***
В очередной такой вечер все шло как обычно, пока вдалеке Джерард не увидел какой-то слабый таинственный свет. Он привлек внимание парня, но тот продолжал держать в руках гитару, хотя пальцы уже не перебирали струны. Чуть наклоненная голова, внимательный взгляд изумрудных глаз. И если бы солнце не село, а зрение парня не было немного слабым, Уэй бы увидел, что под водой к нему что-то плывет. И скорость у этого «что-то» была большая. Огонек приближался, и вот, уже в десяти метрах от себя, парень смог увидеть тень в воде и быстро подняться, отскакивая назад. Ровно в этот момент он увидел, что это был не просто огонек. Это был старинный переносной фонарь, а держала его иссиня-белая худющая рука. Крик застрял в горле Джерарда, а гитара выпала из окоченевших вмиг рук на песок, когда над водой показались черная макушка и два янтарных глаза. Они заинтересованно разглядывали парня, после чуть прищурились, и вот, над водой уже показался ровный нос и мертвецки-бледные губы с синим оттенком. Существо чуть ухмыльнулось, обнажая два ряда острых треугольных белоснежных зубов. Верхние клыки торчали, словно у вампира, и были чуть больше в ширину. Джерард был уверен — они острые, как бритва, и пробьют даже сталь, словно нож масло. На черных, словно сажа, волосах, которые доходили почти до плеч, висели зеленоватые водоросли, будто украшения. Существо показалось сильнее, возвышаясь над водой, и Джерард увидел бледную грудь и торс, покрытые маленькими шрамами, словно от порезов или ударов хлыстом. Руки существа были покрыты странными рисунками, напоминая собой обычные татуировки. Но таких элементов Уэй никогда не видел, и его, как художника, они завораживали и пугали одновременно. Существо прищурилось, и его глаза стали мутно-белого цвета с узкими, как у кошки, зрачками. Набрав побольше воздуха, оно зашипело, злобно скалясь и ставя фонарь на берег, после чего поползло к парню на передних руках, и вот тут он увидел его. Размер хвоста было определить сложно. Около двух метров, плюс-минус какие-то сантиметры. Покрытый водорослями и слизью, в блестящих чешуйках, которые отражали слабый свет фонаря. Хвост бил по воде, создавая шум и волны, а Джерард не мог пошевелиться. Он был ужасно напуган, и страх обуял его тело. Только глаза внимательно следили за тем, как русал, а сомнений не было, что это он, выползал из воды на берег. Он все так же шипел, и, черт возьми, Джерард видел жабры, которые слабо раздувались от каждого издаваемого звука этой твари. Оказавшись полностью на береге, русал стал давиться и кашлять, словно ему не хватало воздуха. Но вот уже спустя минуту он сплюнул мутную воду, вынул костлявыми пальцами водоросли из горла и вздрогнул. Казалось, что русал сам не в восторге от того, что сейчас произошло, но это было необходимо. Джерард наконец смог выдохнуть, но продолжал дрожать от страха, не веря своим глазам и мечтая о том, чтобы все это было страшным сном. Русал ударил пару раз хвостом по воде, после перевел взгляд на Уэя. Усмехнувшись от его вида, он упер локти в песок и положил голову на руки: — Ну, здравствуй. Я знаю, что ты боишься меня, но клянусь — оно того не стоит. Я и мой народ — мы всего лишь мирные жители этого океана, и нас абсолютно не стоит бояться, — едва ли не пропел русал, глядя на побледневшего юношу. Он ударил хвостом по воде и растянул губы в мерзкой усмешке, — Ты звал меня? — Ч-что? — Тихо спросил Джерард, в ужасе разглядывая существо перед собой и пытаясь понять, на самом ли деле все это происходит с ним. — Ты играл на гитаре. Ты звал меня своей мелодией. И уже не в первый раз, — голос русала был низкий, глубокий и привлекательный во всех планах. Он словно манил к себе, заставляя мозг отключаться, а голова становилась легкой и, словно пустой. Но, чуть мотнув головой, Джерард вспомнил старые мифы про Одиссея и прекрасных сирен, которые своим пением приманивали моряков, и те погибали среди острых смертоносных скал, натыкаясь на них кораблями или прыгая за борт, так же разбиваясь об острые, покрытые илом камни. Заметив смятение парня, русал недовольно мотнул хвостом, и его глаза потемнели: — Так я зря сюда плыл все это время? — В его голосе слышалась обида и слабая нотка ненависти, — Я думал, ты хочешь быть со мной! А ты всего лишь… Да что ты делал? Парень прикусил губу и бросил взгляд на гитару, которая сиротливо лежала у ног юноши. Джерарду на секунду показалось, что фонарь светил уже не столь ярко, и это пугало. Ведь все мы знаем, что все ужасы происходят только в темноте. — Я просто играл на гитаре. Я не думал и не хотел никого звать. Мне очень жаль, но ты зря приплыл, хотя… — упускать такой шанс Уэю явно не хотелось. Перед ним самый настоящий русал, который вполне идет на контакт. — Но мы могли бы поговорить с тобой, я был бы рад. Не откажи мне, — тихо закончил юноша, медленно садясь на песок, не отрывая взгляда от существа. Русал критично окинул Джерарда взглядом и улыбнулся, устраивая голову на руках, с хитринкой в глазах глядя на парня. — Ну, хорошо, а что мне за это будет? — Его голос стал приторнее, словно нуга или мед. Парень лишь усмехнулся, невольно сравнив этого наглого русала с прекрасной соблазнительницей из публичного дома (который Уэй посещал буквально пару раз. Только об этом не стоит никому знать). Опешив от такого вопроса, парень едва не потерял дар речи, но его ступор прервал громкий и холодный смех русала, чуть откинувшего голову. Вновь прямо посмотрев на Джерарда, существо протянуло руку: — Меня зовут Фрэнк. А тебя? — Его рука столь же бледная, как и тело (исключая хвост, конечно же), а под тонкой едва серебристой кожей и многочисленными рисунками простирались синие вены-змеи. Их вид заворожил Уэя, и тот, не долго думая, протянул руку и пожал ладонь русала. Когти существа чуть царапнули его кожу, и Фрэнк разразился новым приступом леденящего душу смеха. Быстро отстранив руку, Джерард попытался взять себя в руки, замечая, что небольшие царапины неприятно опухли и мгновенно покрылись коростой. — Что это? — полушепотом спросил он, поднимая полный страха взгляд на русала. Тот пожал плечами, с удивлением замечая реакцию тела человека на свои царапины. — Я впервые так сделал, думал, просто будет царапинка, и я увижу кровь, — Фрэнк чуть подтянулся на руках, желая получше разглядеть оставленный после себя след, но Уэй быстро повернул руку, скрывая неприятное зрелище. Русал вскинул брови, но промолчал, лишь недовольно поджимая губы. — Так ты… Русал? — Тихо спросил парень, облизнув пересохшие от страха и напряжения губы. — Можно сказать и так, — Фрэнк пожал плечами и вновь опустил голову на сложенные на светлом песке руки. — Я стал таким примерно год назад и до сих пор не знаю, какое имя мне стоит носить. — Год назад? А ты… Был человеком? — Глаза Джерарда стали шире от удивления. Такого он точно не ожидал. Русал недовольно ударил хвостом, и его взгляд вмиг стал печальнее, словно весь его задор и наглость утекли в океан, откуда он пришел. — Русалки — это те, кто покончил с собой, влюбившись безответно… Джерард стал внимательно слушать, подсев немного ближе, но все равно пытаясь сохранять дистанцию с этим существом. — А ты? — Очень тихо спросил юноша, прикусив губу. — А я был идиотом, полюбившим, казалось, самую прекрасную девушку на планете, — его взор обратился к Уэю, и тот разглядел в них слабый намек на тепло. Возможно, оно было от тех воспоминаний, что посетили сознание русала. — Она любила синий цвет и красную помаду. А это маленькое колечко на тонком пальце, что подарил ей отец на совершеннолетие? А бутоны роз, которыми я украшал ее черные волнистые волосы? Она была Вселенной для меня, но для нее я был всего лишь лучшим другом, почти братом. И то приглашение на свадьбу… — Фрэнк запнулся, а в глазах появилась тонна боли и зла. — И ты покончил с собой? — с благоговением спросил Джерард, неосознанно придвигаясь ближе, чтобы узнать конец. — Я бросился с Чертова моста в день, который стоял на той открытке… От нее веяло ее сладкими духами… Только у нее были такие, она заказывала их в одном магазине каждый год… — Фрэнк нервно усмехнулся и перевел взгляд обратно на парня. Тот явно внимательно его слушал и даже сочувствовал. Об этом говорили его глаза. Эмоции, что таились в них, были так близки к тем, что ощущал русал. И кто бы мог подумать, что в тот вечер зародится столь странная и запретная дружба между смертным парнем и сыном океана? С тех самых пор Джерард стал приходить на тот берег каждый вечер, беря свою гитару, и, при помощи игры на ней призывал Фрэнка, после чего проводил долгие часы в разговорах с ним. Они могли говорить обо всем. О природе, людях, животных, о вкусах. Однажды русал пожаловался, что давно не ел шоколад, и вот уже на следующий день Уэй принес ему четыре разных плитки шоколада. Обычный молочный, молочный с орехом, темный и самый горький. Русал от счастья даже побил хвостом по воде. Из всех плиток ему по душе пришелся молочный шоколад, так как когда-то именно он был любимым у Фрэнка. За это подводный сын подарил Уэю ракушку с крупной жемчужиной. Джерард был так поражен и удивлен, что поначалу не хотел принимать дорогой подарок. Но русал убедил парня, что это пустяк для него и он может достать их гораздо больше. Скромно улыбаясь и краснея, Джерард попросил Фрэнка сделать в жемчужине сквозную дырку, после чего продел в нее тонкий черный шнурок и завязал на шее. Жемчужина идеально смотрелась поверх черного тонкого свитера, который так любил Уэй. А Фрэнк любовался его улыбкой, постепенно забывая ту улыбку, из-за которой оказался на дне океана, где соленая вода с колющей болью заполнила его легкие, заставляя попрощаться с белым светом. И все бы ничего, да только Уэй стал замечать, что каждый день живет только ради этих встреч с прекрасным и одновременно ужасным созданием. Русал был опасен, но Джерарду казалось, что тот ни за что не причинит ему боли. Но стоит ли быть настолько уверенным? Джерард не знал. Он просто верил. Верил этому прекрасному созданию, покорившему его сердце. Каждый проведенный с ним миг казался особенным, будоражащим, таинственным. Смертный и сам не заметил, как по уши влюбился в это бездушное создание океана.***
Очередной вечер на берегу проходил вполне себе спокойно. Фрэнк рассказывал какой-то смешной случай из своего детства, иногда хихикая, но Джерард мало его слушал, он просто наслаждался прекрасным голосом того, кому готов был подарить свое израненное сердце. Если бы этот русал попросил его вырезать свое сердце и преподнести на белоснежном блюде, Уэй, не задумываясь, сделал бы это. — Фрэнки, позволь мне сделать нечто, о чем я думаю постоянно вот уже последние несколько наших встреч, — тихо произнесенная фраза заставляет русала умолкнуть и посмотреть на смертного. Робкая улыбка касается его губ, а щеки словно чуть краснеют, хотя, на самом деле, всему виной был отблеск его фонаря. Уэй кладет свою дрожащую ладонь на влажную щеку русала, ощущая слабую шершавость. Кожа Фрэнка словно много раз использованная наждачная бумага. Но парню нравится это. Он не чувствует омерзения. Его завлекают эти янтарные глаза, которые в свете ручного фонаря кажутся более манящими и опасными. Русал лишь криво улыбается и чуть наклоняет голову вбок, когда лицо смертного оказывается так невыносимо близко, что его горячее дыхание обжигает губы подводного создания. Касание живыми губами мертвых вызывает дрожь в двух столь непохожих телах. Хвост ударяет по воде, но никто не отстраняется, лишь позволяя поцелую стать глубже и раскованнее. Худощавые пальцы пробегаются по теплой коже Уэя, и из его груди вырывается вздох. Создается ощущение, что мир замер в осколке той секунды, когда их губы встретились. И, черт возьми, Джерард не сможет больше жить, зная, что полюбил подводную тварь, которая убивает людей. Таких же, как он, наивных людей, приходящих на берег, дабы найти спасение, но получающих мучительную смерть. Когда острые зубы русала чуть прикусили его опухшую губу, Джерард вздрогнул и едва отстранился. Он даже не заметил, как запустил свои узловатые пальцы в эти черные мокрые волосы, сжимая их у корней лишь для того, чтобы прижать Фрэнка сильнее. Тишину нарушало лишь слабые хрипы смертного, который жадно хватал воздух, радуясь, что смог себя пересилить и сделать то, о чем долго думал и мечтал. Русал тяжело дышал, а его жабры чуть раздувались, но на губах играла довольная улыбка. Казалось, он и не думал, что однажды вновь сможет ощутить тепло чужих губ на своих. Но этот парень, Джерард, он заставлял его ощущать нечто новое, нечто такое, что не вызывала даже та, из-за которой он погиб. И сейчас он так жалел о своем глупом поступке, совершенном когда-то на Чертовом мосте. — Я должен стать таким, как ты, — шёпот кажется таким громким в этой блаженной тишине, наступившей после яркого события этих двух существ, так непохожих, но так породнившихся за короткий срок. Разгоряченные губы живого касаются щеки Фрэнка, и он едва не скулит, жмуря глаза, — я обязан быть с тобой. Позволь мне, Фрэнки, позволь. Я влюбился, и мне не страшно это признать. Страшнее потерять тебя. Страшнее вновь ощутить то одиночество и боль в груди. Внутри русала словно бьется сердце, так быстро и часто он дышит. Но мертвое сердце не может биться, однако чувства… Они вулканом взрываются в мертвом теле, заставляя хозяина кивать и гладить смертного по щекам, касаясь губами щек, носа и губ, шепча в бреду обещания и глупо улыбаясь. — Я сделаю все, что угодно. Ты будешь со мной. Я снова смог полюбить. И я нужен тебе… Я чувствую, понимаешь? Не тягу к тому, чтобы разорвать твое тело и насытиться теплой плотью и кровью. Я ощущаю тепло и любовь. Безграничную и яркую, как солнце, заходящее за горизонт каждый гребаный вечер. Но я мертв, и тебе тоже придется умереть, если ты хочешь быть рядом. Мы будем там, на дне… Раз в год нам позволено сходить на берег в человеческом образе, ты согласен? — Фрэнк с горькой надеждой вглядывается в эти любимые оливковые глаза. Он так давно мечтал услышать все это, конечно, еще при жизни, но ведь после смерти ему дали шанс, и теперь нет смысла его упускать. А Уэй кивает на каждое слово того, в кого влюбился искренне и бесповоротно. Он согласен душу дьяволу продать, лишь бы быть с этим прекрасным созданием океана. — Мои сестры… Они помогут. Я сам еще не сталкивался с таким, я не знаю, как превращать утопленников в себе подобных. Ты, правда, хочешь этого? — Фрэнк зарывается пальцами в волосы парня и притягивает к себе, в отчаянье целуя вишневые губы, наслаждаясь их теплом. — Полностью и бесповоротно, — Уэй кивает, понимая, что вот он — конец. Он хотел уйти из жизни уже давно, и это был просто невероятно прекрасный вариант. Уйти на дно океана, чтобы прожить вечность с тем, кого выбрало его больное сердце и помутневший рассудок. — Тогда подожди тут. Я быстро, слышишь? Не будем терять время, прошу, только не передумай, умоляю, — последний глубокий поцелуй. Уэй чувствует, как по щекам русала текут слезы. Это слезы счастья, ведь бедный Фрэнки дождался того, кто проведет с ним вечность под толщей воды. И если жизнь на суше была им обоим в тягость, то жизнь после смерти теперь будет слаще того шоколада, что приносил ему любимый смертный. Когда хвост Фрэнка уже скрылся из виду, Джерард стал теребить жемчужину на шнурке, глупо улыбаясь. Ему не было жаль, что он оставит сушу. Важнее было то, что его чувства были приняты и вот уже совсем скоро он станет частью такой прекрасной семьи бессмертных существ. Ну разве это не прекрасно? Спустя полчаса над водой показалась голова. Фрэнк возвращался к нему, но не один. Вместе с ним плыло несколько русалок, которые вскоре показались над толщей воды. Они были такие же бледные, но их лица больше казались кукольными и пугающе-прекрасными. Русалки любяще улыбались Джерарду, подплывая и выбираясь на берег. Смущенный полуголыми красавицами, Уэй покраснел и отвел взгляд, что заставило бессмертных морских дев захихикать. О, эти тонкие прекрасные голоса. Джерард готов был слушать их вечность, но голос любимого был красивее и важнее. Восхищенный Уэй протянул к нему руку и погладил по щеке. — Ступай с ними. Будет немного больно, но, очнувшись к утру, ты будешь моим. Навечно, — широкая улыбка озаряло прекрасное лицо русала, и Уэй, не раздумывая, коснулся его губ своими, после убрал руки и пошел в воду за русалками. Холодная вода моментально впитывалась в ткань одежды, делая ее тяжелой, отчего идти становилось сложнее. Каждый шаг давался одновременно с трудом и с легкостью от осознания того, для чего и для кого все это делается. И вот уже когда вода достигла подбородка, Джерард повернулся к берегу, чтобы посмотреть живыми глазами последний раз на возлюбленного. Тот с восторгом наблюдал за ним, сложив руки на хвосте. Но в этот миг воздух разорвал ужасный крик, который издал Уэй, когда русалки стали рвать его. От этих криков у любого живого мигом бы застыла в венах кровь. Прекрасные русалки вмиг стали страшнейшими созданиями и буквально отрывали от парня части, с упоением стягивая заживо кожу, что приносило агонию телу, заставляя воду окрашиваться в багровый цвет. Боль затмевала каждую клетку, и Джерард кричал, моля о помощи и зовя того, ради которого вошел в опасные воды. Но русалки безжалостно впивались острыми зубами в плоть, откусывая куски и раздирая такое податливое и хрупкое человеческое тело. Фрэнк хотел рвануть к ним и остановить завистливых сестер, но две из них прижали несчастного к песку, заставляя наблюдать за тем, как с помощью когтей, зубов и острых камней другие убивали его любовь. Уэй кричал, пытаясь отбиться, но русалки с молниеносной скоростью забирали жизнь из прекрасного тела юноши. Боль затмевала все, с каждой секундой сил становилось все меньше, крик больше не нарушал покоя океана. Вырванная по локоть рука, оторванные острыми когтями губы, выколотый камнем глаз, куски содранной кожи и море крови вокруг. Бездушное, искусанное, изуродованное тварями бледное тело Джерарда покачивалось на волнах, приближаясь к берегу. В этом уродливом трупе едва можно было узнать юношу, так ужасно и беспощадно убитого русалками. Фрэнк не мог в это поверить. В его глазах до сих пор стояла страшнейшая картина его жизни, а в ушах застыл ледяной крик любимого. И он не смог ему помочь. Боль и отчаяние затапливали только-только зародившуюся вновь душу. Разбитое теперь навсегда мертвое сердце последний раз ударило в груди. Теперь Фрэнк никогда не сможет сойти на сушу. Это запрещено абсолютно мертвым. Он вновь остался абсолютно один. Теперь навсегда. Никто не позволит ему любить, никто не позволит его любить. Над океаном кружил ветер, разнося по окрестностям самый горький плач самого мертвого влюбленного на свете. Его слезами омывало тело, так бережно уложенное на светлом песке берега, в волосах которого находилась красная роза. Слезы падали на изуродованную плоть того, кто должен был стать его последней надеждой. Его слезами плакала Смерть. Его слезами плакал океан.