Ненависть

Соня ничего не поняла. Совершенно. За какую-то миллисекунду она увидела столько, от чего сердце бы могло перестать биться. Острый режущий страх сковал все ее тело, парализующе проник в мозг, избавляя от всех мыслей. Ноги будто перестали держать, и девушка мигом полетела на сырую землю, коленями ударившись о торчавшие камни. Пронзительный крик донеся откуда-то со стороны, и Соня не сразу поняла, что это кричит она. Будто в замедленной съемке все начали бежать к месту столкновения. Все что-то галдели. Горелов бил наотмашь по лицу Вершинина, что безвольной куклой распластался на дороге. Леша что-то отрывисто кричал, но смысла слов не до кого не доходило. Петрищев побежал в сторону палатки и уже через несколько секунд притащил с собой всю аптечку, раскрывая ее по пути. Аня держала голову парня на коленях и ладонями водила по его волосам. Шептала что-то. Капли ее слез падали на его лицо, соединяясь с кровью и образуя маленькие подтеки красного цвета. Ершову начало мутить. — Он жив? — срывающимся голосом спрашивает девушка, и, наконец, находит в себе силы встать с колен и подойти ближе. — Такие упыри так просто не подыхают, — Горелов отшутился, но улыбка не проскользнула на его лице. Он был смертельно бледен. Он был смертельно напуган. Лоб Паши рассекала глубокая царапина. Ершова сразу подметила, что придется зашивать. И делать это будет она. Не зря дядька, что был хирургом, потратил несколько лет на обучение своей племянницы в оказании первой помощи. Парень дышал через раз. Иногда откашливался и плевался кровью. Куртка и часть кофты были разорваны и испачканы в колесной грязи. Пашу донимала дрожь, как при лихорадке. — Что это вообще было? — прошептала Соня, крепко хватаясь за руку Вершинина. Вопрос остался без ответа, все только переглянулись между собой.

***

От вида шоколада, что перемешался с кровью друга, Настю чуть не вырвало. Сдерживая позывы, девушка дрожащими руками кое-как обработала и перемотала раны, до которых могла достать. Перекись, попавшая в свежие царапины заставила Пашу застонать от боли и впиться пальцами в ладонь Сони, что так и не отпускала его на протяжении всего этого времени. А прошло уже порядка получаса. Аня тоже не сдвинулась с места. Только теперь протирала лицо парня влажной тряпкой. — Его в больницу нужно, — Антонова хрипела и говорила до безумия тихо. — Нет, — охнув от наступившей боли, простонал Паша. — Я в порядке… полном. Горелов стал заливаться истерическим смехом вперемешку с проклятиями. В порядке. Конечно. Ведь каждый день машина сбивает. — Паша, милый, тебе надо в больницу, — Антонова говорила очень тихо, надеясь на то, что никто не слышит. Но Соня хмыкнула, услышав стон со стороны Паши, и сжала его руку сильнее. — Ань, мне нужна твоя помощь, — Настя кивнула на вещи, которые еще не были сложены. Лёша выкуривал третью сигарету и сказал, что не в состоянии сейчас. Гоша сидел в машине и что-то бубнил, что не стоило ехать. Соня просто держала Пашу за руку и смотрела на него, не отводя взгляда. — Сонь, — позвала сестру Аня и переложила голову Паши ей на колени. — Пожалуйста, — опять стон со стороны Паши и просьба, звучащая очень глупо. Разговаривать не хотелось, она кивнула и дотронулась до шеи свободной рукой, царапнув ногтями кожу. Перейдя к голове, девушка начала гладить его по волосам и напевать песню с детства, которую ей пела мама. — Погромче, — его голос заставил её сжаться и закусить губу. — Мне больно от этого, — голос дрожал, а на глазах наворачивались слёзы. Гробовое молчание повисло между ними, а Паша прикрыл глаза. Сжал её ладонь очень сильно, впиваясь ногтями в кожу и оставляя под ними кровь. Ершова не говорит, что ей больно. Ершовой на самом деле плевать. Ершова хочет осознавать, что она жива. Пусть хоть руку ломает, но не её. Соня улыбается ему фальшиво, да так, что внутри что-то перегорает. Паша не видит её улыбку, а если бы и смотрел на неё, то давно бы пропитался всем этим лицемерием от неё и жалостью к ней. Под рёбрами ужасно саднит, а голова кружится, но она начинает петь громче. Так, чтобы только он слышал. Слёзы стекают по её лицу, обжигая кожу и от этого становилось ещё ужаснее. — Скажи, что ненавидишь меня, — его голос режет слух, и Соня всхлипывает. — Больше жизни, — шёпот и кивок с его стороны.

***

Прождав еще какое-то время и обсудив дальнейший план с еще не совсем оклемавшимся Вершининым, ребята стали грузиться в машину. Пострадавшего отселили на заднее сидение, где тот удобно положил кровоточащую голову на плечо Антоновой и тут же отрубился. И то ли во сне, то ли еще будучи в сознании, парень ухватился за руку Ершовой. Поправится, так сразу выясню наши отношения. Определенно. — Ну что, прямиком за ублюдком? — Горелов быстро разогнал машину до большой скорости. Но не так быстро, как Соня успела вспомнить вкус губ Вершинина. — Мы же его не догоним, тут до Чернобыля осталось доехать чуть-чуть, — Паша резко открыл глаза и поднял голову с плеча Антоновой, но продолжил держать руку Сони. Блондинка явно была недовольна. — И что ты предлагаешь? Оставить его безнаказанным? — Горелов давил на газ, пытаясь разогнаться ещё быстрее. — А если бы он тебя убил? — Поехали в Припять, Лёш. Там этот ебаный подкастер и деньги Вершинина. Уж лучше мы найдём эти деньги, чем этого уёбка. Соня пыталась говорить более-менее нормально и спокойно, но голос всё равно дрожал. Рука Паши, державшая её, казалось такой сейчас нужной. Он придавал ей немного уверенности. Может, парень просто не заметил, что до сих пор держит её или до сих пор в полубреду? Ершовой было всё равно на это, ей хотелось держать его руку и ощущать это ебаное чувство, разливающееся от пальцев ног до кончиков её розовых волос. Чувствовать такое нужное и в каком-то смысле запретное тепло. — Жизнь бесценна, Сонь, — Аня прижалась к Паше, чтобы было больше места для Гоши, который был зажат между ней и дверью. — Едем в Припять, — твёрдо сказал Паша и прикрыл глаза. — Когда приедем, разбудите, хорошо?