — кто-то очень неаккуратно, клочьями, снял с Натаниэля скальп. Первое желание: вытрясти из друга признание о том, кто это сделал, найти и убить эту тварь, разорвать на куски, но Джейсон давит этот порыв, хотя клыки чешутся, вылезая. Херня, это может подождать. Куда важнее сейчас вывести Ната из его состояния. Пард плачет навзрыд, комкая в руках клок волос. Джейсон сдерживает вздох, поднимается, чтобы намочить полотенце и достать из шкафчика на стене ножницы — раны нужно хоть как-то обработать. — Брось, Нати. Это же просто волосы. Они отрастут. Ответом ему служат рыдания; он понимает, что попытки утешить сейчас не дадут результата. Натаниэль не просто любил свои волосы, для Натаниэля это всегда было крайне важно, почти фетиш. Но Джейсон не отступает, вытирая кровь с лица друга, отрезая висящую оторванную кожу с окровавленными прядями, он продолжает повторять одни и те же слова, как мантру, надеясь, что леопард его все же услышит: — Это просто волосы, слышишь? Просто волосы. Они отрастут. Натаниэль тихо всхлипывает, когда Джейсон заканчивает обработку. Кровь больше не идет, и края ран уже почти затянулись, зарастая новой кожей. Жалкие остатки волос приходится сбрить под ноль, чтобы хоть как-то исправить положение. — Я теперь урод. Меня никто больше не захочет. Кому я такой понравлюсь, — шепчет Натаниэль, обнимая колени руками и монотонно раскачиваясь. Он гордился своими волосами, они были частью его сценического образа. Джейсон же всегда относился намного проще к подобным вещам. Волосы — не голова. Вот без головы остаться — это да, это проблема, обратно точно не отрастет. Но он слушает, собирая с пола кровавые ошметки и перепутанные когда-то прекрасные, а теперь потускневшие, словно выцветшие локоны, чтобы безжалостно выкинуть все это в корзину для мусора. Стряхивая налипшие колтуны с пальцев, волк щурится пришедшей в голову идее. Джейсон, не раздумывая, берет в руки машинку для стрижки и садится перед другом. Прибор тихо жужжит, на сцепленные руки леопарда сыплются золотистые прядки. Натаниэль вздрагивает и поднимает заплаканное лицо. В фиалковых глазах — удивление. Джейсон проводит ладонью по голове, стряхивая остатки волос, и откладывает машинку в сторону. — Посмотри на меня. Внимательно посмотри, Нати. Я стал уродом? Или, может быть, перестал быть собой? Натаниэль отрицательно качает головой и тяжело вздыхает. — Так что тогда это меняет в тебе? Разве ты больше не Натаниэль? Или не пантера? Или разучился танцевать? Что, черт возьми? — Ты не понимаешь… Меня никто не захочет. Кому я понравлюсь? И танец… — у Натаниэля дрожат губы, он вот-вот заплачет снова. Как можно сравнивать? Ведь Джейсон — это Джейсон. Он солнечный и яркий, даже эта дурацкая стрижка ему идет. — И только-то? Ты нравишься мне, а танец мы придумаем новый, — фыркает волк, отказываясь всерьез воспринимать проблему. На самом деле, он ужасно устал от бессмысленного спора, и внутри клокочет невыплеснутая ярость на обидчика друга. — Это другое. Ты же понимаешь, — всхлипывает Натаниэль. — Вот и нет. И не другое. И не понимаю. И не хочу понимать, — очередная странная мысль мелькает, отражаясь искрами в синих глазах. Джейсон никогда не думал о Натаниэле в таком смысле, но сейчас это кажется единственным разумным вариантом. Еще не до конца понимая, что он делает, Джейсон шепчет, обхватывая лицо Нати ладонями: — Посмотри на меня. Ты мне нравишься. Оказывается, даже не нужно напрягаться, по ванной расползается запах желания, и у Натаниэля расширяются зрачки. Он боится поверить, но не сопротивляется, и когда Джейсон валит его на пол и рвет испачканную кровью одежду, и когда трется об него животом, раздвигая ему ноги своим коленом, но ни на мгновение не разрывая зрительного контакта. Натаниэль боится даже моргнуть, словно это все изменит, и Джейсон одумается и прекратит. И все исчезнет. Не то, чтобы он об этом мечтал, но ему это нужно. — Ты мне нравишься, — шепчет Джейсон, севшим голосом, в котором уже пробиваются рычащие нотки, пока Натаниель елозит под ним, кусая губы и вглядываясь в шальные глаза друга. Он никогда не видел его таким раньше, и он уверен, что никто другой не видел его таким, и от осознания, что все это для него — только для него — у Натаниэля срывает крышу. Он стонет и подается навстречу, открываясь, принимая… желая с той же силой. И очень скоро произошедшее начинает казаться просто дурным сном. В конце концов, волосы отрастут. Это же просто волосы. — Ты. Мне. Нравишься. Нравишься. Мне. — Джейсон не церемонится, двигаясь резко, жестко, сильно. Им обоим больно, но не настолько, чтобы это было неприятно. Натаниэль стукается затылком о мрамор пола и нервно хихикает, вцепляется пальцами в плечи Джейсона, оставляя на них красные пятна и следы от ногтей. Волк глухо, низко рычит, впиваясь зубами в плечо леопарда, и этого оказывается достаточно. Натаниэль выгибается под ним, и к запаху секса, уже окутывающему их тяжелым облаком, добавляется запах спермы. Джейсон не заставляет себя долго ждать, и практически падает на Натаниэля, придавливая его всем весом и содрогаясь от накрывшего оргазма. Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что Анита их за это раз-ма-жет. Но Джейсону плевать, и он впервые целует друга, игнорируя звук открывающейся двери.

***

Зал беснуется. Вожделение стоит густым туманом, заползая на сцену. Он чувствует себя счастливым, купаясь в чужом желании. Премьера нового номера прошла удачно. Раны давно затянулись, и о них осталась только память в виде короткого каштанового ежика. Он быстро раскланивается и исчезает со сцены — ему непременно нужно поделиться эйфорией, прямо сейчас. Джейсон просыпается, прислушиваясь, как открывается и закрывается дверь в его комнату. Он под «домашним арестом» уже неделю. Ему запрещено выходить, как какому-то школьнику. Смешно. Ему кажется, что он до сих пор слышит, как визжит Анита, и губы сами расползаются в ухмылке — плевать, оно того стоило. Мягкие, крадущиеся шаги замирают у кровати, которая тут же прогибается под тяжестью второго тела. Сильные руки обхватывают поперек груди, и Натаниэль шумно дышит ему в затылок, обдавая короткие золотистые волосы жаром. — Это был триумф! — в голосе Натаниэля откровенный восторг. — А что я тебе говорил? А? — смеется в ответ Джейсон, радуясь за друга. — Ты им нравишься. Ты вообще не можешь не нравиться. — А тебе? Тебе я нравлюсь? — Натаниэль кусает его за ухо и напрягается, когда не слышит ответа, но молчание продолжается лишь пару секунд. Джейсон рывком переворачивается, подминая под себя друга, и кусает его за челюсть. — Нравишься. Ты мне всегда нравишься.