Hometown

glass animals - gooey

Он рассматривает пыльный неровный пол, задумываясь над тем, поглощает ли тьма тень или же позволяет им слиться воедино. Перед глазами отчетливо скользит каждая узорчатая паутина и старый хлам в заброшенном коридоре нижнего этажа отеля, но его взгляд по-прежнему мутен. Стоит сливаться с мраком или стать им? Шаркая подошвой ботинка, Саймон вертится на месте почти в самом центре затемненного помещения, то напрягая плечи, то быстро разворачивая голову на посторонние внешние шорохи. – Прекрати так громко дышать. Я буквально слышу, как ты вдыхаешь пыль через ноздри в другом конце коридора. На чужой голос парень вздрагивает, сковывая каждое движение. Слова вампира звучат у самого уха, но он почти уверен, что тот находится в шестидесяти метрах от него. Около получаса назад Льюис шастал между коридоров после ночной прогулки, вернувшись почти под самые солнечные лучи. Мысль о дневном сне не пробуждала в нем привычную усталость. Он чувствовал себя слишком бодро, скорее даже взбудораженно после трехчасового хождения между знакомых кварталов. Сдавливающие воспоминания с такой силой навалились на его сознание, когда он переступил порог отеля и вернулся в приглушенные серые стены, что временами припадавшая сонливость сейчас без остатка убралась прочь. Новообращенный терялся в том, стоило ли ему отправиться на утренний перекус или несколько часов поваляться в постели. Прежде чем он мог успеть дойти до зала или собственной спальни, в слабо освещенном коридоре его перехватил Рафаэль, бросив небрежное «Пошли», и повел к западному крылу нижних этажей. И вот уже несколько минут Саймон вертелся на месте, чуть ли не физически ощущая взгляд создателя у своего затылка, хватался ртом и носом за воздух, насыщая тяжелой пылью мертвые легкие. «Внеплановая утренняя тренировка?», – с полуулыбкой поинтересовался тогда парень, даже не пытаясь скрыть радость от того, что ему не придется умирать от скуки ближайшие пару часов. Тогда Сантьяго просто толкнул его вглубь помещения и приказал прирасти к местности. – Это просто привычка, ладно? Я всегда так дышу, когда пытаюсь сосредоточиться. – Избавься от нее, если не хочешь стать еще более мертвым. Несмотря на то, что с обращения прошло почти около месяца, Льюис все еще большую часть времени пытался размеренно дышать, делать частые вздохи во время почти беспрерывной речи и набирать как можно больше воздуха, когда оставался один. И каждый раз попытки на бессмысленное хватание воздуха сопровождались раздраженными взглядами Рафаэля и его недовольными замечаниями. «Ты знаешь, что скорее умрешь от моих рук, чем от нехватки воздуха?», – не сдержался Сантьяго, когда новообращенный делал глубокие вздохи через ноздри во время того, как его рот был занят стаканом крови. – Ладно, хорошо, я не хочу казаться глупым или непросвещенным, – неуверенно начинает Саймон, и ему кажется, что в другом конце коридора он слышит тихое Dios, но такая мысль мгновенно исчезает, так как это слово настолько приелось к его сознанию и всему представлению о Рафаэле, что парень не был уверен: послышалось ему это или вампир в самом деле снова обращается к богам на очередную фразу Льюиса, – но что должно означать выражение «прирасти к местности»? Мне нужно найти какую-то конкретную точку сбора этой пыли и застыть там, притворившись пожелтевшим от старости торшером? В следующую секунду новообращенный может поклясться, что слышит чужой раздраженный вздох, после которого ему хочется и самому съязвить насчет дыхания вампира, но он решает отмолчаться. – Давай зайдем с другой стороны, – Саймон быстро и удивленно моргает, когда слышит абсолютно спокойный и терпеливый голос создателя. – Ты должен найти меня. – Считай, что уже нашел, – с усмешкой он срывается с места и останавливается в следующем помещении у самой стены, замирая и хмуро осматриваясь. Парень был уверен, что слышал, как в этом самом месте Сантьяго поправлял рукава своей синей рубашки. Спустя четыре озадаченные секунды Льюис оказывается у противоположной стены, затем в проеме к следующему коридору, после возвращается к начальному, напрягая каждую омертвевшую клетку своего тела, чтобы ощутить неподалеку чужое присутствие. Он еще раз проводит взглядом по мрачному помещению, почти не вздыхая, и решает опустить веки, чтобы отчетливей расслышать каждый посторонний звук. Прежде чем он успевает напрячь и без того чувствительный слух, у самого уха Саймон слышит еле уловимый шорох и, уже собираясь развернуться лицом к его источнику, чувствует на воротнике своей куртки чужие пальцы. Они слегка оттягивают ткань, задевая вместе с тем несколько волос у затылка и непокрытую шею ногтями. Следующие действия слишком быстро сменяются в одной короткой минуте: Льюис оказывается откинут почти к самой стене, после он срывается к прежнему месту, чересчур хаотично мечется между коридорами, его прижимают к стене, вернее его что-то сковывает у самой стены, так как он не видит того, что могло бы как-то поспособствовать этому. А после он замирает, прижимаясь затылком к сырой стене и оглядывая незнакомое помещение, и придает усилия, чтобы вновь громко не задышать, стараясь сосредоточиться на темноте. И он понимает. «Ты не должен прятаться в ночном мраке. Ты и есть ночь», – вспоминает Саймон слова, сказанные Рафаэлем неделю назад. Это случилось после того, как он вернулся с прогулки по крышам жилых домов и невзначай заявил, что чуть не оказался замечен. «Вау, это звучит, как в тех комиксах, производство которых не одобрили уже после второго выпуска», – насмешливо заметил парень, не воспринимая всерьез ни сосредоточенный взгляд создателя, ни негромко кинутую неразборчивую фразу на испанском. Льюис понимает, что прирастая к местности, он должен стать ее олицетворением, абсолютной тьмой. Но также ему ясно и то, что имея дело с Сантьяго, который был зрел, опытен, более разборчив и продуманней в своих действиях, новообращенному не удастся стать этой пылью, надломленными стенами, прогнувшимся полом или бывшими атрибутами замысловатого интерьера, которые сейчас походили на старый выцветший хлам. Даже если у него действительно получится – Рафаэль не тот, на ком стоило бы испытывать подобный прогресс. Он не будет сейчас стараться прирасти к темному помещению, стать подобным хищному каракалу, сориентированным на густой сочащийся сдавленными рефлексами мрак. Он собирается спровоцировать саму Ночь. За стенами отеля отчетливо слышно капающие звуки, и возможность быть сбитым от шума дождя на секунду притупляет остальные мысли, но после Саймон собирается, отлипает от стены и вновь напрягает слух: Сантьяго, раздраженный таким долгим бездействием новообращенного, нарочито негромко прочищает горло в отдаленном углу через один коридор. И Льюис срывается с места в противоположную сторону. Дождь стучит тихо, не до конца задевая застывшую пыльную тишину на обширном подвальном этаже. Странное чувство приливает к конечностям парня, когда он хаотичными, чуть ли не судорожными резкими движениями сбивает согнутую у старого комода лампу, от чего та с характерным грохотом падает на пол. Он оббегает большую часть периметра, в последних помещениях переходя на более тихое передвижение и оказывается в самом первом коридоре в одном из обломленных проемов. А после делает глубокий громкий вздох. Через полторы секунды чужая ладонь оказывается на его груди, цепляется за белую футболку и уже почти оттягивает в другую сторону, но Саймон в тот же момент ухватывается за предплечье вампира, рефлекторно обнажая клыки и шипя, и через миг оказывается сидящим на бедрах Рафаэля, который за мгновенье оказался на сыром полу. – Нашел, – сразу проговаривает Льюис, убирая ладонь с чужой руки и вновь ощущая прилив того же странного чувства. – Подожди, мне нужно перевести дыхание. – Саймон, мертвые не переводят дыхание, - находясь в том же положении, отвечает Сантьяго. – И по факту, ты не нашел, а выманил меня. – По факту, это не меня сейчас уложили на лопатки. – Сменить положение не займет много времени. Даже лежа в затемненном и заброшенном помещении, Рафаэль продолжал смотреть также выжидающе и поверхностно, его взгляд, не пропускающий и тени предположений о том, что он повержен, заставил новообращенного перестать хватать воздух губами на некоторое время. Он с непокрытым недоумением и интересом рассматривает то, как глава клана держит лицо, находясь в том положении, когда буквально вытирает пол своей замысловатой узорчатой рубашкой. – Но в этом есть свой смысл, – через пару секунд продолжает расслабленным полушепотом Сантьяго и теперь смотрит почти насмешливо. – Ты сыграл так, будто пытался выманить хищника и застать врасплох в последний момент. Это не совсем то, что я просил, но все еще имеет смысл, – его взгляд задумчивый и совсем неразборчивый для Льюиса. – Но если под «застать врасплох» ты понимаешь свалиться на меня, то этого будет слегка недостаточно. Будь Саймон человеком, он бы абсолютно точно покраснел и стал хватать воздух еще громче. Будь Рафаэль человеком, Саймон бы скорее всего ощутил дурманящее тепло его тела. На самом деле новообращенный намеревался откинуть вампира на пыльный пол, стоя улыбнуться и еще для вида упереться подошвой обуви к чужой груди, но тогда бы это была его последняя улыбка. – Я не знаю, наверное, я просто слегка растерялся, когда ты так покорно начал падать, – почти не запинаясь, произносит Льюис и пытается выдержать на себе настойчивый взгляд создателя. – Я не питался со вчерашнего вечера. Не хочешь составить компанию? Ну, я имею в виду, в плане завтрака. Не голодания. – Я же говорил тебе, что это мне решать, когда тренировка может быть окончена, – что-то похожее на мурашки пробегает по спине Саймона, когда в голосе Сантьяго просачивается явное недовольство. – То, что ты чувствуешь себя как-то уверенно, сидя на мне, не дает тебе права распоряжаться этим. Затем все это продолжается на протяжении следующих двух часов. Льюис умудряется разбить за это время торшер, два канделябра, порвать край своей белой футболки и случайно сорвать пуговицу с чужой рубашки. Было около трех случаев, когда он терял собранность при слишком близком контакте с Рафаэлем. И почти два часа, когда голос создателя притуплял всю его прогрессирующую реакцию. А спустя некоторое время движения Саймона становятся слишком вялыми и несобранными, из-за чего Сантьяго решает остановить тренировку. – Зачем ты так возишься со мной? В сознании Льюиса сейчас отчетливей всего играет голод, но этот вопрос так часто тревожил, сбивал во время того, как он сам пытался сбить с ног Рафаэля, что он просто изнуренно замирает на месте в ожидании ответа. – В тебе есть потенциал. – Мало похоже на правду. – У тебя есть другие варианты? – А у тебя? Вампир поворачивает голову на чужой голос и тяжелым взглядом проходится по взъерошенным спутанным волосам Саймона, двигающейся нижней челюсти из-за навязчивого чувства голода, судорожному постукиванию пальцев по карману темных джинсов, заинтересованному и в то же время слегка отстраненному взгляду. Сантьяго рассматривает полуоткрытые тонкие губы, которые размеренно вдыхают пыльный воздух, поднимающиеся плечи при особо глубоких вздохах, очертания груди сквозь светлую футболку, и понимает, что здесь и вариантов, в принципе, нет. – Рафаэль? – Завтра тренировка снаружи. И будь добр, постарайся выпить кровь до нее.