Потерянный рай

Синий пикап ехал 50 миль/ч. Утренняя заря слепила глаза, а легкий ветерок просачивался в форточки. Девушка ехала по знакомой дороге, иногда посматривая на четырехлетнего мальчика, спящего на пассажирском сидении в детском автокресле. Хьюго рос смышленым и добрым мальчиком, не зная прошлого своих родителей. Девушка свернула на 580 шоссе, и пикап немного набрал скорость. Ехала она аккуратно, чтобы не угробить мотоцикл, находящийся в кузове. — Хьюго, проснись! — проговорила ласково девушка. Мальчик проснулся и посмотрел на мать. — Смотри в окно — это и есть тот самый рай, о котором я тебе рассказывала. Хьюго выпрямился и посмотрел в окно. Его взгляду предстал новый плакат «Добро пожаловать в Чарминг». Его мать сбавила скорость и не спеша ехала по улицам города. «Ничего не изменилось», — улыбнулась та. Вот машина проехала старые магазины, в которых она воровала одежду и еду. Она проехала то место, где ее в первый раз взяли с поличным два байкера. А вот парк с детской площадкой, где ее нашла смерть. Она все помнила. Девушка была принципиальна, но прямо сейчас она нарушила один из своих собственных законов: никогда не возвращаться. Слишком была велика ее тоска по этому месту. Вот знакомые большие ворота. — Посиди тут, милый, — сказала девушка и вышла из машины. Она подошла к воротам и прислонилась к ним. — Есть кто живой? Здание клуба «Сыны Анархии» было перестроено. Из-за угла вышел лысоватый мужчина. — Мы еще закрыты, — проговорил тот, подходя к воротам. — У меня абонемент, — улыбнулась девушка. Она узнала мужчину с протезами вместо рук. — Привет, Чаки! Лысоватый остановился в удивлении. Он не ожидал увидеть здесь свою старую подругу и тут же открыл ей ворота. Пикап припарковался рядом с двумя байками. Девушка выпустила Хьюго из машины. — Это что за карапуз? — улыбнулся Чаки, увидев мальчика. — Его зовут Хьюго, — ответила мать и посмотрела на мотоциклы. Один из них она узнала. «Тигги!» — подумала при этом девушка. — Пойду разбужу парней, — поспешил в здание клуба Чаки. Девушка взяла мальчика за руку и повела на детскую площадку. Хьюго сел на качели и начал раскачиваться. — Осторожней, малыш! — забеспокоилась мама. — Твой сорванец? — спросил до боли знакомый голос, и в груди у девушки что-то заболело. Она обернулась и встретилась взглядом с карими глазами мужчины. — Привет! — улыбнулась она. — Привет? Это все, что ты можешь мне сказать после пяти лет разлуки, Гейл? — возмутился Филип. — Да, еще могу сказать, что я очень скучала. — Я тоже скучал, — на лице байкера прорезалась улыбка и он крепко обнял девушку. Она не могла поверить в то, что снова может чувствовать тепло этого мужчины. Валькирия скучала по нему. После отъезда она не чувствовала себя в безопасности без него, а сейчас была готова утонуть в его объятиях, лишь бы только Пыр больше никогда не отпускал ее. — Ты не ответила на вопрос, — отпрянул мужчина и посмотрел в ее, такие же как и у него, карие глаза. — Да, это мой сын — Хьюго, — улыбнулась девушка и посмотрела на мальчика. — А отец — Шустрый? — Да. Как ты узнал? — У него его глаза, такие же добрые, — проговорил Пыр, немного помедлив. — А где же сам Шустрик? Филип посмотрел на Гейл, а потом отвел печальный взгляд. — Его убили в тюрьме. Мне жаль, Гейл. Валькирию оглушило. Она не верила в то, что сейчас сказал Пыр. Она надеялась, что это шутка, и сейчас ее друг выйдет из-за угла и обнимет ее. Но этого не произошло. — За что? — спросила Гейл сдерживая эмоции. — Долгая история. Он просил тебе кое-что передать. Идем. Мужчина направился к зданию клуба. Гейл взяла за руку сына и пошла за ним. На пути ей встретился сонный Тиг. Он был рад увидеть девушку и крепко обнял, целуя в щеку. — Хьюго, иди поиграй с дядей Тигом, — сказала девушка и отправила мальчика играть с байкером. «Тигги тоже не изменился», — улыбнулась та и пошла дальше. Филип завел ее в свою комнату и полез в ящик стола под замком. — Вот, я не читал. Он просил передать это тебе лично в руки, если ты вернешься, — проговорил Пыр, вручая конверт Гейл. Валькирия посмотрела на грудь мужчины и в удивлении спросила: — Ты теперь президент? — Да. — Поздравляю. Но где Джекс? — Это еще одна долгая история. Я потом все расскажу тебе. Прочитай. Мне кажется, что там что-то очень важное, — кивнул байкер на письмо. Он поцеловал девушку в лоб и вышел из комнаты, оставив ее наедине с желтоватым конвертом. Она не стала медлить и распечатала его. На бумаге она увидела красивый почерк Шустрого и, прислонив лист к носу, почувствовала его запах. По крайней мере, ей так показалось. Она посмотрела на буквы и начала читать: «Дорогая, Гейл. Если ты это читаешь, то значит я уже мертв. Я жалею, что не смог сказать тебе это тогда, когда ты была рядом, но думаю, что ты захочешь это знать. Когда ты уехала, моя жизнь полностью пошла под откос. И только тогда я понял, что ты была единственным, что удерживало меня на этом свете. Только тогда я понял, что моя душа окончательно погибла. Я перестал бояться смерти, Гейл. Ты была моим маленьким лучиком солнца. И знаешь, я совсем не злюсь на тебя, за то что ты угнала мой байк тогда. Наоборот, я благодарен тебе за это, иначе мы бы разъехались, и я бы не познал то тепло, которое ты мне подарила. Я действительно считаю себя виновным в том, что с тобой сделали эти ублюдки. Когда Джекс сказал мне об этом, я тут же полетел к тебе. Только тогда я понял насколько сильно ты мне дорога. Я понимал, что тебе было сложно принять меня и выносить мое присутствие, но я не мог ничего с собой поделать. Я хотел быть рядом. И если честно, то мне было достаточно даже того, что я стоял за дверью дома, где была ты. Я знал, что ты в безопасности. Спасибо за это Пыру. Но когда я начал замечать, что у вас начало что-то закручиваться, меня переклинило. Хотелось рвать и метать, и я был готов разорвать Пыра на кусочки, но не стал. Чертова ревность! Из-за нее я не замечал то, что тебе с ним было хорошо, и я отступил, решив, что так будет лучше для тебя. Я ужасно скучал по тебе. Ты уехала и забрала частичку меня с собой, потому что тогда я окончательно потерялся. Будто бы весь смысл моей жизни ушел вместе с тобой. Хотя, наверное, ты и стала моим смыслом жизни. Милая Гейл, я хочу чтобы ты знала об этом. Да, мое признание станет для тебя большим грузом, но я должен. Гейл, я люблю тебя! Люблю так, как никого еще не любил! С самой первой встречи ты покорила меня. Я знаю, что я умру, но ты — мой беспечный ангел, который ездит на моем байке быстрее меня, и, умирая, я буду думать о тебе. Так мне будет не страшно. Так будет спокойнее. Прости меня за все, любимая! Прости. Навеки твой Шустрый.» На лист бумаги падали соленые капельки, стекающие с щек Гейл. Уже четыре года она так не плакала. — Как ты мог, Шустрик? У нас же с тобой сын, что теперь делать?! В голову машинально пришли воспоминания о последнем дне, когда она была в больнице: — Три недели, дорогая, — констатировала врач, снимая перчатки. — Я не могу быть беременна! У меня спайки на трубах! — возмущалась Гейл. — С чего ты это взяла? — Врачи в моей старой больнице проводили мне обследование после внематочной и сказали мне это. — Скажу тебе прямо: хреновые там врачи! — Похоже. А можно ли высчитать точную дату зачатия? — запаниковала Гейл. Она боялась, что отец этого ребенка может быть один из насильников. — Зачем тебе это? — Понимаете, док. Меня изнасиловали и я хочу убедиться в том, что ребенок не от кого-то из них. — Бедная девочка, — ужаснулась женщина. — Хорошо. Я могу посчитать, но эта дата будет примерной. Плюс или минут день, а может и два. — Давайте, док. Мне это нужно. Спустя полчаса Гейл вышла из кабинета и села на лавочку. По расчетам доктора получилось шестнадцатое — восемнадцатое мая, а это означало, что отцом ребенка был Шустрый. «Не буду делать аборт. Хватит с меня одного!» — пронеслось у нее в голове. Гейл услышала рев мотоцикла и подошла к окну. «Лыба!» — улыбнулась та и вытерла слезы. Девушка умылась в ванной и вышла на улицу. Лыба обнял ее. На лице не было ни капли удивления, будто бы он знал, что рано или поздно Валькирия вернется. Девушка подошла к Филипу. — Все хорошо? — спросил Пыр, обнимая Гейл. — Да, — улыбнулась Валькирия. — Что было в письме? — Это тоже долгая история! Филип ухмыльнулся и поцеловал девушку, прижимая ближе к себе. Теперь он ее никуда не отпустит.

***

— Хьюго, давай спать! — проговорил мужчина с улыбкой Глазго на лице, укрывая мальчика одеялом. — Спокойной ночи, пап! — пожелал шестилетний мальчик. — Сладких снов, сынок, — Филип поцеловал мальчика в лоб и, выйдя из комнаты, выключил свет. Президент прошел в соседнюю спальню. Его жена укладывала их младшего сына, годовалого Хуана спать. Мать настояла на том, чтобы его звали именно так, как и ее близкого друга, которого все звали просто Шустрый. Пыр поцеловал Гейл и прошептал: — Я жду тебя, — и он вышел из комнаты. Валькирия улыбнулась смотря на сына, которого держала на руках и качала. Малыш сладко зевнул и закрыл глаза. Гейл, смотря в окно, продолжила петь ему колыбельную на своем родном, русском языке: — 3асыпай, у меня на руках засыпай, засыпай под пенье дождя… Далеко, там, где неба кончается край, ты найдешь потерянный рай*.