Fuyu no sakura

Сезон дождей приносил с собой и первые холодные дни, знаменующие наступление осени. Кёнсу не любил осень. Она всегда подкрадывалась незаметно, пугая утренними заморозками и крадя один за другим солнечные дни. Казалось, будто жаркое лето было только вчера, но уже сегодня приходилось переодеваться в теплую одежду и прятать бамбуковые веера. С наступлением холодов занятия в школе не прекращались, более того, если следующий год выпадал на Праздник середины весны, то омеги, которым предстояло выпускаться из школы, начинали заниматься еще усерднее. Праздник середины весны был самым важным днем в жизни каждого омеги, конечно же, после свадьбы. Он проводился каждые три года, и юные омеги, достигшие четырнадцати лет и закончившие к этому времени обучение в школе, представали на Празднике, демонстрируя не только свою красоту, но и все, чему успели научиться за время посещения Ханами. Как только омега, дебютировавший на Празднике середины весны, приобретал свой запах, считалось, что он готов к тому, чтобы выйти замуж и родить альфе наследника. Некоторые омеги переживали свое первое мезаме еще будучи учениками школы, и тогда на Празднике им выпадал шанс очаровать альфу еще и своим прекрасным каори. Ведь запах юного невинного омеги, еще не смешанный с запахом ни одного альфы, мог вскружить голову любому мужчине. В этом году Кёнсу впервые приходилось наблюдать за подготовкой юношей к дебюту. Ему казалось, что невозможно быть еще строже, чем Исин-ши, и внимательней, чем учитель Ато. На занятиях музыкой, пока юноши оттачивали свое мастерство в игре на музыкальных инструментах, остальные мальчишки танцевали под четким надзором Ато-ши. Уроки же танцев превращались для остальных омег в уроки игры на музыкальных инструментах, и учитель Онгаку был особенно строг с мальчиками, пока те неумело наигрывали мелодию для старших омег. Но учитель Ато всегда повторял, что умело владея своим телом, любой омега сможет даже стук молота о сталь превратить в произведение искусства. Кёнсу восхищенно наблюдал за старшими, жадно ловя взглядом каждое их движение, за что часто бывал наказан Онгаку-ши. Но юные омеги танцевали настолько прекрасно, что мальчишке казалось порой, что ему не доводилось еще в своей жизни видеть ничего красивее и гармоничнее. Глядя на их плавные покачивания, повороты и изящные взмахи рук, Кёнсу все чаще думал о том, что, возможно, его руки вовсе не созданы для танца, а тело не способно рождать искусство, о котором неустанно твердил учитель Ато. Однажды Кёнсу даже удалось добыть настоящий клинок, и со временем на заднем дворе его дома на столбе появилось несколько десятков неглубоких зарубок. В такие дни Кёнсу возвращался позже обычного: занятия длились дольше на несколько часов, и все, чего хотелось в конце дня — дождаться Байсяня и поскорее оказаться дома. Но бестолковый мальчишка как всегда опаздывал, и зачастую Кёнсу покидал школу без него, встречая его где-то на полпути, чтобы выслушать целую кучу извинений и неизменное обещание, что такого больше никогда не повторится. Мальчикам-альфам же вовсе не нужно было готовиться ни к какому дебюту, а потому и в школе дольше положенного их никто не задерживал. За них все решали родители, вплоть до согласия на заключение брака с определенным омегой. И пока юные альфы проходили обучение в школе, все свое свободное время они проводили, беззаботно бегая по улицам и воображая себя храбрыми воинами. Кёнсу часто встречал стайку мальчишек на центральной улице, когда возвращался домой. Он всегда старался обходить их стороной, потому что не горел желанием принимать участие в глупых играх не менее глупых альф. Но юному омеге редко удавалось оставаться незамеченным, особенно, если в кучке несносных мальчишек оказывался Чонин. Он всегда замечал его издалека, словно только его и ждал, а потом, подговорив остальных мальчиков-альф, закидывал Кёнсу вишневыми косточками, мелкими камешками из рогатки, или, чего хуже, пытался втянуть в их идиотские игры с другими мальчишками. Байсянь всегда мужественно защищал Кёнсу, готовый броситься на любого, кто посмеет причинить ему вред. Он воинственно размахивал палкой или сложенным зонтиком, отчего некоторым альфам нередко хорошенько доставалось, пока Кёнсу гонялся по всей улице за гадким Чонином, который хоть и был невысокого роста, но бегал, помимо всего прочего, очень быстро. В очередной раз, возвращаясь домой в одиночку, Кёнсу без особого интереса краем глаза наблюдал за новым занятием, которое придумали себе безмозглые мальчики-альфы. Воодушевленные уроками стрельбы, они вздумали, судя по всему, проверить, кто из них самый меткий, и не придумали ничего лучше, чем кидаться друг в друга камнями. Их сообразительности хватило только на то, чтобы придумать для этого особый способ: двое мальчишек становились друг напротив друга, одному на макушку пристраивали глубокую деревянную кружку, в то время как другой, вооружившись маленьким камешком, пытался ее сбить. Устоять спокойно на месте с кружкой на голове, ожидая, что тебе вот-вот зарядят в глаз, было не самой простой задачей, и потому за спиной мальчишки всегда стоял кто-нибудь третий, кто готов был в любую минуту подстраховать и удержать на месте. Когда над ухом подопытного альфы просвистел очередной камушек не самого меткого мальчишки, он облегченно вздохнул и уступил место следующему, а Кёнсу только закатил глаза, удивляясь, что им не хватило ума додуматься метать друг в друга ножи. Хотя некоторым это было бы очень даже полезно. — Эй, Кёнсу! — радостно крикнул Чонин, только завидев омегу. «Видимо, до него еще очередь не дошла», — раздраженно подумал Кёнсу, нехотя оборачиваясь в его сторону. — Чего тебе? — кажется, за все время их знакомства эта фраза стала неким подобием приветствия друг друга. — Не хочешь присоединиться? Показать, что вы, глупые омежки, способны хоть на что-нибудь кроме того, чтобы размахивать руками под флейту? — Чонин кривлялся, изображая игру на флейте, и несколько мальчишек подхватили его затею, жутко вопя при этом, думая, что их дикие вопли могут хоть чем-то отдаленно напоминать звуки музыкального инструмента. — Ну уж нет, — Кёнсу закатил глаза и фыркнул, глядя на идиотское представление, развернувшееся у него перед глазами. — С тем, чтобы отбить друг другу последние мозги, вы справитесь и без моей помощи. — Ну конечно, — Чонин хмыкнул, проигнорировав слова Кёнсу, увлеченно разглядывая небольшой округлый камешек в своей руке. — Вас же там такому не учат… «Да ни в одной школе не научат быть таким глупым, как ты!» — хотелось крикнуть Кёнсу, но он только сжал кулаки, нахмурив брови. — А меня и не надо ни чему учить, — омега гордо вздернул подбородок, глядя в насмешливые глаза Чонина, и фыркнул, намереваясь покинуть общество недалеких альф. — Подумаешь! Хотя на самом деле Кёнсу ужасно завидовал им. И если бы мог, сбежал бы в Иньсинь при первой возможности. А потом непременно отправился бы на границу, где храбро защищал свою честь и честь своего войска. И никакой Чонин не смог бы даже рядом стоять с ним в одном строю. — Тогда докажи! — фраза, выкрикнутая одним из мальчишек, заставила Кёнсу остановиться и зло поджать губы. Да кто они такие, чтобы он им что-то доказывал? Но, обернувшись и поймав вызывающий взгляд Чонина, Кёнсу решил, что ни за что им не сдастся, чего бы ему это не стоило. Он быстрым шагом направился обратно к кучке альф, попутно вырывая из рук Чонина камешек. Мальчишки тут же одобрительно загудели, предвкушая промах неумелого омежки и предмет для целой кучи насмешек на целую неделю вперед. — А ну, становись! — решительно настроенный Кёнсу кивнул в сторону альфы, стоящего неподалеку с кружкой в руках. Мальчик неуверенно переглянулся с остальными, на что те только одобрительно похлопали его по плечу, гадко хихикая за его спиной: не каждый добровольно согласится получить от омеги камнем в лоб на глазах у всех своих друзей-альф. Чонин стоял неподалеку, важно заведя руки за спину, и с видом стороннего наблюдателя следил за происходящим, словно не по его вине Кёнсу был втянут в эту игру. Другой же мальчишка смиренно принял несладкую участь в виде деревянной кружки на своей голове и предупредительно зажмурился, осторожно приоткрывая один глаз, когда Кёнсу начал целиться. Омега бросил на Чонина уничтожающий взгляд, который, к слову, был удачно проигнорирован, прежде чем замахнуться и запустить камешек в бедного альфу, стоящего напротив. Мальчики на мгновение замерли, разинув рты и затаив дыхание, а мальчишка, что послужил мишенью, был готов увернуться в последний момент, если бы не альфа, что стоял позади и не давал ему этого сделать. Он крепко зажмурился, надеясь, что омега попадет хотя бы не по лицу, а еще лучше, что камешек пролетит мимо. Кёнсу же за несколько мгновений успел подумать о том, что ему не стоило заводить разговор с Чонином вообще, не стоило говорить, что он умеет все на свете и поддаваться на провокацию мальчишек-альф. Теперь же, в случае неудачи, позора ему не избежать. Камешек пролетел молниеносно, сбивая деревянную кружку с головы альфы, что тот только тяжело вздохнул, услышав, как она упала где-то позади, покатившись по мостовой. Мальчишки удивленно вздохнули, а Кёнсу, победно улыбнувшись, гордо поднял голову и, решив долго не задерживаться, пошагал прочь, отряхивая ладони друг о друга от невидимой пыли. — Эй, эй! Куда это ты направился? По правилам, теперь вы должны поменяться местами! — Кёнсу уже хотел было пуститься бежать, в надежде, что его, наконец, оставят в покое, но противный писклявый мальчишка все не замолкал. — Чонин, держи его! Убежать далеко Кёнсу не удалось, всего через пару быстрых шагов он был пойман Чонином, и как ни старался вырвать из его влажной ладошки свою руку, у него это не получалось. Альфа злорадно усмехался, ведя за собой омегу и изредка косясь на его хмурое лицо. Вероятно, он смог бы вырваться, если бы действительно захотел этого, но совесть и собственное чувство достоинства не позволяло ему оттолкнуть Чонина и сбежать, забыв о честных правилах игры. — Оставайся там и держи его за руки, — тот самый писклявый голос на самом деле принадлежал самому высокому из мальчиков-альф, и никак не вязался с его внешним видом. Кёнсу из вредности дернул плечом, пытаясь вырвать свою руку из захвата Чонина, и бросил на него угрожающий взгляд через плечо. Это было унизительно: альфа, которого Кёнсу терпеть не мог, сейчас стоял за его спиной, стискивая запястья и не давая пошевелиться. Омега не заметил того, как его щеки покрылись едва заметным румянцем, а Чонин притих, не стараясь съязвить и подлить масла в огонь. — Не советую тебе шевелиться, — гадко хихикнул противный альфа писклявым голосом, устраивая на макушке Кёнсу своеобразную мишень, что ему несколькими мгновениями раньше чудом удалось сбить. Омега смерил его презрительным взглядом и замер, уверенно глядя в глаза альфы напротив. Мальчишку едва ли можно было назвать хорошим стрелком: он стоял в неправильной позе, криво целился, прищурив один глаз и высунув кончик языка, и, прикинув, Кёнсу посчитал, что тот вряд ли сумеет попасть выше его плеча, если камешек вообще полетит в правильном направлении. Но, в случае чего, набить себе новый синяк омега совсем не хотел. Когда альфа, оступившись, выбросил камешек вперед, Кёнсу хватило доли секунды, чтобы понять, что до назначенной цели он точно не долетит. Омега тут же присел, наклонив голову, и камешек пролетел точно сверху. Как только сзади послышался возмущенный вскрик и его руки оказались на свободе, он тут же сорвался с места и бросился бежать. Чонин, схватившись за ушибленную щеку и проклиная все на свете, еще несколько мгновений смотрел вслед стремительно удирающего омеги и, сыпля ругательствами, пустился за ним. Кёнсу бежал, ловко лавируя в толпе людей, по направлению к мосту на центральной улице. В сезон дождей неглубокая речка почти выходила из берегов, и если наклониться, до воды можно было дотянуться рукой. Они с Байсянем часто сокращали путь, проходя по мосту и сворачивая в узкий переулок, где Кёнсу лишь однажды отважился побывать один. Но сейчас у него не было другого выхода: или, зажмурившись, пробежать через темную улочку, или дать Чонину ему отомстить. Но Чонин оказался быстрее и нагнал его еще на полпути к мосту, хватая за край юбки. Кёнсу не оставлял попыток вырваться и отчаянно дергал ткань, пытаясь отнять ее у альфы, но, неуклюже споткнувшись, упал, потянув мальчишку за собой. Чонин сразу же накинулся на него с кулаками, больше всего намереваясь оставить на щеке омеги такой же след, что расцветал красным пятном на его скуле, но Кёнсу вовсе не чувствовал себя виноватым. Он всеми силами отбивался, толкая альфу и перекатываясь вместе с ним по мостовой. Они даже не заметили, как пыль и грязь центральной улицы сменила холодная вода, а вокруг собралась целая кучка зевак, наблюдая за мальчишками, которым вздумалось в конце лета искупаться в городской речке. Вода была повсюду: в ушах, глазах, и даже в носу, к тому же одежда промокла насквозь, но ни Чонин, ни Кёнсу не замечали этого. Они уже, возможно, и не помнили, зачем ввязались в очередной раз в драку, но старались надавать друг другу побольше оплеух и наставить как можно больше синяков. Кто-то в толпе порывался разнять их, но дальше выкриков и размахиваний руками не доходило, и мальчишки продолжали драться, стоя по колено в воде, промокшие до нитки. — Что здесь происходит? — растолкав толпу, у берега появился учитель Исин, ужаснувшись, когда узнал в одном из дерущихся мальчишек своего ученика Кёнсу. Еще больше он был поражен тем, что тот ввязался в драку с альфой, и теперь неуклюже махал руками, пытаясь дать сдачи, в то время как на щеке мальчика-альфы уже расцветал синяк. Исин тут же приказал слугам, сопровождавшим его, вытащить мальчиков из воды, разгоняя толпу зевак. Кёнсу не понимал, что происходит, когда чьи-то сильные руки потянули его за шиворот, разнимая их с Чонином. Оказавшись на суше, он яростно вырывался, пока его не толкнули, заставив опуститься на колени. Кёнсу поднял возмущенный взгляд на обидчика, но тут же опустил голову, мгновенно краснея. Чонин сидел рядом, стирая капли со щек и не решался взглянуть на учителя, делая вид, что очень заинтересован необычным узором на подоле его ханбока. — И… Исин-ши, — глухо пробормотал Кёнсу, готовый сдать Чонина с потрохами и обвинить во всем, если вдруг учитель захочет выслушать его оправдания. Но тот только молча развернулся, зашагав прочь. — За мной, оба. Живо! Кёнсу укоризненно посмотрел на Чонина, и он ответил ему сердитым взглядом, нахмурив брови. Они нехотя поднялись с колен и поплелись за учителем, подгоняемые сзади слугами. Омега знал, куда они направлялись, и, судя по недовольному тону учителя, грядущее наказание вряд ли ограничится одним лишь строгим выговором. — И что, позвольте спросить, вы тут устроили на глазах у всей улицы? Оказавшись на заднем дворе Ханами, мальчишки вновь опустились на колени перед учителем, виновато склонив головы. Промокшая одежда липла к телу, и ветер вмиг заставил их обоих почувствовать холод. Чонин дрожал, а Кёнсу с сожалением краем глаза рассматривал на его щеке большое красное пятно будущего синяка. — Кёнсу, как ты мог ввязаться в драку посреди улицы? Да еще и с альфой! Вас видела целая толпа народа! Своим поведением ты опозорил не только себя, свою семью, но еще и нашу школу! Вовсе не этому обучают омег в Ханами! — учитель повышал голос, внешне оставаясь все таким же спокойным. Но подняв взгляд, Кёнсу увидел в его глазах чистую ярость. — Но учитель! — отчаянно взмолился юный омега. — Это ведь он затеял, он виноват! — Неправда! — обиженно упирался Чонин, взглянув на Кёнсу. Мальчишка обернулся, отчего мокрые волосы хлестнули по его красным щекам, и вперился в альфу злым взглядом, словно был готов подраться еще раз, чтобы доказать свою невиновность. — Хватит! — Исин раздраженно дотронулся указательными пальцами до висков. — Десять ударов. Каждому. — Но учитель… — Кёнсу растерянно смотрел, как слуга принес Исину гибкую палку и удалился, вновь оставляя их втроем наедине. Чонин продолжал трястись то ли от холода, то ли от страха, а Кёнсу полными ужаса глазами глядел на палку в руках учителя. Его еще никогда не подвергали такому серьезному наказанию, единственное, что он знал об этом, что это очень и очень больно. Учитель остановился у деревянной скамьи и, взмахнув палкой, приказал Кёнсу подняться. Омега неуверенно выпрямил спину, намереваясь встать с колен, но Чонин опередил его, поднимаясь на ноги, и решительно подошел к учителю. Исин даже бровью не повел, когда мальчишка опустился перед ним в глубоком поклоне. — Позвольте мне принять наказание за обоих, — Чонин говорил дрожащим, вероятно, от холода голосом, но твердо и уверенно, не желая отказываться от своих слов. Кёнсу удивленно вздохнул, растерянно глядя на согнутую в поклоне спину альфы, облепленную мокрой тканью рубашки, переводя взгляд на равнодушное лицо учителя. Исин хлопнул мальчишку палкой по плечу, и тот, молча развернувшись, лег поперек скамьи, склонив голову так, что Кёнсу было трудно рассмотреть его лицо. Плечи омеги дрогнули, когда учитель нанес первый удар. Он закусил губу, стискивая пальцами подол своей мокрой юбки, и зажмурился, когда следом последовало еще несколько ударов. Чонин не издал ни единого звука, а Кёнсу считал каждый замах руки Исина-ши, чувствуя, как с каждым из них в носу сильнее щипало, а на глаза наворачивались и стекали одна за другой по щекам соленые капли слез. Чонин не выдержал на шестом ударе, тихо застонав. Получать удары по мокрой спине вдвойне больнее, и как бы он ни старался, не смог сдержать болезненных стонов. Кёнсу не видел лица альфы, но зато прекрасно видел его пальцы, до побеления костяшек вцепившиеся в край скамьи. Каждый его вскрик отдавался острой болью в груди омеги, но мальчишка не мог заставить себя не смотреть на него. Когда после десятого удара учитель не остановился, Кёнсу удивленно распахнул глаза, стеклянным взглядом глядя на то, как юный альфа мужественно принимает один за другим новые удары, уже не сдерживая громких вскриков. Когда учитель взмахнул рукой в тринадцатый раз, пальцы Чонина разжались, и он уперся ладонями в землю, пригибаясь и скуля от удара. Учитель был непреклонен, и когда он занес руку для следующего удара, Кёнсу не выдержал, закрыв лицо руками, и громко закричал срывающимся от рыданий голосом. — Хватит! — учитель остановился, взглянув на мальчишку. Плечи его дрожали, а сам он неустанно повторял лишь одно слово. — Пожалуйста, хватит… Когда вслед за вскриком Кёнсу палка приземлилась на землю, брошенная учителем, Кёнсу медленно отнял ладони от своего лица, словно не веря своим глазам. Исин-ши, бросив напоследок презрительный взгляд на омегу, покинул задний двор, оставляя мальчишек одних. Чонин, попытавшись встать со скамейки, чуть было не приземлился туда обратно, если бы не Кёнсу, вовремя подхвативший его. Альфа зашипел, и мальчишка тут же отнял руки от его спины: кое-где была порвана ткань верхней рубашки, а в некоторых местах виднелась покрасневшая от ударов кожа. Чонин уткнулся ему в шею, его плечи задрожали, и Кёнсу почувствовал, как горячие слезы обжигают его кожу. Он не знал, чем утешить мальчика, как его благодарить, и только аккуратно дотронувшись до его ладони, прикрыл глаза, позволяя нескончаемому потоку слез литься из-под дрожащих ресниц.

***

Байсянь тогда нашел их сидящими на том же месте спустя какое-то время, быть может, даже несколько часов. Небо затягивалось серыми тучами, предвещая затяжной дождь на всю ночь, и на город опускались мрачные тени, прогоняемые прочь желтыми фонариками. Слезы давно высохли, в отличие от одежды, что все еще неприятно липла к телу и заставляла дрожать от холода при малейшем дуновении ветра. Байсянь ничего не спрашивал и ничего не говорил: Ханами они покинули молча. Чонин шел медленно, изредка утирая сопливый нос тыльной стороной ладони, а Кёнсу не отпускал его руки, пока они вместе не переступили порог школы. Омега остановился и хотел было поблагодарить альфу, но мальчишка, поймав его взволнованный взгляд, вдруг засмеялся. Так легко и открыто, что губы Кёнсу сами непроизвольно растянулись в улыбке. Он сделал шаг вперед и приобнял его за плечи, и Чонин вздохнул, касаясь щекой его плеча. — Спасибо, — тихо прошептал Кёнсу и спустя несколько мгновений отстранился. Байсянь стоял неподалеку, раскрыв над головой небольшой зонтик от накрапывающего дождя. Распрощавшись с Чонином, Кёнсу подошел к слуге, принимая из его рук длинный плащ и накидывая его на плечи. Альфа же медленно поплелся в сторону своего дома, не оборачиваясь и постепенно теряясь в толпе центральной улицы. С тех пор время исчислялось степенью яркости синяка на щеке Чонина. Поначалу он был сине-фиолетового оттенка и тянулся до самой скулы, заплывая под глаз. Однажды Кёнсу принес альфе небольшую коробочку с лекарственной мазью, которой Чонин клятвенно обещал пользоваться дважды в день. И с первым снегом от синяка уже не оставалось и следа. Зимой, за подготовкой старших омег к дебюту и днями, что выдавались особенно снежными, им не удавалось видеться часто. И только с приходом тепла, когда у Кёнсу в школе изредка бывали свободные дни, он проводил их в школе Иньсинь с самого утра до конца занятий. Омега все чаще наблюдал только за Чонином, в разочаровании качая головой или цокая языком, когда у него что-то не получалось, и искренне улыбался, когда ему удавалось стать одним из лучших в стрельбе или владении мечом. Чонин научил Кёнсу правильно держать в руках клинок, и после занятий они вместе сбегали подальше от шумных городских улиц, чтобы похвастаться друг перед другом своими навыками. Кёнсу быстро схватывал и вскоре совсем не отставал от альфы. Байсянь на это только укоризненно качал головой и каждый раз, когда Кёнсу удавалось превзойти Чонина, повторял: — И кто соизволит взять замуж омегу, который оружием владеет не хуже любого альфы? Кёнсу тогда весело смеялся и предлагал ему самому попробовать. Байсянь долго отказывался, но обычно все заканчивалось тем, что они втроем бегали друг за другом, громко визжа и хохоча, забыв обо всех правилах приличия и оставаясь просто детьми. — Запястье должно быть гибким, но в то же время твердым и напряженным, — с умным видом поучал Чонин. — Это вам не руками на ваших танцах размахивать. Вся напускная серьезность вдруг мигом сошла с его лица, и, скорчив гримасу, он замахал руками, имитируя танец и напевая незамысловатую детскую песенку себе под нос. Кёнсу с Байсянем недоуменно переглянулись, и, улыбнувшись, вышли на импровизированную сцену вслед за альфой, высоко вздернув подбородки. — Двигайтесь плавно, нежнее, — коверкая голос, протянул Байсянь. — Чонин-ши, Ваши пальцы слишком напряжены, где Ваша осанка? Все, о чем Вы думаете, отражается на Вашем лице, — пародируя голос учителя Ато, смеялся Кёнсу. — От макушки до кончиков пальцев ног! — в один голос прокричали омеги, заливаясь громким смехом, пока Чонин гусиной походкой пытался изобразить из себя идеального танцора. Так незаметно пролетали друг за другом светлые дни, наполненные радостными улыбками, победами и неудачами, которые отныне им приходилось переживать вместе. Непримиримой вражде между Чонином и Кёнсу уже не оставалось места, и на смену ей пришла крепкая дружба, которой было суждено связать их на долгие годы вперед.