Вопреки

Любить вопреки – чисто человеческая черта. И кто бы мог подумать, что именно эта черта у него появится? Как-то Абихан сказал, что чем дольше они живут на этой планете, тем больше становятся людьми. Прав ведь, лохматый пижон. Ему проще всех: у него вполне человеческая внешность, как будто здесь и родился. Он здесь как рыба в воде. Ни дать ни взять - чей-то богатенький сынок на каникулах. Девицы, казино, легкая жизнь без обязательств. Забыл, откуда он, и, кажется, даже не тоскует. Становятся людьми. Блейд вон вообще оброс человеческими замашками и привычками, вся эта благотворительная херня, которой он страдает, фонды-шмонды, исследования, меценатство. Не дать ни взять какой-нибудь местный Авраам Линкольн. Благообразный до тошноты. Забывают, кто они и откуда. А когда у тебя рожа зеленая, как у крокодила, и глаза без радужки – как забудешь? Как стать человеком, если ты на человека не похож? Если ночами просыпаешься от того, что вспоминаешь, как зеленая толща воды качается над головой, едва пропуская лучи света. Проснешься, выйдешь на балкон, а там бескрайнее небо и чужие ледяные звезды. Эх… тоска. И избавиться от нее один выход – найти того, кто примет тебя таким, какой ты есть. А кто такого примет? Только сумасшедший. Вот он и нашел ее. В таком месте, откуда люди обычно не выходят. Ее держали в отдельном боксе, за толстым стеклом, все время под какими-то ужасными наркотиками. Поэтому когда он ее увидел, она не показалась ему отвратительной, как другие аборигенки. Кожа совсем белая – ни кровинки, губы синюшные, темные круги под глазами, а главное, сами глаза – прозрачные, как апрельская водица, почти белые, будто бы и нет совсем радужки. Понятная ему красота. «В ней нет ничего человеческого»,- сказал какой-то местный функционер, и это было лучшей характеристикой. Все остальные слова о том, что она убийца, извращенка, психопатка – значения не имели. Она тоже, как и он, была одинокой, парией, о которой люди предпочли бы забыть. А самое главное, она его приняла. Безоговорочно. Смотрела с любопытством, но без страха, трогала слишком горячими пальцами его холодную кожу, остужала приступы его гнева одним взглядом. Была немногословна, но слушала внимательно, не осуждала и не давала советов, принимала. Взамен он дал ей новое имя, биографию и все то, что было ей необходимо для удовлетворения ее небольших слабостей. Надо сказать, ей не нужно было много. Кроме собственной красоты - а по меркам людей она стала ослепительно красива - ее ничего не волновало. Ванна из теплой крови вечером – вот и все, что ей было нужно. Что стоят все люди этой захолустной планетки в сравнении с желаниями его женщины? Пару раз он наблюдал, как она играет с жертвой. Она выбирала девочек и мальчиков , только-только перешагнувших порог подросткового возраста. Еще не знающих, что такое смерть, но уже способных ее пугаться. Накачанные наркотиками, они не могли двигаться или кричать, но сознание было ясным, чтобы они могли бояться. Их страх ей особенно нравился, она становилась еще бледнее, еще красивее, чем обычно, – ледяная королева в своем собственном царстве. В кровь она вводила им антикоагулянт, подвешивала вниз головой над ванной и перерезала вены. Ее обычно возбуждало такое зрелище, и они занимались любовью, ей так нравилось. Потом она принимала ванну и засыпала как ребенок, прекрасная и неземная… Так можно привыкнуть к этой проклятой планете. И почти стать человеком. Потому что есть любовь, большая и всепрощающая. Настоящая. Только в какой-то момент ей становится мало всех этих сирот. В зеркале она замечает морщинку у губ. Эликсир больше не работает. Ничего человеческого. Как же! За этим открытием следует череда вполне человеческих эмоций – злоба и гнев. Чистые, всепоглощающие. Как ее утешить? Как дать ей то, что снова вернет ей спокойствие? Ничто не помогает, не работает. Что ты хочешь, моя звездочка? «Я слышала, кремний очень полезен для кожи… Ты такой большой, сильный, мне надо совсем немного…Если бы я хотя бы сделала маску…». Любят не за что-то, а вопреки… Кровь течет, как мед, густо и медленно, человеческие антикаогулянты на него не действуют. Конечно, она остановится… Как же иначе?