Солнце встает над руинами

      Боль, пронизывающая каждую клеточку. Нестерпимая, всепоглощающая, лишающая рассудка. Где-то он слышал, что она – как голубая тягомотина. Кто-то говорил о сотнях звездочек, рассыпающихся перед глазами. Об искрах и ярко-красных огненных всполохах. Об ослепляющих вспышках. О кромешной темноте, надвигающейся со всех сторон. Раздавливающей. Его боль похожа на вакуум. Шипение тысячи змей в голове и запах собственной крови, смешанной с собственным же дерьмом.       Только бы не закричать.       Из глаз текут предательские слезы. Крупные, едкие. Заливают уши, оставляя на висках грязные дорожки. Зубы стиснуты. Уже и так изуродованные губы искусаны в кровь, но этого не видно: порванный полчаса назад рот кровоточит, кровь везде, вся постель в крови.       Что-то ритмично двигается внутри него. Что-то инородное и совсем не живое. Холодное и шершавое. Царапающее. Раздирающее. Калечащее. Он не может знать, что это. Он не в состоянии понять, зачем кому-то понадобилось засовывать в него это что-то. Раздвинуть ноги шире уже невозможно. Руки крепко привязаны к спинке кровати. Пальцы судорожно скрючены, словно пытаются ухватиться за воздух. Где-то над головой Свиная туша сипло дышит и трется членом о его бедро, но он этого не чувствует. Он растворился в чудовищной боли, разрывающей его изнутри.       Он уже совсем ничего не соображает. Не помнит, где он и как здесь оказался, кто он и почему это происходит именно с ним.       Нет, это не я… это не со мной… не со мной…       Странно, что он до сих пор в сознании. Уже давно пора бы провалиться в пустоту небытия, такую желанную, по-своему исцеляющую, помогающую пережить все самое страшное. Ошеломительная темнота, которую он никогда не увидит и не сможет отличить от дневного света, – она должна накрыть его с головой и – нет, не спасти, но на время отключить воспаленный мозг, дать сил на то, чтобы не сойти с ума. Но ее все нет.       Это было примерно полгода назад – летом, невыносимо жарким, удушливым. Очередной богатый дом, прохладный и пахнущий чем-то красивым и новым, просторная комната и широченная кровать, роскошные простыни. Его напоили шампанским.       Их было трое. Двое имели его по очереди, а третьей оказалась женщина. Первое время она ничего не делала, только смотрела и постоянно повторяла: «Открой глаза, не закрывай», лишая его возможности забыться. Ей нравилось смотреть. И ей нравилось слушать. Поэтому в какой-то момент она схватила его за волосы и гневно зашипела: «Почему ты молчишь? Тебе же больно. Я хочу, чтобы ты кричал! Громко!» Он начал вскрикивать в такт движениям того, кто сейчас находился сзади. Горький опыт научил его подчиняться беспрекословно, как бы унизительно это ни было. Как за последнюю соломинку, он цеплялся за спасительную мысль, прокручивая ее в голове, повторяя, как мантру: «Это не я, они делают это с кем-то другим, не со мной».       Со стороны это выглядело… наверное, очень смешно. Во всяком случае Слепому так казалось. Женщина подлезла под него, стоящего на четвереньках. Мужчины сменяли друг друга. И все это – под аккомпанемент его криков. Слепой не удивился бы, если бы узнал, что в этот момент кто-то снимает их действия на камеру. Все именно так и выглядело – как сцена из дешевого порно.       Это был единственный раз, когда ему довелось побывать в объятиях женщины. Сомнительное удовольствие, как оказалось. Он еще думал: что может быть хуже? Наивный…       – Слепой, ты… не держи на меня зла, хорошо? – пухлая ладонь Эдди легла на его плечо. В тот день он в первый раз привез его к Свиной туше. Они стояли на пороге его квартиры, но Эдди не спешил нажимать на кнопку звонка. – Этот человек – он очень хорошо платит. Постарайся ему угодить.       Как-то странно это прозвучало, но у Слепого не было времени на то, чтобы задуматься над услышанными словами. Над тоном, каким они были произнесены. Мгновение спустя он уже стоял в комнате на мягком ковре, длинные ворсинки которого приятно щекотали пальцы босых ног, пронизываемый оценивающим взглядом водянистых глазок своего нового клиента.       – Подойди сюда. На свет, – огромная лапища ухватила его за запястье и потащила в сторону окна. – А ты хорошенький. Сколько тебе лет?       – Девятнадцать.       – Хм, странно… выглядишь моложе. Ну и что мы умеем делать в свои девятнадцать?       – Я умею все.       – А вот это мы сейчас проверим. Раздевайся…       Очередной толчок – какой-то слишком резкий. Слепой не выдерживает и тихо скулит сквозь зубы.       Пусть он убьет меня. Пожалуйста, пусть уже убьет.       Момент, когда неизвестный предмет сменяет член Свиной туши, приносит почти облегчение. Боль не уходит, но становится более привычной. Те ощущения, которые он давно приучил себя по возможности игнорировать. По возможности. Сегодня это гораздо сложнее.       – Да… да, мой маленький, вот так, вот так… хорошо… – стонет Свиная туша и кончает, навалившись на него всем телом. Запах чужой спермы, застарелого пота, грязного тела. Туша обслюнявливает его лицо, обдавая сладковатой вонью гнили изо рта. Покрывает его растерзанное тело поцелуями – жаркими, похотливыми. Стискивает его член и начинает быстро и грубо двигать своей ручищей.       – Так дело не пойдет. Я хочу, чтобы ты тоже кончил.       Этот гад еще и издевается. Другой рукой он сжимает шею Слепого, заставляя его широко раскрыть рот в тщетной попытке восполнить недостаток кислорода, харкает и плюет ему в горло, и Слепой захлебывается его слюной – вонючей и вязкой, как сопли. Через несколько минут волна вымученного удовольствия растекается по низу живота, не поднимаясь выше, – какая-то жидкая и насмешливая, как обычно, оставляющая после себя странное чувство незавершенности и отвращения к самому себе. Только после этого Свиная туша отвязывает Слепого от кровати и накрывает его пледом, дрожащего и все еще задыхающегося. Гладит его по голове и громко шепчет:       – Отдохни немножко, мой котеночек. Поспи. Ты заслужил, – целует его в горячий лоб и смеется. И выходит из комнаты, насвистывая. Чертов лицемер.       Наступает благословенная тишина.