***
Немного стало холодно, и странно было, что Сальваторе не скупился, нежели праздник на долю любви и счастья ей, на тепло и удобство ей. Кожанка на её тонкие ноги с упругими бедрами, обогреватель в её сторону, и все скрыто под словами: «Это не доброта и не дружелюбие, просто я заебался видеть твою кривую рожу.» Он не был благороден, на что и причин не было подумать, но как и по всем законам жанра, Елена считала, что в его жестоком голосе есть нотка обиды на мир, а в сердце теплится надежда на любовь, что голубые глаза чистые, а не холодные. Но есть маленькая ошибка в догадках золотой середины — у Сальваторе нет сердца и никогда не было. Недолго до ночи. До той, что будет сопровождаться громким басом его любимых песен, её слезами и клочком летящей бумаги из открытого окна старенькой шевроле. И будет на нем написано о звездах в ту ночь, в которую она решила исполнить свою мечту.Часть 2
29 июня 2016 г. в 22:27
Легкое помутнение, ничего серьезного.
Обыденное сонливое чувство, как плющ, обвило тело.
И легкая мелодия в ушах.
Сегодня Елена была такой же серой, как и все её будни. Она не благородный камень: ни топаз, ни изумруд, ни опал. Она не бесценна, так как уже давно известно, что человека можно продать по и без его воли. Она не великолепна, у неё больше недостатков, чем достоинств. А большому мальчику Деймону нравятся либо идеальные, либо полностью прогнившие. Золотой середины, как бы вам ни нравилось это название, нет.
Машина ехала ровно.
Солнце светило красным.
Фляжка практически опустела.
Сальваторе подпевал в такт громко кричащей музыке, не смущаясь присутствия Золотой Середины, которая его выбесила прилично за ночь. И не факт, что он не убьет её, как других, за поганый язык, только вот у этой девочки он довольно-таки чистый.
— Ты можешь сделать потише?
— Заставь меня.
Его ухмылка действовала на нервы. Будто кривыми пальцами по тонким струнам скрипки. Только пальцы можно сломать, а этого пса лишь в питомник или на усыпление.
— Пожалуйста… — проглотила ком обиды девчонка, — сделай потише.
— «Пожалуйста» действует лишь на хороших мальчиков, а я плохой.
— Хороших мальчиков и просить не надо.
— Лишь тех, кто смотрит на твои сиськи. Которых, кстати, нет.
Гилберт вспыхнула, словно спичка с красным наконечником, но виду не подала. Всего лишь сделала засечку гелевым стержнем на ладони руки. А Сальваторе мерзкий тип, ничто его не сломит и не утопит, гадкий мальчишка.
— Не расстраивайся, крошка, есть баксы, сделай пластику, — хмыкнул Деймон и посмотрел на тоненькую майку девушки, прикидывая в уме размеры.
Елена хоть и была серединой, но позволять такого мужчине не могла.
Жгучая пощечина обожгла небритую щеку Сальваторе, резко свернувшего на обочину, из-за чего она ударилась о стекло.
— Что..?
— Ещё раз так сделаешь, — вряд ли его глаза горели в жизни так сильно, как сию секунду, — ты и руки лишишься, и девственности. Ты же не знаешь способы, как меня завести. Может, я предпочитаю всякие плетки и бутылки?
— Отпусти, пожалуйста, — прошептала тихим и испуганным голосом Гилберт, пытаясь не смотреть на гадкую ухмылку и пылающие синим пламенем глаза. Но это, скорее всего обманка, ведь синее теплее, чем красный, или сказки Гилберт наврали, что голубой относится лишь к хорошему?
— Знаешь, пожалуйста на член не действует: либо минет, либо холодная вода. Поймешь ли ты, в чем тут подвох?
— В-воды нет?
Его глаза сверкнули, а сам он залился безудержным смехом, сжимая горло девчонке. Она осторожно вздыхала, пытаясь взять побольше воздуха, чем было возможно.
— Глупая, глупая, девочка, вода-то есть, а хорошего рта нет, — хохоча, проговорил держащий горло шатенки, — у тебя с него лишь слова выпадают, тем более неинтересные ни мне, ни одному другому мужчине, кроме твоих хороших пай-мальчиков.
Он отпустил её.
Усмехнулся и вышел из машины.
Стук двери отчетливо слышался в её голове всё ещё.
Сальваторе небрежно раскрыл багажник и начал копошится в нем, а тем временем недоумение и страх Гилберт возросли по десятибалльной шкале до шестерки. Стереотипная золотая середина слишком много думает о смерти. Напичканная ложью и правильностью Елена никак не может одуматься и признать то, что совершила наитупейшую ошибку в своей подростковой жизни.
Юношеский максимализм? Разве она относится к проблемным подросткам? Скорее выпад провинциальной девчонки — показать, что можешь то, что и крутые, напичканные алкоголем и американской мечтой утопленницы.
— Понимаешь, девочка, — хохотнул Деймон и выпустил пар ей в лицо, — ты стереотипная. Считаешь, я тот ублюдок, что изнасилует твою тощую шконку. Будто я выберу неудовлетворенность, нежели удобство и хороший рот.
— Я не знаю о тебе и о том, что тебе нравится ни…
— Вот поэтому ты стереотипный, тупой, провинциальный подросток. Явно читаешь сопли со всякими пиздостраданиями, грустные постики лепишь в ебаный твиттер, мечтаешь об идоле с телика, жалуешься своим Барби-подружкам, строящими из себя мать Терезу, блять, — выдохнул немного дыма. Никакой ненависти, лишь предубеждение и недоумение в её пустых карих глазах. Ни взрыва чувств, как в второсортном дерьме, ни сокрушение звезд и остального.
— Я…
— Скажи что-нибудь такое, от чего мне не захотелось бы тебя ударить о лобовушку?
— Ел-лена. Меня зовут Елена, — твердым голосом сказала она. И её твердость понравилась Сальваторе, возбуждает, как оказалось.
— А меня Деймон. Дей-мон, — подал большую ладонь со шрамом, глотнул немного дыма и хитро улыбнулся, — скрепим знакомство поцелуем, дорогая?
— Ты отвратителен! — хмыкнула Гилберт, тонко сузив губы.
— Ни ты первая, ни ты последняя, девочка. А теперь пора уезжать, или твои мамаша с отцом скоро подадут в розыск твою белую задницу, начищенную серебром.
— Нельзя чистить серебром кожу. Это невозможно! — зашипела, грозно посмотрев.
— Ой, какие мы буйные!
Елена не обратила внимание, лишь незаметно для Сальваторе подняла уголок губ, пытаясь скрыть свою улыбку. Благо волосы длинные. Её взгляд не изменился и на йоту, как и манера речи Деймона. Так и должно быть: ни влечения, ни интереса, ни желания. Всего лишь поездка. Решение, принятое ей в сегодняшнюю ночь проклятого Дня Святого Валентина. Скупой праздник. И число не очень красивое, 14 февраля, что может быть глупее?