Рикошет

Армагеддон предотвращают мелкие поступки. Так всегда было. Так всегда будет. © Н. Гейман «Просто опять конец света»

1. Нажав на рычаг, глядя, как кислота растворяет внутренности мистера Уильяма Истона, Брент не испытывал страха. Только трепет. И рвотные спазмы. Но он держал в объятиях мать, поэтому не мог себе позволить ничего такого. И очень хотелось вымыть пол. Это Брент помнит до сих пор. После смерти отца у них не было денег на домработницу, даже на самую дешевую, и он, жалея маму, старался делать все сам. Открывал какой-нибудь там «Комет» и до блеска отдраивал кухню. Эти умения особенно пригодились Бренту после того, как Уильям Истон бесформенным комом свалился на пол, в соседней клетке в очередной раз взвыла его сестра мисс Дженкинс, а мама, глядя на него безумным взглядом, старалась заставить его наклониться и спрятать лицо у нее на плече. Мама не хотела, чтобы он смотрел. Но Брент должен был убедиться. Уильям Истон был мертв. окончательно и бесповоротно. Лечить такое еще долго не научатся. А он, Брент, охуел от страха — но одновременно был, как это…воодушевлен? Он решился — и сделал. К восемнадцати годам Брент Эббот был невинен даже в смысле «никогда не видел мертвяка». Не считая отца, конечно. Давно пора было что-то с этим поделать. Потом они выбрались из клетки. Он и мама. Мисс Дженкинс осталась. Наверное, ее потом выпустили приехавшие копы. С тех пор ни он, ни мама ее не видели. А мисс Дженкинс ни за что не стала бы молчать. Как же, Брент ведь шлепнул ее брата. И ведь он даже не был поставлен перед выбором «или он, или ты». Выбор был — «или убей, или пощади». Брент — убил. И думал, что готов заплатить. Потом, когда выяснилось, что журналистка исчезла, он понял, что вовсе не готов. Брент пытался жить так, как жил все это время после смерти отца. Жалел мать и надеялся, что та все же подцепит кого-нибудь поприличнее, чем эти все уроды из баров. Мать у него еще в форме. Только вот — не затем, что «мальчику нужен отец». Ему восемнадцать, а отец, который и вправду нужен, никогда не вернется. Просто мать из тех, кто просто не может быть один. Ей обязательно нужно на что-то опираться. Хотя бы на необходимость заботиться о сыне — создать ему видимость нормальной семьи. Ночами Брент стоял на коленях в кухне и драил пол. Стоял, согнувшись, и драил раковину или плиту. Как будто все еще стоял на карачках в той камере в ебаном зоопарке, стараясь стереть из маминой памяти весь этот ужас. Ночами он просыпался от собственных криков. «Папа, папа!» Темные глаза отца смотрели на Брента из всех зеркальных поверхностей, которые он оттирал так старательно. «Я отомстил за тебя», шептал он. Отец хмурил брови — потому что сын падал все ниже и ниже. Куда уж там хуже. Разве что шесть футов под землей. Под идеальной газонной травой. Брент наливал на губку еще дезинфицирующего средства и принимался за дело. Когда под его руками все начинало сверкать и переливаться, Брент чувствовал, как внутри огонь гаснет, от работы ноют руки, дурные мысли отступают, отец говорит, что доволен им. Их с мамой дом еще никогда не был таким чистым. Мама не сказала ему спасибо. Только сказала, что не хочет потерять еще и его. А журналистка пропала. Не один месяц они прожили, ожидая, пока мисс Дженкинс объявится и даст показания. Но она так и не появилась. Зато в городе объявились новые жертвы «Пилы». А в его телефоне объявился незнакомый мужской голос. И предложил выбор. Мисс Дженкинс, сказали ему, никому ничего уже не расскажет. Об этом позаботились. Зато остались записи с камер слежения, и на них прекрасно видно, кто именно нажал на роковой рычаг (перед тем, как уйти, Брент натянул рукав на ладонь и как мог тщательно вытер чертов рычаг). «Ты придешь куда я скажу и сделаешь то, что я скажу. « Вот что ему было сказано. Брент снова стал бояться телефонных звонков — как тогда, когда отец был в больнице. Его страхи снова с нетерпением ждали новостей. Брент прекрасно понимал, с кем имеет дело. Даже до того, как доктор Гордон снял маску. Дэнни Мэттьюс тут же стянул свою. 2. Марк не помнит, сколько раз засыпал и просыпался. Язык сухой, как наждак. Сколько ни облизывай губы, жажда не уйдет. Чертова мумия по соседству. Нет, с ним такого не случится. Он выберется, даже если… Ха-ха. Он знает, как выбрался Мэттьюс. Если бы не чертова сучка Аманда, Мэттьюс бы правда выбрался. Он мог бы сделать так же. Только не получается дотянуться ни до чего достаточно тяжелого. Пока что попытки переломать себе щиколотку, изо всех сил ударяя закованной ногой о трубу, заканчивались ничем. А последний удар вообще отправил его в нокаут. Марк приложился головой об пол и вяло подумал, что это, наверное, все. И хорошо бы, если так. Сколько ни глотай воздух, эта гребаная стихия не помогает. Ты дышишь, пока способен. Потом перестаешь. Потому что Мэттьюсу с его переломанной ногой хотя бы было, куда возвращаться. А его, даже если выберется из подвала — что его ждет? Его ищет вся полиция штата. Если только не страны. Ни денег, ни документов. До второго тайника не так просто добраться почти что без ноги и без гроша в кармане. Затылок ноет, в глазах плывет. Марк опускает голову на холодные плитки и закрывает глаза. Он не сдастся. Выберется. Не раз уже выбирался. Но сейчас надо поспать. Что-то с утробным стуком шлепается на пол. Неужели еще один труп? Засохшее тело мистера Адама Стенхайта безмолвствует, ничуть не против нового соседа. Что-то почти неосязаемо касается его плеча. Марк перекатывается на живот. Включается свет. Сколько он пробыл тут? Сутки? Двое? Смутно различимая фигура в черном — у двери. Рука прижимает палец к губам — свиным губам. На голове у гостя — хорошо знакомая маска. Вторая рука гостя наставляет на него пистолет. Фигура в черном извлекает из кармана диктофон. Искаженный голос гремит у него в ушах. Марк не верит глазам и ушам не верит тоже. «Не пытайтесь преследовать меня, детектив Хоффман. Не ищите нас. В этой сумке — ваша новая жизнь. И ключ от ваших кандалов. Когда вы его найдете, я буду уже достаточно далеко. Я только забрал пистолет, чтобы вам не пришло в голову выстрелить мне в спину». Фигура в черном приближается. Опускает на пол — так, чтобы он дотянулся, если постарается (а он постарается), — хорошо знакомую сумку. Марк не смотрит в спину своему нежданному избавителю. Легкие быстрые шаги затихают вдалеке. Кажется, он знает, кто это. Уже видел эту походку и жесты. Но сейчас его волнует совсем другое. Это действительно его сумка. Водительские права и удостоверения личности. Все пачки наличных на месте. Он вываливает все на пол и обшаривает сумку. Показалось или нет? Один из швов толще других. Постанывая от нетерпения, помогая себе ногтями и зубами, Марк раздирает ткань и нитки. Ключ. Действительно, ключ. Вот так он и выглядит — как и говорил когда-то Джон Крамер, а Марк ему не верил, что вообще на свете такое существует. В смысле в реальном мире, а не какая-нибудь там гребаная метафора. Ключ к его свободе. И он действительно подходит к кандалам. **** 3. Брент знает, чем доктор Гордон держит Дэнни. Отомсти пока есть кому отомстить. Джон Крамер мертв, мисс Янг тоже. Но есть пока выбор. Его держат совсем другим. Они с Дэнни волокли бесчувственного детектива Хоффмана по казавшимся бесконечными белым коридорам. — Ну и разъелся же, — бурчал Дэнни, выбившийся из сил. — Хорошо, что он тут и сдохнет. А я бывал тут раньше. Эти их гребаные игры. — Я не бывал, — хмуро отвечал Брент. — Но я видел не хуже. Они сгрузили Хоффмана на пол, стащили с него ботинки и носки. И занялись кандалами. Дэнни улыбался во весь рот. А у самого Брента внутри испепелялись целые города. Это все было ужасно тупо. Но он смотрел фактам в лицо. Если бы не Хоффман, у него никогда не образовалось бы шанса отомстить чертовому мудиле Истону. Вообще никакого. Даже подкараулить на улице и… Истон размазал бы его голыми руками. Брент представил себе медленную смерть от голода и жажды. И постарался не дернуться удивленно, когда доктор Гордон велел ему выбросить, а лучше сжечь по пути домой сумку Хоффмана. И навсегда забыть о том, что он видел и знает. Живи, это твой шанс, сказал доктор Гордон. Он очень хотел жить. Жить как раньше, видеть, как мать постепенно приходит в себя, закончить школу и свалить в колледж подальше отсюда. Правда — хотел. Но оставалось кое-что еще, что он действительно должен был сделать. Доктор Гордон уехал первым, они с Дэнни погрузились в тачку, которая осталась Бренту от отца, чуть позднее. Высадив Дэнни у его дома, Брент порулил к себе. Мать станет задавать вопросы, куда это он смылся ночью. Не скажет же он, что спасал себя. И, кажется, собирается спасти еще одного человека. Хоффман навел шороху в полиции. И еще какого. Брент чуть не сблевал, когда прослушал новости. И мельком увидел вдову Крамера — то, что осталось от некогда красивого лица. Но он понимал Хоффмана. Понимал — еще как. Помнил, как по всему телу прокатилась волна сначала холода, потом тепла — когда Уильям Истон развалился на две половины и перестал жить. Брент знал, чем рискует. Знал прекрасно. Но через две ночи он выгреб с антресолей сумку Хоффмана, вылез через окно своей комнаты и вывел из гаража отцовскую машину.