Браслет

Снег холодил ноги. По колено проваливаясь в сугробы, Девятый бежал на пределе скорости. Вздымая ледяные брызги, он продвигался вперед. Тяжелое дыхание вырывалось облачками пара. Балахон, надетый на голое тело, промок; он затруднял движение, но раздеваться Девятый не спешил. Он не знал куда бежать, просто хотел оказаться как можно дальше от комплекса. В нем его вырастили, воспитали, удерживали и обучали. Ему говорили, что он рожден для великой цели, станет солдатом, достойным своей страны, защитником, которого признают все. И при этом делали больно, испытывая организм на прочность. Девятый прижал ладонь к недавнему ожогу. Он не дождался, пока рана затянется, на это ушло бы несколько часов. Гул лопастей вертолета приблизился. Девятый обернулся, замечая скользящий по поверхности среди немногочисленных елок луч прожектора. Лай собак, стрекот раций, переговоры солдат и охранников доносились все с большей четкостью. Пришлось поспешить. Елочки были слишком маленькими, чтобы в них затеряться или спрятаться. Слой снега не такой глубокий, чтобы в нем затаиться и переждать погоню. Никакого озера или реки на плане, который он видел единственный раз на мониторе одного из ученых, не было поблизости. Комплекс занимал огромную территорию, и добежать до ее границы если и возможно, то явно без преследования. В голове стучало одно слово: "Бежать". На пределе своих возможностей, сил и решительности. Девятому стало обидно, что из него делали солдата, но при этом он не в силах сбежать из комплекса. Его нагоняли, и получалось, что ему постоянно врали о том, кто он и для чего предназначен. Он остановился. Горло и легкие разрывало от хрипоты. Он смотрел на снежное поле, и чувство безысходности медленно одолевало. В самом деле, на что он надеялся, вырвавшись на свободу? О нем никому не известно во внешнем мире, он никому не нужен, и уж тем более никто не будет ему помогать выживать. Пусть. Девятый не хотел оставаться взаперти, ему надоели постоянные тренировки, круглосуточное наблюдение и невозможность что-то сделать для себя. — Вон он! — выкрикнул один из солдат и выстрелил. Девятый увернулся от раскрывшейся сети, по которой прошло электричество. Если бы его накрыло, то если бы он и смог встать, то недалеко бы ушел. Он помчался вперед. Он вспомнил о своей цели, ради которой решился на побег. Нет, не посмотреть на внешний мир. Это, конечно, тоже входило в планы, но Девятый больше хотел сыграть на настоящем рояле что-нибудь из классической музыки. Один из ученых, которые приходили к нему, был не таким как все. Кира Хирото — Девятый помнил только его имя, внешность совершенно стерлась из памяти, — как было написано на его бейдже на белом идеально выглаженном халате, давал ему послушать музыку, показывал невероятные фотографии тех мест, в которых сам не бывал, но которые существовали на планете. Однажды Хирото пронес специально для него маленькое детское пианино, имитирующее звуки некоторых клавиш. — С днем рождения, — сказал Хирото и потрепал его по голове. — Только не выдавай меня, ладно? Для Девятого, тогда еще шестилетнего, это было самым первым подарком на свете, как и первый день рождения в мире. Именно его праздник, который не принадлежал больше никому другому. Этот день Девятый запомнил навсегда. Через несколько дней Хирото перестал приходить. А после, когда Девятого переводили из тренировочного зала в смотровую, он услышал, как доктора переговаривались о каком-то шпионе. Тогда Девятый еще не знал, что Хирото и был этим самым шпионом. Девятый вбежал в лес. Высокие деревья сгустились над головой, так что обнаружения с воздуха можно не бояться. Главное, не выбегать на полянки. С наземным преследованием что-то надо делать, бежать долго Девятый не мог — сил едва хватало, чтобы переставлять ноги. Пришлось пожалеть о том, что не дождался завершения регенерации — слишком большая нагрузка на организм. Погоня за спиной то приближалась, то отставала. Собак не спускали с поводка, и это было странно. Девятого учили, что собак в первую очередь отпускают для поисков, оставляя при себе одну-две. Девятый это очень хорошо помнил, в него эти знания вбивались по несколько часов. — Спускай! Момент, когда собаки — взрослые крепкие овчарки — нагнали его, он упустил. Девятый приготовился отбиваться, когда одна из них кинулась в его сторону. Ноги внезапно подвернулись, и Девятый упал. Его вертело несколько долгих минут по снегу. Ушибы множились в геометрической прогрессии, кости хрустели. Девятый чувствовал себя марионеткой с обрезанными нитями, которую бросили за ненадобностью. Девятый вывалился на дорогу, проехав по асфальту. Содранная кожа саднила, разодранная щека горела огнем. Кое-как поднявшись на подгибающихся ногах, он выпрямился. Перед глазами все вертелось, сознание было пустым. Он выпал в том месте, где дорога уходила в крутой поворот. Что делать дальше? У него было два пути — либо возвращение в комплекс, либо к долгожданной свободе. В зависимости от того, в какую сторону он последует. Но Девятый понятия не имел, куда направляться. Скольжение шин он расслышал в самый последний момент и не успел увернуться. Машина остановилась, вылавливая его ярким светом дальних фар, бампер ударился в колени, слегка толкнув. Перед глазами все побелело, а силы вдруг покинули. Из распахнувшейся двери показался водитель. Его невозможно было рассмотреть из-за яркого света. — Ты в порядке? — Девятого ощупали теплые руки. — Идем, я тебе помогу. — Нет, я... — он оглянулся на лес, из которого выпал. — Я правда тебе помогу, — настоял на своем водитель. — Не бойся. — Мне уже нечего бояться, — выдохнул Девятый обреченно. — Поторопись и садись назад. Девятый более-менее привык к яркому свету, поэтому видел, как водитель подошел и открыл бампер, нагнулся и что-то сделал со своей машиной. Зачем он ее портил, если они должны отсюда выбраться? — Идем. Девятый послушно последовал до задней двери. Там приподняли сиденье, открывая небольшую полость и буквально уложили внутрь. — Не задохнешься, — предупредили его, накрывая одеялом. — Но лежи тихо и не двигайся, ладно? Я сейчас опущу сиденье, так что не пугайся. Я сам тебя отсюда выпущу, когда будет безопасно. Пришлось кивнуть. Девятый чувствовал себя если и не в безопасности, то в тепле. Сырая одежда, холодная кожа, окоченевшие конечности уже не пугали. Ему дали одеяло, и он мог отогреться. При любой возможности, едва возникнет опасность, Девятый может сбежать. Он лежал в темноте и прислушивался к доносившимся звукам. Дыхание постепенно замедлялось, сердце приходило в норму и не пыталось вырваться из груди. — Эй. Девятый узнал голос одного из преследователей, командира отряда, и напрягся. Он всматривался в темноту, пытаясь представить себе происходящее снаружи. — Да? — отозвался спаситель. — Тут не пробегал один из мальчишек? — Мальчишек? — Спаситель задумался. — Не знаю. Я тут минут семь стою. Если кто и выбегал, то я его не видел. У меня машина заглохла, не заводится. — Вот как, — протянул недоверчиво командир отряда. — Значит, заглохла, — молчание. — Значит, не заводится. — Так точно. Можете сами попробовать. Через несколько вдохов кто-то попытался завести мотор, но ничего не получилось. — Вот, я же говорю — заглохла. — А что везешь? — раздался ближе голос командира. Девятый замер, боясь дышать и двигаться. — Секретная информация. Вам нельзя этого видеть. — И тем не менее попрошу дать разрешение на обыск. — Зачем вам обыск?.. — Приказы начальства не обсуждаются. Можем сейчас позвонить вашему начальнику и сообщить, что вы препятствуете досмотру. — Почему же, я не препятствую. Просто там очень хрупкие и дорогие вещи. Девятый показалось, что последнее относилось как раз к нему. — Будьте осторожнее при досмотре, хорошо? — все же попросил спаситель. — Мне их надо довезти в целости и сохранности. — Открывайте двери, багажники и показывайте. — Конечно. Начались долгие минуты ожидания. Девятому казалось, что он и вовсе перестал дышать. В любую секунду его могли обнаружить, и тогда придется защищаться. Девятого обучали драться, быстро находить слабые места противника и убивать. Он чувствовал, как совсем рядом шуршат пакеты, стучат инструменты, ящики. Слышал дыхание, и казалось, что оно касается кожи. Сердце снова пустилось вскачь. — Могу еще этот ящик открыть, — вновь заговорил спаситель. — Не надо, — командир отошел на несколько шагов и сказал, — помогите починить машину. — Я буду очень благодарен вам за помощь. — Остальные за мной. Он не должен был далеко сбежать. И они вот так просто уйдут? Девятый не мог поверить в это. А как же собаки? Почему их не привели на осмотр? Он постарался выкинуть это из головы: не задействовали собак и ладно. Немного согревшись, Девятый успел задремать. Проснулся, когда машину подбросило на какой-то колдобине. И ведь не прошипишь никакого ругательства, потому что тогда его обнаружат. Он не знал, был ли сейчас спаситель один или с ним кто-то остался, но рисковать не хотел. — Мы на месте. Все-таки не ошибся. — Благодарю. Не поможете вынести вещи? — Конечно. Девятый вновь задремал, все равно больше нечем было заняться. То, что он вернулся на машине обратно в комплекс, волновало, но раз его не обнаружили солдаты, то он хорошо спрятан. Кроме как довериться, Девятый больше ничего не мог сделать. Он убеждал в этом себя каждую минуту, когда паника охватывала сознание. Это помогало успокоиться. Оставалось только ждать. *** Девятого потрясли за плечо, и он приоткрыл глаза, думая, что будят на очередной тест. В следующее мгновение он подскочил и в панике завертел головой. — Мы в безопасности, не волнуйся. Он посмотрел на своего спасителя. Улыбчивое лицо, темные глаза, длинные волосы собраны на затылке в хвост. — Мидорикава Рюдзи, — Девятому протянули ладонь. — Так меня зовут. Он посмотрел на ладонь, вновь на улыбчивое доброе лицо. — А87/Р11-С3-9, — сказал Девятый и протянул ладонь, которую мгновенно сжали в рукопожатии. — А покороче что-нибудь есть? Более приземленное, скажем, и человеческое? Как тебя обычно называли? Он попытался вспомнить, как его еще называли. — Образец, расходник... — Я не это имел в виду, — перебил Мидорикава. — Это не имена. — Девять, — тихо проговорил Девятый, вспоминая, как его называли давным-давно такие же, как он сам. — Девятый, кажется. — Уже лучше. Давай, ты пока будешь Девятым? Пришлось согласно кивнуть. Ему без разницы, как обращаются, это не такая уж и важная проблема. — Но запомни, — продолжил Мидорикава, — номер эксперимента, под которым ты числишься и каковым являешься, еще не означает твое имя. Ладно, с этим еще разберемся. Идем в дом. Девятый все это прекрасно знал. Имя давали, когда тебя отправляли во внешний мир исполнять свой долг. До этого момента они оставались лишь образцами. Ему помогли подняться. Ноги затекли, поэтому пришлось опереться на Мидорикаву. Он помог дойти до дома и подняться по лестнице. Отпер дверь, толкнул и завел внутрь. Девятый впервые видел настолько заставленное помещение Различными вещами. В его комнате было в несколько десятков раз меньше мебели. Да что там, у Девятого только и были что кровать с подушкой и одеялом, стул и небольшой стол, которые невозможно было сдвинуть, и неоновая лампа в стене. — Устраивайся поудобнее, скоро приедет человек. Он в курсе, кто ты и что из себя представляешь. Девятый насторожился, но решил, что всегда успеет сбежать. — Не волнуйся, возвращать обратно тебя никто не собирается. Наоборот, тебя спрячут так, что ты будешь на виду, но никто не узнает, что это ты. — И никаких опытов? Мидорикава набрал сообщение на телефоне и вздохнул. Он подтолкнул в спину, и пришлось сесть на диван. — К сожалению, без них никак. Иначе мы не сможем внедрить тебя в группу. Но ты не волнуйся, там есть такие же как ты — экспериментальные образцы универсальных солдат. Есть еще и другие? Он не ослышался? Интересно, кто это? Девятый очень давно ни с кем не общался. — Так что тебя заберут. Надо привыкать к тому, что он будет необходим всем и сразу. — Что, если там будет хуже? — Девятый поднялся, откладывая в сторону одеяло. — Девятый, все в порядке, — Мидорикава усадил его обратно, накинул на плечи одеяло, потрепал по короткому ежику волос. — Обещаю, что там будет намного лучше того места, откуда ты сбежал. — Там, где есть эксперименты, никогда не бывает хорошо, — пробормотал Девятый, поднимая к груди колени и обнимая их. Он всю свою жизнь провел в экспериментах, поэтому хорошо знал, о чем говорил.