«В цветном разноголосом хороводе, в мелькании различий и примет есть люди, от которых свет исходит, и люди, поглощающие свет» (Игорь Губерман)
***
Вы замечали, что наша жизнь полнится возможностями? Упущенными ли или, наоборот, исполненными — не важно. Каждый день нам предоставляется возможность на какое-либо действие, чаще всего, довольно значимое и для нас, и для окружающих, но мы не используем ее в силу каких-либо обстоятельств. Это может быть связано с одним из самых коварных пороков человечества — Ленью. О, Лень! Ты сгубила не одну тысячу светлейших идей в этом мире и по своим возможностям не уступаешь трем сестрам, что идут бок о бок друг с другом: Ревностью, Завистью и Злобой. Но чаще всего, по моему многовековому наблюдению, мы что-то не делаем из-за страха, что позже не будем приняты или поняты. Действительно, страх быть отвергнутым человеком, что вам не безразличен, является самым опасным для всех наших действий, ведь именно он заставляет нас остановиться на краю от признания в чем-то очень важном… Бывает и наоборот: ты считаешь, что тот, кто с тобой рядом, не нуждается в словах, подтверждающих, что он тебе дорог — довольно частое заблуждение, особенно, если оно касается женщин. Иногда мы так свыкаемся с их компанией, что далеко не часто понимаем, что шанс «закрепить» эту связь между вами попросту упущен, и кто-то третий, тот кто неожиданно ворвался в вашу тихую и мирную жизнь, сломал все мосты, что соединяли ваши сердца — чрезвычайно отвратительное ощущение, поверьте мне, я знаю. Вот и я, тяготимый такими скверными раздумьями, сидел в глубоком кресле в гостиной собственного агентства и вновь упускал возможности, что были дарованы мне судьбой. С задумчивым видом я разглядывал девушку, что лежала накрытая пледом на мягком диване. Волосы ее, темными, цвета горького шоколада волнами, рассыпались по кожаной обивке и свисали с края дивана. Так и хотелось зарыться пальцами в эти шелковистые прядки, вдохнуть аромат сирени, что преследовал меня денно и нощно, будоража сознание и чувства. Именно благодаря этому запаху, я мог понять, когда она пришла в агентство, потому что, перед тем как звякнет дверной колокольчик, помещение заполнял этот аромат, оповещая меня о приходе девушки. Длинные реснички слегка подрагивали во сне, а губы были слегка приоткрыты. О, как бы я хотел прикоснуться к этим восхитительным губам в поцелуе, смять их собственными губами, а потом поймать ртом вырвавшийся из женской груди стон наслаждения… Я шумно вздыхаю и прикрываю глаза, стараясь избавиться от порочных мыслей в собственной голове, и закидываю ногу на ногу, уменьшая томление, что зародилось внизу живота. Так о чем это я? Ах да, немного философии на мою бессмертную голову. Это полнолуние, что сейчас стоит на улице, плохо на меня действует, раз я стал рыться в собственных чувствах. Я даже уже и не помню, когда со мной было такое в последний раз… Возможно, именно на кануне моей первой поездки в Россию, тогда еще Русь, чуть больше пяти столетий назад по указу Дракулы… Чтобы пусто было этому вампиру. Я невольно хмыкаю и тут же одергиваю себя, вскидываю взгляд на девушку; никаких изменений: дыхание ровное, как плавное течение реки, что медленно, но верно уносило все надежды Макса на мое возвращение к Темным. Прав был Карлик, как бы и не хотел я с этим соглашаться, но я слишком «очеловечился» за последние несколько лет в этом агентстве, питаясь консервантами. Лишь от одной мысли о суррогате, что мне приходится ежедневно глотать, сводит челюсти, а живот неприятно скручивает. Я кривлюсь и отставляю полупустой бокал в сторону, мысленно обещая себе этой ночью не взять в рот больше ни капли этой мерзости. Почему-то мне вспоминается Максимилиан и наши совместные охоты в былое время. Тогда мы оба являлись самыми опасными вампирами столетия и в кровожадности уступали, разве что, Дракуле с его маниакальной манией величия и жаждой власти. Чтобы я не говорил, но то время было действительно веселым, хоть и длилось довольно недолго. Со временем такое быстро приедается, как выполнение одно и того же действия в течении долгого времени: чужая кровь становится почти безвкусной, а женщины не в силах разжечь твое бессмертное сердце. Нынешние психологи называют это «кризисом среднего возраста», а я говорю — «болезнь вампира». Такое случается у представителей моего рода. Когда ты живешь слишком долго, то ты успеваешь перепробовать все, что имеется в мире, и ничто не может тебя удивить, а о радости не стоит и мечтать. Слишком тяжел груз знания, что постепенно ложится тебе на плечи на протяжении всей твоей бессмертной жизни. Именно в этом я завидую людям, они смертны, а значит беззаботны. За все время, что они проводят на этой земле, они не успевают познать многого и в том их гарант к счастью. «Незнание — Сила» *, как сказал один из писателей этого поколения. Девушка во сне перевернулась с бока на спину, улыбаясь лишь ей ведомому сну. Ах, как бы я хотел заглянуть в ее мысли, понять, что происходит в этой восхитительной и, несомненно, умной головке. Но я не могу. Нет, конечно, прочитать ее мысли ничего не стоит, но это бы полностью разделило нас. Она и так меня стала опасаться. Я потерял ее доверие. «Как это могло случиться? Почему?» — нередко задаю себе я вопрос, но никак не нахожу ответа. Мне кажется… Нет, не так. Я уверен, что не последнее место в этой истории занимает мой дорогой братец. Я, конечно, понимаю, что все, что он совершает, он делает только для того, чтобы сманить меня на темную сторону. «Вернуть в обитель Тьмы», — как выразился он в момент нашей первой встречи. Тогда все еще было хорошо, и я никак не мог представить, что Ульяна — довольно умный человек, умеющий держать свои эмоции в руках, пойдет на поводу у такого вампира, как мой брат. Бесспорно красивого и обольстительного, восхитительно манипулирующим чужими эмоциями. Видимо, правду говорят окружающие: «хорошим девочкам нравятся плохие мальчики». Но я не могу отрицать того, что сам виноват в том, что я постепенно начал терять ее. Я слишком сильно привык скрывать свои чувства под маской безразличия, а, как известно, в скором времени, все маски, что мы носим, срастаются с нашими лицами и становятся неотделимой частью нас самих. А Ульяна, как в принципе и каждая женщина планеты, мечтает о Большой и Чистой Любви. Что вот однажды приедет тот самый принц на белом коне, ну или на желтом мерседесе, и заберет ее в далекие-далекие края. Мечтает о человеке, который на протяжении всей их жизни будет заботиться и всеми своими действиями и словами говорить, насколько она ему нужна. А я не такой. Я никогда не скажу о том, что лежит у меня на сердце, как бы тяжело мне не было. Хотя кое-что я бы смог ей дать сполна: защиту. Я бы никогда не позволил, чтобы что-нибудь с ней случилось, и нашел, и жестоко наказал любого, по вине которого с ее головы упал бы хоть один волосок. Как собственно и произошло с тем художником. Мои губы медленно складываются в ухмылку, когда я вспомнил как эта падаль, по-другому назвать того смертного просто невозможно, извивалась под моей ногой, прося о спасении. О, этот ни с чем не сравнимый отблеск страха в глазах, когда человек, наивно считающий себя Охотником, можно даже сказать — Богом, решающим кому жить, а кому умирать, сам становится добычей кого-то более сильного и опасного. Вот именно тогда я чувствую каждой клеточкой тела, как вместе со страхом к ним приходит понимание их глупости и детской наивности, но изменить уже ничего нельзя — они подписали себе смертный приговор, перейдя дорогу мне и тем, кто мне дорог. Из раздумий меня выдернул тихий, на грани слышимости стон, сорвавшийся с губ медиума, на только что таком умиротворенном лице мелькнула секундная гримаса боли, а на лбу залегла глубокая морщина. Я среагировал незамедлительно: рывком поднялся с кресла и за несколько больших шагов преодолел разделявшее меня от нее расстояние. Присев рядом с ее головой на корточки, я наконец позволил себе коснуться этих прекрасных волос, нежно проведя по ним ладонью. Девушка глубоко вдохнула и, широко раскрыв глаза, медленно выдохнула. — Ш-ш-ш, спокойней, — тихо сказал я, всматриваясь в остекленевшие от ужаса глаза, что в недоумении смотрели на меня. Почему-то этот взгляд полоснул меня по сердцу не хуже, чем серебряный кинжал. Хотя, я не удивлюсь, если в этот самый момент, она не понимала где находится и кто я вообще такой. — Это я, Феликс, — замечая, что моя попытка успокоить девушку не возымела должного эффекта, добавил я. Ульяна моргнула, стряхивая с себя последние остатки сна, и уже более осмысленно посмотрела на меня. Мне даже показалось, что я услышал едва заметный вздох облегчения, вырвавшийся у нее из груди, но тут же прогнал от себя эти мысли, полностью сосредотачиваясь на девушке, что сидела передо мною. — Феликс… — тихий шепот сорвался с ее губ, вторя моим словам и я тут же почувствовал, как ее руки обвивают мою шею, а к груди прижимается нежная, слегка мокрая от слез щека. Сказать, что я был немного растерян — ничего не сказать. Я неловко положил руку ей на спину и начал аккуратно, дабы сильнее не напугать девушку своими действиями, поглаживать пальцами. — Все хорошо, Ульяна, ты в безопасности, — тихим, успокаивающим тоном, продолжил я, зная, как действует мой голос на представителей прекрасного пола. Я и дальше говорил что-то, не сильно обращая внимание, что именно, только ради того, чтобы эта девушка в моих руках, наконец успокоилась. Через какое-то время, не знаю какое точно, я почувствовал, как медиум медленно расслабляется: мышцы, хранящие в себе все это время напряжение, ослабли, а дыхание, как и пульс, стало ровными. Тогда я позволил себе двумя пальцами руки приподнять голову Ульяны за подбородок, тем самым вынуждая посмотреть ее себе в глаза. Две уже почти не заметные дорожки слез, сочились из краешек ее глаз, остатки моего потрепанного временем сердца сжались: я не мог видеть ее боли. Я, не выпуская ее подбородка из своих пальцев, ладонью другой руки, что раньше покоилась у нее на спине, стер эти следы ее слабости. Ресницы затрепетали, и я встретился с темными омутами ее глаз. — Кошмар? — спросил я и так уверенный в ее ответе. Ульяна слегка кивнула и вновь прикрыла глаза, — Все кончилось, девочка моя, — я почувствовал, как она слегка вздрогнула от неожиданно мягкого к ней обращения, особенно, если брать в расчет то, что последние несколько дней я был с ней довольно резок; я еле-еле удержался от насмешливой улыбки. Да, дорогая моя, я могу быть нежным, но ты вряд ли когда-нибудь узнаешь об этом. — Давай я принесу тебе чай, хорошо? — я взял ее за локти и вновь уложил на диван, укрывая пледом. Я заметил, как глаза ее расширяются от страха. Мне это совершенно не понравилось, и я слегка нахмурился. Неужели она боится… Меня? Но ее следующие слова разрушили все мои страхи: «Нет, Феликс, не уходи!» — тихим, срывающимся на шепот голосом застонала девушка и вновь потянула ко мне свою руку, я в ту же секунду перехватил ее ладошку и поднес к своим губам, слегка целуя пальчики. Вполне возможно, я в будущем буду корить себя за эту слабость, но сейчас мне было все равно. Я давно хотел сделать это и не мог сейчас так просто отказать себе от этого удовольствия. Тихий, чуть слышный вздох сорвался с ее губ, а я опять едва сдерживаю улыбку. Глупенькая… Куда я от тебя уйду? Ты — все для меня, чтобы я не делал или говорил, я пропаду без тебя, Ульяна. Но это от меня ты тоже вряд ли услышишь. Не в этой жизни, дорогая. Здесь я не могу позволить себе раскрыться, как глупо это бы не было с моей стороны. — Я и не уйду, — Я вижу в твоих глазах проблеск понимания. Да, Ульяна, это касается не только данной ситуации, а охватывает всю нашу с тобой бессмертную жизнь, — Я просто схожу тебе за чаем на кухню и сразу же вернусь. Ладно? — и, дождавшись твоего слегка неуверенного кивка, сразу же направляюсь тебе за отваром. Легкими, быстрыми движениями я завариваю травы, которые добыл не так давно. Это еще одна моя слабость — я травник. Раньше я мог днями на пролет исследовать ту или иную растительность земли и выбирать лучшее, но теперь все время приходится держать ухо в остро с моим братом, стараясь не дать ему перебивать все людское население Светлогорска и времени на хобби, увы, почти не остается. Выждав несколько минут, я возвращаюсь в гостиную. Ульяна сидит, подобрав под себя ноги, и пустым взглядом смотрит в стену, что же произошло Ульяна? Почему ты вернулась в агентство на грани истерики, как мне краснея от смущения рассказала Даша, но как бы я не старался, она и словом больше не обмолвилась о том, что с тобой происходит, только коротко бросила, что если ты захочешь, то сама мне все объяснишь. А я хорошо тебя знаю, ты не льешь слез по пустякам и тоже не любишь открывать свою душу. Даже мне. Нет, не так. Особенно мне. Я подхожу к тебе и сажусь рядом на диван, ты вздрагиваешь от неожиданности, когда я выдергиваю тебя из оцепенения легким прикосновением к плечу, но заметив, протянутую чашку с горячим напитком, благодарственно улыбаешься и, взяв ее обеими руками, с удовольствием делаешь первый глоток. Наконец я позволяю легкой улыбке возникнуть на своих губах, зная, что ты не заметишь, так как полностью погружена в свои мысли. Легкая морщинка вдруг опять появляется у тебя между бровей — первый признак нелегких мыслей, но я не хочу, чтобы ты со мной думала о чем-то постороннем и тем более наболевшем. Я кладу тебе руку на плечо и слегка приобнимаю, ты расслабляешься и, сделав еще один глоток, устраиваешься щекой на моей груди, а я зарываюсь носом в твои кудри, впитывая в себя твой запах. — Спасибо… — тихо шепчешь ты, уже постепенно погружаясь в дрему, и я на всякий случай забираю чашку из твоих рук, не хочу, чтобы ты ненароком обожглась. И я понимаю, что ты имеешь в виду не только чай, а еще то, что я не полез к тебе с ненужными расспросами, а просто дал отдохнуть. Я не мог поступить иначе, Ульяна, одной из причин такого моего поведения был тот факт, что я совершенно не умею успокаивать женщин. Хотя и ты сама прекрасно это знаешь. — Отдыхай, — отвечаю я, слегка поглаживая пальцами твое плечо. — Хорошо, — сонным голосом говоришь ты, — но обещай, что не оставишь меня одну. — я думаю, что ты сама не совсем поняла, насколько многозначащую фразу сказала, но я осознал, что не могу упустить такой шанс и ответил, потеревшись щекой о твой затылок, — обещаю. — и впервые за многие столетия понял, что сказал чистую правду. — Почему ты гоняешься за своим хвостом? — лениво поинтересовался старый кот. — Мне сказали, — ответил котенок — что мой хвост, это мое счастье. Если я поймаю свой хвост, то поймаю и свое счастье. Вот я и бегаю уже третий день за своим хвостом. Но он все время ускользаем от меня. Старый кот улыбнулся, так как это умеют делать только старые коты и сказал: — Когда я был молодым, мне тоже сказали, что в моем хвосте, мое счастье. Я долго бегал за своим хвостом и пытался схватить его. Я не ел, не пил, а только бегал за хвостом. Я падал без сил, вставал и опять пытался поймать свой хвост. В какой-то момент я отчаялся и пошел. Просто пошел, куда глаза глядят. И знаешь, что я вдруг заметил? — Что? — с удивлением спросил котенок. — Я заметил, что куда бы я ни шел, мой хвост везде идет со мной. Счастье всегда следует за мной по пятам. Где бы и ни был, моё счастье всегда со мной, нужно всего лишь помнить об этом!**