Безнадежность

Когда-то эти земли не знали горести. Сначала здесь лежали пустыни, но потом сюда пришёл наш народ, и в песках расцвели сады. Мы многого достигли, и к еще большему стремились. Мы подчинили себе стихии и преодолели притяжение земли, мы возводили города и башни, мы поворачивали вспять реки и высеивали в пустынях поля. Но наши достижения меняли и нас, потому что каждое изменение отдается другим изменением. Как мы могли допустить эту войну? Как мы могли обратить собственные создания против себе подобных? Отныне и навсегда те, что сеяли хлеб, сеют смерть. Нас так мало осталось здесь, в руинах некогда прекрасного города, и Стражи - наша защита и наше оружие - ведут борьбу в небесах. Война не прекратится никогда, потому что не осталось тех, кто может ее прекратить. Мой род исчезнет с лица земли, а Стражи, измененные, искалеченные Стражи, останутся в этих небесах ,и будут зорко высматривать любое движение в бескрайней пустыне. Наши поля теперь - братские могилы. Раньше мы хоронили своих мёртвых в просторных склепах, теперь мы можем позволить лишь кусок камня. Когда я подхожу к надгробию, на нём проступает символ, светится бледным светом. Это всё, что останется после каждого из нас, но пока символ различим - память жива. Иногда я вижу, как они загораются сами собой, это значит - есть кому вспоминать. Я не последний. Но один из немногих. Воздушная тревога застала меня врасплох, рядом с могилами родных. Я никогда не задумывался над тем, какой хорошей целью буду на кладбище. Даже худший из нас никогда не стал бы стрелять по надгробиям, но Стражи - не одни из нас. Всего лишь механизмы. Им все равно. Алый луч преследует меня по пятам, повторяет траекторию моего движения, но он - быстрее, чем я. И он выигрывает эту гонку. Последнее, что я чувствую - как меня поднимает в воздух раскаленной волной. Последнее, о чём я успеваю подумать - что умирать совсем не так страшно. Но я не погиб. Сначала мне кажется, что я ослеп, но на самом деле здесь просто нет не малейшего лучика света. После удара у меня болит всё тело, и особенно - голова, поэтому я думаю, что это, возможно к лучшему. Однако, не дело лежать, когда умирают соплеменники - да и кто знает, сколько отпущено тебе, может быть, в следующий момент поверженный Страж пробьет потолок и рухнет на тебя, придавив своим телом и обломками - поэтому я пытаюсь подняться. Но не могу. Что-то давит на меня, не позволяя ни выпрямиться, ни сесть, ни даже двинуть рукой, и через несколько минут, когда ощущения возвращаются ко мне полностью, я понимаю, это - песок. Из которого мы когда-то вышли и в который все вернёмся. Теперь я знаю, что произошло: меня сочли мёртвым и опустили в песчаную могилу. Мы больше не можем позволить себе ни склепы, ни гробы, мы укрываем своих мертвых одеялом из песка и можем только надеяться, что естественные движения породы не отнесут тела слишком далеко. Но во мне нет того смирения, о котором говорится в легендах о героях и мучениках, я не могу лежать вот так и ждать смерти. Я пытаюсь вырваться из плена, но мне не хватает сил. Песок мягкий, но вязкий и текучий, он обвивает меня и тянет вниз, на дно. Есть ли дно у песчаного моря? Я пытаюсь кричать, но мне не хватает воздуха и мешает маска, и тогда я понимаю, что никто не придет мне на помощь. Эта мысль так ужасна, что затмевает мне остатки разума и я бьюсь в своих песчаных путах, как птица в силках. И как птицу в силках, меня затягивает все крепче и неотвратимее. Маска сползает набок и я чувствую, как песок касается лица. Он тёплый и мелкий, шелковый на ощупь, и это почти приятно. Но когда я сплёвываю набившиеся в рот песчинки, их тут же оказывается в десяток раз больше. Песок мягкий и сыпучий, и он проникает всюду. У меня жжёт глаза, у меня свербит в горле, и когда я пытаюсь откашляться, песок стремительно врывается через разомкнутые губы, проходится по языку, забивается в глотку, проникает в легкие. И в минуту последнего озарения я понимаю, что сейчас, когда я отчаянно пытаюсь сделать еще хоть вдох, символ на моем надгробии светится ярко, зовёт на помощь. А кто-то думает, что вспоминает меня.