My Baby Shot Me Down

Yes, yes, y'all, y'all! I'm a hell of a man! I'm walkin', walkin' down the street and hear you, hear you sing: «Damn! I wanna, I wanna be like Smudo, too, makin', makin' rap records, saying, saying 'Fuck you'!» Да, да, ты, ты! Чёрт побери! Я иду, иду по улице И слышу твою песню, твою песню: «Бл..! Я хочу, я хочу быть, как Smudo, Зачитывать, зачитывать рэп и кричать «Пошёл на хер!» © Die Fantastischen Vier — «Ernten was wir säen»

Когда Баш Цвингли, сжимая лямки армейского рюкзака, прошествовал через вестибюль в гостиную дома Франциска Бонфруа, оттуда доносились громкие раскаты музыки и неровный гул голосов. Видимо, гости первым же делом набросились на закуски и алкоголь, и уже успели немного разогреться. «Французский рэп, Miststück», — подумал зеленоглазый юноша, — «хуже только корейский». К его счастью, тон музыки внезапно притих, и на сцену из дымовой установки пополз туман. Из клубов белого дыма под современный кавер на песню Джо Дассена «Et si tu n'existais pas», сияя очаровательнейшей из своих улыбок, выплыл сам хозяин дома, единственный предмет одежды которого составляла набедренная повязка из нескольких слоев муслина, сложенных вместе, и широкой розовой ленты, стягивающей волнистые волосы в аккуратный низкий хвост. В его руках была огромная охапка роз, на сей раз, темно-бордового, почти черного цвета, которые он начал раскидывать в зал, подходя к микрофону. Несколько девушек наперебой стали расталкивать друг друга в попытке поймать вожделенный цветок. – Ladies and gentlemen, mesdames et messieurs, дамы и господа! Ваш покорный слуга, Франциск Бонфруа, своей собственной персоной, en personne, Святой Валентин, — тут над его головой зажегся неоновый нимб и из динамиков донеслось короткое троекратное «Аллилуя», — и по совместительству, ведущий этого вечера, — рад приветствовать вас в своем гостеприимном доме! — заиграл короткий проигрыш Марсельезы и из зала послышались вялые возгласы одобрения, ведь рты были заняты едой — Именно сегодня, в этот день во всем мире отмечают Всемирный день влюбленных, так пусть же стрелы Амура достигнут ваших сердец и никто не будет одинок! — Франциск буравил взглядом толпу, будто лучом прожектора выискивая кого-то. Ваш было вздумал отойти в сторонку, но цепкий взгляд Франции уже успел выцепить его из толпы, и Франциск довольно заулыбался, принимая бокал розового шампанского Veuve Clicquot, который ему поднесли. — Так поднимем же наши бокалы в честь сего знаменательного события и первый тост за моего особого гостя: моего друга и соседа, Баша Цвингли, встречайте! — «Тада-да-дам, та да да да дам», — на этот раз совсем не к месту прозвучал отрывок всем известной Симфонии №5 Бетховена, записанной на синтезаторе в режиме органа, и теперь уже настоящий прожектор под потолком осветил через весь зал пятящегося к выходу и сгорающего от стыда и возмущения швейцарца. Тут голоса стихли и глаза всех присутствующих оказались обращены в одну точку: Хонда Кику скрестил руки на груди, Артур Керкленрд нахмурил брови, а Родерих Эдельштайн с самым ехидным видом, зашептал что-то на ушко Елизавете Хадервари, которая захихикала, прикрывая рот рукой. Дело явно принимало скверный оборот. — Пожалуйста, выйди на сцену, garçon, schneller, schneller, не стесняйся, дай нам себя рассмотреть — Франция украдкой подмигнул юноше так, что тому резко поплохело. Цвингли на ватных ногах взошел на помост. — Оу, да! — Франция, с видом заправского шоумена воздел очи горе. — Но и это еще не все! Прямо сейчас начнется конкурс караоке, которого все так ждали! "Уж, я точно такого не ждал", — только и успел пробормотать Цвингли себе под нос, как в его руке оказался микрофон. — Помимо всего прочего, — продолжал Бонфруа, делая шаг назад, — Наш добрый друг еще и настоящий сердцеед! – О-о-о, — прошло по залу. Случилось невероятное. Внимание публики тут же целиком переключилось на сцену, о закусках и винтажной выпивке все напрочь забыли. Феличиано перестал набивать рот салатом с моцареллой, помидорами и руколой и вытаращил глаза, а Ловино отставил в сторону ведерко с фондю, которое собрался было надеть брату на голову. Иван Брагинский оставил в покое несчастный фонтанчик с шампанским, содержимое которого вознамерился перелить в пустую бутылку от минералки Evian. «Вдова Клико», конечно, не водка, но на халяву сойдет. — Все именно так, дорогие мои! Как раз вчера мой любезный друг Швейцария, — «любезный друг» брезгливо сбросил руку навалившегося на него Бонфруа с плеча, — совершенно конфиденциально заявил мне, что твердо намерен похитить сегодня чье-то сердечко, так что берегитесь леди, уиии! — Что ты творишь, выродок хворый, — прошипел швейцарец ему на ухо. — На войне все средства хороши, — тихо ответил ему Франциск, на всякий случай отходя подальше. — Как говорят у нас в России: выпила водки — береги пилотку! Бугага! — послышался из зала раскатистый бас Ивана Брагинского, который первый вышел из ступора и уже приставлял горлышко бутылки к струйке. — Кончай болтать и заводи волынку! Из-за пульта управления послышался воистину дьявольский смех, прерываемый трудно переводимыми немецкими восклицаниями. Байльшмидт в роли диджея? Так вот, кто включал Бетховена! Смеется над шутками России?! Они там что, международный заговор устроили?! — Sing to me, my angel of music! — с придыханием пропел Франциск, картинно простирая длань в сторону Баша, который застыл напротив в боевой стойке, сжимая микрофон в руке так,как будто это был нож. — Спой нам! Спой нам! — скандировала толпа. Гости явно вошли во вкус праздника, ни одного хмурого лица. «И что же бы вам такого спеть?» — лихорадочно соображал юноша, перебирая в памяти песни, которые он слышал за последнее время. – Alles klar, — Цвингли сделал небрежное движение рукой, как бы отмахиваясь ото всех, и зал притих. Его так и подмывало засунуть микрофон куда подальше и поглубже в Бонфруа. — Я исполню песню группы Die Fantastischen Vier: Ernten was wir säen, или «Что посеешь, то и пожнешь» в переводе, так ведь? — он метнул выразительный взгляд в сторону Франции, но тот только недоумевающе развел руками и произнес одними губами «n’essaie pas de m’impressionner». — Los geht’s! — скомандовал юноша и, под быструю ритмичную музыку вступил: Alle, alle fragen, jeder, jeder will es wissen: warum, warum kommt ihr klar, wieso, wieso geht es mir beschissen? Все, абсолютно все спрашивают меня, и каждый хрен хочет знать: Какого, скажите, хера, У меня все пошло через задницу? И так далее, и тому подобное. Не все присутствующие знали немецкий, разве что Пруссия, который на законном основании угорал на импровизированном «рабочем» месте, заливая в себя нечто горячительное из алюминиевой фляжки. Песня была довольно быстрой, слова можно было просто быстро «зачитывать», что помогло Башу не сесть в лужу, показав недостаток музыкального образования, особенно перед Австрией. Зато на англоязычном припеве все еще больше разгорячились, особенно на словах  «Fuck you!», сопровождаемых сопутствующим жестом от бедра, хотя к зрителям это отношения и не имело. Швейцария, к своему удовлетворению, отметил, что благодаря тренировкам, у него отличное дыхание, которое позволяет не хватать ртом воздух посредине строчки, а также, что у него намечается довольно приятный мягкий баритон. В довершении всего, он еще и бросил микрофон на пол, как заправский афроамериканский исполнитель, уходя со сцены и размахивая руками, широко разведенными в стороны. Тем временем, Феличиано и Ловано уже дрались за право первым исполнить то ли «Mamma mia» шведского квартета ABBA, то ли «L`italiano» Тото Кутуньо, но, в конце концов, решили дуэтом спеть демократичную «Felicita» от Аль Бано Карризи и Ромины Пауэр. Наташа Арловская уже битый час подтягивалась на цыпочках, цепляясь за оконную раму первого этажа, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Но кроме сияющей белизной сантехники и дубовой двери, решительно ничего не было видно, зато слышно. Сначала все орут, а потом поют. «Совсем уже готовые», — решила про себя девушка и тут же вспомнила о цели своего визита и зацарапала металл еще неистовей: Ванююююша! — Нечего тут орать! Ты не в лесу! — послышался сзади чей-то тонкий детский голосок. Berarūshi от испуга выпустила раму и с размаху села пятой точкой в сугроб. Из куста на нее сердито глядела круглая голова в прехорошеньком красном бархатном беретике. По бокам свисали две длинные косички. — Ты кто, девочка? — спросила Наташа, приходя в себя. — Я тебе не девочка! — грозно отозвалась круглая башка, и через мгновение из куста выкатилось тщедушное тельце. Наряд незнакомки, (или, все-таки, незнакомца?) был довольно эксцентричным: белый жилет и рубашка в полоску под ним, а еще спортивные мешковатые фиолетовые шорты, желто-коричневые лосины, сапоги и маленький бант. На жилете поблескивал значок, похожий на герб. — Меня зовут Кугельмугель, я живу в Австрии. Не каждый день имею честь сводить знакомство с маньяками, — удивительный мальчик протянул руку к девушке, помогая встать. Арловская поднялась, отряхивая с себя снег, и тут же запротестовала: — С чего ты решил, что я маньяк? — Кто же еще будет подглядывать за тем, что происходит в туалете? — резонно ответил мальчик. — А сам-то, небось, случайно в кустах засел? Давай, признавайся, что ты тут задумал! — она схватила мальца за ухо, пресекая возможную попытку к бегству. — Ай, тетенька, ухо не крути! — заверещал Мугель, размахивая ручонками в попытке вырваться. — Я просто музыку слушал! Berarūshi отпустила мальчика, и том немедленно уехал носом в снег. — Музыку, значит, он слушал, — славянка нависла над парнишкой, готовым залиться слезами, скорее, от обиды, чем от боли — А почему снаружи, а не внутри? — Вход строго по пригласительным, 18+. Стой, а тебе что, тоже нет восемнадцати? Или тебя просто не пригласили? — Кугельмугель пытливо посмотрел на нее и присвистнул. — Не твое дело! — запальчиво выкрикнула Наташа, скрестила руки на груди и отвернулась. — Ну-ну, ты только не плачь, mein kleiner grüner Kaktus, быть может, я смогу чем-то помочь? — добродушно предложил Кугельмугель, приобнимая девушку за бедро и преданно смотря ей в глаза.  — Какой еще кактус? — не поняла Berarūshi и собралась было уже с размаху садануть его локтем в нос, но ее остановило необычность обращения вкупе с осознанием того, что повыше он обнять бы при своем росте и не смог бы. — Lassen wir das, Fräulein — Кугель небрежно махнул рукой, — есть что-нибудь острое? И, ловя непонимающий взгляд Наташи, добавил: — Шпингалет выбить. Через пару минут Беларусь уже всаживала свой нож в зазор между защелкой и рамой, балансируя, стоя на плечах Кугельмугеля, который, на свою голову, подставил ей спину и теперь натужно комментировал процесс в духе того, что кого-то следует запереть на зиму в кладовке на хлебе и воде, а то можно и без хлеба, на мерзлой картошке. Через спину девушки были по сему случаю перекинуты туфли Мэри Джейн, связанные между собой посредством ремешков, наподобие лыжных ботинок. Услышав благословенный хруст, она толчком распахнула окно и подтянулась на руках, как на турнике, проталкивая туловище вовнутрь. Снизу раздался счастливый вздох облегчения. — Ты это, бывай, Шмугель, табе сардэчна дзякую! — искренне произнесла девушка, высовываясь уже с противоположной стороны окна, но ответа не последовало. Кугель исчез.