Пришло время...

      Недвижим.       Дрожь пронеслась по телу Кристины тяжелой волной и отозвалась где-то в груди.       Он лежал на полу лицом вниз, как-то нелепо раскинув руки, совсем как марионетка, у которой обрезали ниточки, как огромная тряпичная кукла, забытая каким-то наигравшимся ребенком.       Господь, неужели ты окончил свою игру с ним?       Кристина сделала несколько осторожных шагов и коснулась его плеча.       В мертвой тишине подземелий она слышала лишь свое дыхание.       Она почти без труда перевернула его на спину — он сильно исхудал и теперь походил на скелет еще больше, чем раньше. Прижалась ухом к груди — и не услышала биение сердца.       Кристина поднесла к его губам спешно вынутое из принесенной с собой сумочки зеркальце, но оно вовсе не запотело.       Он ушел.       В руке Эрик сжимал какой-то листок, и Кристина осторожно потянула ее на себя.       Едва заметный след от чернил остался на руке.       Он совсем чуть-чуть не дождался ее. Смерть забрала его — жестокая старуха в кои-то веки была милосердна.       Губы ее беззвучно шевелились, пока она читала.       Кристина, пришло время проститься навсегда. Я пишу вам это письмо, понимая, что объявление уже дано, тело мое слабо, а душа моя жаждет свободы. Я ухожу, Кристина. Не плачьте, прошу вас, вы уже плакали обо мне — довольно...       Рука Эрика, вероятно, уже совсем не слушалась, и его каракули местами были трудноразличимы, к тому же мысли его часто были труднопонятными, точно он писал в бреду, но Кристина этого не замечала. По щекам ее, вопреки просьбе Эрика, текли теплые и соленые слезы.       Прощайте, Кристина... На Востоке говорят про свет очей, но я не буду, об этом скажут вам другие — хоть бы и ваш мальчик. Я не буду молить вас помнить меня — вы отдали мне душу, и я этого не забуду, а, значит, не забудете и вы. Любите, Кристина! Я молю вас, заклинаю — любите жизнь. Я... я ухожу. Пожалуй, навсегда. Ухожу с вашим именем на губах...       Она коснулась его безвольной руки, пытаясь сдержать рыдания, но они прорвались, и Кристина, сидевшая на полу, согнулась пополам, захлебываясь слезами. Его имя звучало в ушах, а его голос, казалось, читал эти строки ей — и от этого было еще больнее. Сидеть рядом с мертвецом — и ощущать пустоту... вот ее удел.       Когда она вновь обрела способность читать, она поняла, что на последних строках силы уже совсем покидали Эрика.       Сожгите моего «Дон Жуана», молю вас. Пусть он сгорит здесь, как сгорал я... Кристина, кольцо... вы обещали, а я... я должен идти. Гроб ждет меня — в последний раз. А вы — уходите, уходите... Кристина, любовь моя, я...       Последние строки были залиты чернилами, и прочесть их Кристина не смогла, но все это было неважно.       Эрик ушел.       А она? Что остается ей?       Неужели нужно все это забыть?       Она в последний раз посмотрела на него. Осторожно надела золотое кольцо ему на палец.       Обручена с мертвецом.       Нет. Эрик хотел не этого. Он хотел, чтобы она жила — но сначала надо сжечь его труд, чтобы навсегда уничтожить всю его боль.       Справедливо...       Кристина поднялась. Решительно прошла в его комнату и, схватив толстенную красную папку, кинула ее в догорающий огонь камина.       Пламя поглотило листы, оно читало их — один за другим, читало, и строки плакали кровавыми слезами, а Кристина стояла и смотрела, утирая слезы.       Она не будет плакать...       Нет. Пусть сейчас в пламени, как в погребальном костре, сгорает его труд, она не забудет. Не забудет человека, который единственный любил ее внеземною страстью... так, как она сама никогда не сможет.       Она будет помнить ангела.       А сейчас — ей надо навсегда уйти, ведь Рауль ждет ее наверху и вместе с ним — новая жизнь.       Она расправила плечи. Вдохнула.       И решительно пошла наверх, к свету, а губы ее шептали лишь одно «Прощай» и больше — ничего...