Мгновение ледяной вечности

      Глубоко внутри она знала, насколько опасно выходить из зоны комфорта — связываться с теми, кто может причинить много боли. От таких связей лучше держаться подальше: обжечься можно в два счёта, а вот избавиться от ожогов и шрамов потом будет гораздо труднее и неприятнее. Живым существам присуще повторять ошибки прошлого, ступать на те же чёртовы грабли, прекрасно осознавая последствия, но, как ни назови эту глупую привычку, изменить не получится ничего. Обжигаться о чью-то душу иногда бывает до дрожи приятно.       — Замечталась о чём-то, Льдинка? — дружелюбно улыбается Харли, попутно приобнимая Аколлу за плечи и вглядываясь ей в лицо. — Ты выглядишь растерянно. Или кто-то посмел обидеть тебя? Ты только скажи, я им урок быстро преподам.       Харли болтает и хохочет без умолку, хоть и не вызывает при этом сильного раздражения у отряда. Её мелодичный и мягкий голосок разносится по салону грузовика плавно и равномерно, успокаивая и расслабляя каждую клеточку нескольких уставших тел.       Умиротворение — вот что сейчас необходимо разбитому и опустошенному отряду. Бесконечные погони слишком выматывают даже самых выносливых существ, заставляя взять вынужденную передышку, но некоторые, кажется, не привыкнут расслабляться вообще никогда.       — Обидели? Её? — Рик корчит гримасу недовольства и в доказательство устоявшейся неприязни к новому члену команды смачно и демонстративно сплёвывает в середину грузовика. — Вот что я об этом думаю. На хую я вертел её и её обиды.       Аколла лишь наблюдает. Она знает, порой люди ведут себя нарочито иначе: не так, как чувствуют на самом деле. За показательной на первый взгляд неприязнью может скрываться нечто иное, совершенно обратное. То, что человек ни за что не обнажит, не продемонстрирует всему миру, потому что посчитает это проявлением слабости. Кажется, Флэг делает именно это: играет отведенную роль матёрого капитана, нетерпящего никаких сантиментов.       Печально.       Для Аколлы, заточенной в собственной боязни показать эмоции, силён тот, кто в чувствах откровенен.       Как бы она хотела не быть заложником своих внутренних травм.       — Ты большая свинья, Рикки, — в сердцах сокрушается Харли, нарушая повисшую в воздухе тишину. — Что Льдинка сделала тебе такого, что ты ненавидишь её настолько сильно, почти всем сердцем? Она ведь спасла нас, ты помнишь?       — Девчонка спасала свою задницу, а не нас, подруга, — Чато вступает в игру.       Подает свой голос из самого дальнего угла, издеваясь и провоцируя, приглашая на новый конфликт ради забавы.       Лишь бы не обжечься о его ненависть вновь.       — Ты прав, Чато. Девка чертовски любит себя. Я ведь не обижу тебя, если скажу уже эту правду вслух, а А-ке-лла? — с презрением произносит Рик, устремляя цепкий взгляд на Аколлу, которую за последние двадцать четыре часа уже обильно облили всевозможными словесными помоями просто по факту её существования.       — Ты — жалкий мешок дерьма, — едва уловимо процеживает Аколла, не отводя глаз от грозного взгляда Рика.       Отряд на секунду замирает. Где-то в стороне раздаётся тихий смешок Дедшота и улюлюканье Бумеранга. Им это в радость. Народ требует зрелищ. Абсурдность конфликта достигает точки кипения прямо сейчас, и с этой проблемой необходимо что-то делать.       Аколла чувствует, как медленно закипает Чато, и он явно не собирается оставаться в стороне: слишком подходящий момент проявить себя. Она ждёт его выпад, его ответной реакции на всё это дерьмо, зашедшее слишком далеко, и на этот раз она даст отпор.       — Ты заболталась, ледяная дрянь, — грозно рычит Рик, приподнимаясь с места, и встает в полусогнутом положении практически лицом к лицу с Аколлой. — Сделай хоть какое-то полезное дело в своей никчёмной жизни — пойди на хуй.       И хотя противник слишком высок и крепко сложен, Аколле не составляет труда одним выверенным рывком вонзиться в его горячую плоть. Она успевает плотно ухватить Рика за шею, и кожа командира отряда быстро покрывается льдом, синея и трескаясь под крепко впившимися ледяными пальцами. Всё происходит слишком быстро, настолько, что даже сам Рик не понимает, что до смерти его отделяет ничтожное количество времени.       Если бы Чато тогда не среагировал моментально, Флэг был бы превращён в груду льда прямо посреди ободранного, вонючего грузовика. Так бы и подох, ослеплённый собственным эго и предвзятой ненавистью. Он попросту напросился на неприятности.       Напыщенный индюк.       Чато спас его задницу, крепко сжав Аколлу за руку, буквально отрывая её от шеи командира. Он слышал, как хрустят и ломаются её тонкие пальцы, чувствовал, как мышцы теряют прочность и ослабевают, ощущал едва уловимый пульс, глухо отдающий по венам.       Чато почувствовал её.       Снова причинил жуткую боль живому существу. Да, она была живой, как бы ему ни хотелось верить в обратное, верить в то, что маленький монстр, пытающийся покалечить его друга, не чувствует ничего в своём заледенелом теле. Лишь в этот миг он понял, что ошибался.       Аколле казалось, что она не могла дышать.       Боль была обжигающая. Огонь заполонил её руку полностью, расползаясь и проникая в каждую клетку на уровне мембран, расплавляя всё на своём пути. Она ощутила вибрацию Чато, сжимающего её тонкие пальцы, настолько сильно, что не смогла не взглянуть на него. В широко распахнутых глазах заплясали огоньки, возвращая им былую шоколадного цвета жизнь, кожа покрылась румянцем. Их взгляды пересеклись всего на долю секунды, обнажая сущности друг друга до наготы, и этого было достаточно, чтобы заметить нечто, спрятанное глубоко от других.       Человечность.       Никто из Отряда не в состоянии молвить и слова, даже Крок. Все затаили дыхание и молча наблюдают за событиями, вжавшись в сидения как можно сильнее. Никому сейчас не подобрать нужных слов, ожидание — единственный выход. Пустить всё на самотёк и посмотреть, что будет дальше. Для них подобные стычки — норма.       В тайне ото всех Бумеранг жалеет об упущенных деньгах, которые можно было заработать, сделай они ставки в нужное время. Он недовольно цокает, когда Аколла, уступив Чато в силе, наконец ослабевает хватку и с шумом бухается об днище грузовика. Она пытается дышать полной грудью, стоя перед огненным мета-человеком и командиром на коленях, однако боль слишком свежа. Тело сводит судорогой, заставляя скрючится в неестественной позе, но Аколла не позволяет себе проявлять слабость так долго. Гримаса страданий искажает её юное лицо, когда она находит в себе силы посмотреть на мужчин снизу вверх. В их глазах она видит неприкрытый стыд.       Кроку слишком жаль, он не хочет принимать участие в провокациях Рика. Подобные методы установки иерархии ему не близки, однако сейчас он остаётся в стороне. Это жестокий мир, нетерпящий слабых. Так он привык жить. Аколла докажет право на место в команде: ящер уверен в этом по её взгляду — с такой яростно смотрят только бойцы. Кивнув в знак удовлетворения собственным выводам, он наблюдает, как Рик медленно опускается на сидение, скрепя зубами от боли, с опаской трогая опалённую холодом шею.       — Зрелище что надо, — разразившись аплодисментами, подытоживает Бумеранг.

***

      Члены Отряда, измотанные до предела, но всё ещё вынужденные продолжать поиск мерзавцев, виновных в погроме исследовательского центра, останавливаются в небольшом медицинском пункте для сна и отдыха. Кто-то молча уходит в дальний угол помещения, чтобы насладиться заначкой спиртного, некоторые проваливаются в сон, едва приняв горизонтальное положение, а кому-то оказывают первую помощь. Рику и его обмороженной шее нужен перерыв, иначе толку от него будет ноль.       Покинув кабину грузовика в последнюю очередь, Аколла на минуту задерживается снаружи и набирает свежий ночной воздух в лёгкие. Сквозь панорамные окна первого этажа она видит расположившийся кучкой отряд. Харли заботливо проводит сомнительные манипуляции с шей Рика, а он расплывается в благодарной улыбке в ответ. Интересное поведение для того, кто пару часов назад настойчиво посылал члена своей команды на хуй, просто потому что захотел. Это стоило Аколле четырёх поломанных в крошку пальцев.       «Нужно что-то делать», — заправив целой рукой растрепавшиеся белые пряди за уши, она, наконец, входит в здание.       — Детка, советую привести себя в форму и умыться, — кричит ей вдогонку Дедшот, и голос его кажется дружелюбным не к месту.       — Он прав, Льдинка! — задорно вторит ему Харли, когда обрывки их слов долетают до Аколлы, скрывшейся за поворотом длинного, облицованного белым пластиком коридора.       Единственное, что просится им в ответ:       «Пошли вы все на...»       Пройдя несколько метров, измученная усталостью Аколла закрывается в удачно подвернувшейся уборной и медленно сползает спиной по гладкой стене рядом с раковиной. Спина предательски ноет, а глаза, кажется, вот-вот выпадут из глазниц из-за местного неестественного освещения. Просто замечательно. Никогда ещё Аколла не ощущала себя настолько разбитой и опустошённой, вывернутой наизнанку.       — Ты, жалкая половая тряпка, — произносит она вслух, прикрывая лицо изуродованной рукой, — соберись.       Пара глубоких вдохов, и Аколла набирается сил для трансформации. Её способности позволяют защитить тело от некоторых видов внешних воздействий, однако огненная сила мета-человека оставит разрушительный след в любом случае. Затаив дыхание, Аколла внимательно наблюдает, как её рука покрывается льдом, под воздействием которого кости в пальцах с хрустом встают на место.       — Ходя бы сухожилия целы.       Словно под шёпот Аколлы скрипучая дверь уборной медленно открывается, и в проёме вырисовывается коренастый силуэт Чато.       — Я сумел вовремя остановиться, — его голос впервые кажется спокойным и размеренным.       Сил встать с влажного пола нет. Аколла вопросительно сверлит непрошенного гостя глазами, разминая только что вправленные кости.       — Ты зачем пришёл? Все пальцы собираешься мне переломать?       — Нет, не собираюсь. Я не хотел покалечить тебя. Должен признать, как-никак ты боец, а я вывел тебя из строя. Мой косяк. — Чато медленно перемещается из прохода ближе к середине комнатки и усаживается на край унитаза — ведёт себя подозрительно.       — Вывел из строя? — Аколла выгибает одну бровь, в её голосе слышна издёвка. — Я твою лысую задницу заморожу одним взглядом. Ты зачем пришёл? Иди отдохни, поспи там, я не знаю, что ты ещё делаешь обычно после того, как покалечишь кого-то?       Чато молчит. Подперев голову кулаками, он внимательно смотрит Аколле в глаза. Тень пролегает на его лице, подчёркивая гротескность татуировок. Неожиданно он выдаёт:       — Поговорим?       — Говори.       Давно пора. Аколла до сих пор не понимает, что за круговорот абсурдных событий происходит вокруг неё в последние дни. Возможно, этот разговор станет островком адекватности среди океана безумия.       — Ты понимаешь, какова природа твоей силы?       Чато пытается философствовать? Одарив своего обидчика взглядом полным сомнения, Аколла не улавливает к чему он ведёт. Она разводит руками.       — А я понимаю, — продолжает свою мысль Чато. — До сегодняшнего дня я думал, ты прикидываешься. А ты действительно отмороженная.       — Разговор окончен, иначе на этот раз со сломанной конечностью останешься ты, — она устала и не желает слушать очередные оскорбления. Аколла цокает и жестом указывает на выход.       — Это не оскорбление, — Чато остаётся неподвижным. — У меня плохо с выражением мыслей, я пытался сказать, что твоя сила разрушительно влияет не только на тех, кто рядом с тобой, но и в первую очередь на тебя.       — Я на сеансе унитазного психоаналитика? Насколько я знаю, они не склонны сперва ломать пациентам пальцы, чтобы настроить их на откровенную беседу.       Чато слегка улыбается.       — Хорошо, сегодня я избавлю тебя от этого разговора, но мы к нему ещё вернёмся, — он выпрямляется во весь рост, и его пресс, скрытый под изрядно потрёпанной майкой, вырисовывается в свете уборной.       Аколла отводит взгляд в ту же секунду.       — Отдохни, — произносит напоследок Чато прежде чем закрывает за собой дверь.       И что всё это, чёрт побери, значит?