Хочу верить

«Будешь, как мисс Скалли» , посмеивались подруги. Ну, не мисс Скалли, а спецагент Скалли. Как будто вчера. Но нет – едва ли не десяток лет назад. Когда у Линдси Перез еще оставались надежды и мечты. У нее был напарник. Замечательный, самый лучший. Не агент Малдер, конечно. А ей он и не был нужен, как «Хочу верить» не было девизом Питера Страма. Если уж подбирать аналогии, это могло бы быть «Знаю. И докажу». Питера больше нет. У нее пока нет точных доказательств. Линдси просто знает. «Хочу верить». «Хочу верить, что это не так». Но она давно привыкла верить тому, что пишут в отчетах эксперты. Тому, что разложено по полкам в хранилище вещдоков. Тому, что можно положить на предметное стекло. Было кое-что, что Линдси успела сказать только Питеру. С ним она привыкла делиться всем, что только в голову приходило – он сам ее так приучил, еще зеленого новичка. «Говори как есть, ненужное потом отсеется». Медведь. Медведь в руках у девочки – тот самый, что она видела у Хоффмана. Видела она, видел Питер – и больше никто. Питер пропал. А самой Линдси слишком долго нельзя было говорить. А когда стало можно, оказалось, что уже и не с кем. Говорить больно, жить тоже больно. Но она, сцепив зубы, упрямо движется к следующему дню. А оттуда – к следующему. Кто-то, кого Линдси предпочитает не слышать и не слушать, нашептывает в ухо. «Хочу верить». Нет. Не то. «То, что ты ищешь, рано или поздно тебя убьет. Ты доберешься до цели. Обязательно, детка. Радость, что ты оказалась права, будет последним, что ты почувствуешь.» Начались плохие ночи. Она еле-еле засыпала – когда до подъема оставался жалкий час. Или полтора. Перекрученные как жгут простыни промокали от пота и слез. Чего она хотела? Наверное, мести. Или просто – чтобы Питера вспоминали, а не забывали. Как героя, падшего на войне. Хотя бы. А не хоронили его имя поглубже, как постыдную тайну вроде выброшенного в реку младенца. Что там говорит Эрикссон? Чертов урод. Объявил Питера в розыск. Но им нужно работать вместе. Эрикссон – не Питер. Ему она не привыкла доверять без оглядки. И не за его рубашку Линдси цеплялась, когда думала, что вот-вот утонет в собственной крови. Когда работаешь с Эрикссоном, все нужно сначала тщательно проверять. И вот доказательства. Теперь уже точно – Питер не вернется. Никогда. Отпечатки на местах преступления оставлял мертвец. Злые слезы закипают в уголках глаз, когда Линдси спрашивает Хоффмана, зачем это он поставил таймер. О, они оба понимают, к чему приведет этот разговор. Хорошо бы Эрикссон тоже понимал. Кажется, понимает. Она пытается заставить себя успокоиться. Отпечатки – это вам не бред про плюшевых медведей. Отпечатки и зазубренное лезвие. Полосни им по брюху игрушки – посыпятся поролоновые кубики. Фальшивка. Мало ли игрушек в магазинах этого огромного муравейника. Через минуту зазубренное лезвие оказывается уже в ее животе. Не нужно уметь гадать на птичьих потрохах, как, по слухам, умела ее прабабка. Все закончится очень плохо. Лезвие проворачивается в животе Линдси – будто маленький любопытный зверек копается лапой в ее внутренностях. Хочет посмотреть, что получится. Гадать не надо. Получится смерть. И умрет она, специальный агент Линдси Перез, скорее всего, зря – пользы от этого не больше, чем от поролона из брюха распоротого плюшевого медведя.