Маленький размер

Леопард, прокравшийся в её гордое сердце, вскинул голову от разыгрывающейся перед ней сцены, и Чиаки почувствовала себя беспомощной. — Фуруичи-семпай, вы такой красивый... Новая Краснохвостка, миниатюрная первокурсница по имени Шибуки Ицуко. Хотя Чиаки предпочитала думать о ней, как о Женщине. Фуруичи же предпочитал думать о ней, как о Большегрудой. Очевидно, что у каждого человека своя точка зрения. Шибуки Ицуко была брюнеткой и «вечно второй» в банде. Фуруичи, который был другом, соучастником, «хвостом» Оги Тацуми, соответствовал её положению. Такие соображения не нравились Чиаки, и она держала их при себе. Ицуко уткнулась носом в плечо Фуруичи. — Генерал Оги-куна превосходит Огу-куна! — Ха-ха, я бы так не сказал... — он, будучи влюбчивым, выглядел польщённым вниманием девушки, и это ещё меньше понравилось Чиаки. — Эээ, Шибуки-сан, откуда вы, говорите, перевелись? — Из Святочертокаменской Академии! После того, как все хулиганы ушли, я обнаружила, что моё сердце отправилось вслед за вами, семпай. О, заткнись. Глядя на Аой, Чиаки всегда думала, что влюблённая женщина — самая милая вещь на свете. Но эта Женщина, подлизывающаяся к объекту её желания, не влюблена (ну да, Краснохвостки считают мужчин объектами: бьют их, если есть настроение, играют с ними из прихоти). По крайней мере, Чиаки не могла поверить в это. Её излишне приторное поведение совершенно точно нельзя было назвать милым. Она вела себя так только для того, чтобы подчинить и контролировать Фуруичи. Но Чиаки сильно недооценила, насколько сам Фуруичи был не против подчиниться. — Вы очень добры, Шибуки-сан... — Пожалуйста, семпай! Не так формально. Зовите меня Ицуко. — Гм, да... Ицуко-чан. Та хихикнула, а Чиаки ахнула про себя. За один ловкий ход Женщина намного больше сблизилась с Фуруичи, чем она. Ей потребовался почти целый год, чтобы уговорить его называть её Танимура-сан. Она так скромно ждала, когда он станет называть её просто Танимура, или хотя бы Танимура-чан, и вот её только что опередила собственная кохай. Просто позор! — Ицуко-чан, хочешь, я провожу тебя до класса? — Семпай, это так мило... Проводи, пожалуйста! Старшая школа Чёртокамня — слишком жуткое место для девушки вроде меня. Нэнэ, привычно сидевшая рядом с Чиаки, фыркнула, когда парочка скрылась из вида. С полным ртом рисового печенья она распалялась: — Мужчины такие свиньи. И почему, чёрт возьми, сеструха Аой взяла её в Краснохвостки? Смазливая слабачка. Но существовала причина, по которой они приняли её. Аой была справедливым лидером, при котором Краснохвостки защищали всех девушек; она и слышать не хотела, чтобы кого-то исключали. Ицуко находилась под защитой банды, хотела она того или нет. Чиаки тихо сказала: — Ты не думаешь, что Канзаки свинья. Нэнэ покраснела, но тут же парировала: — Конечно, я думаю, что он свинья. Но он свинья, с которой я могу мириться. Почему бы какой-нибудь девушке не заарканить Фуруичи? В этом и заключалась причина, по которой Чиаки не могла заставить Ицуко прекратить отираться вокруг её единственной настоящей любви. Как она, занимающая столь высокое место в иерархии Чёртокамня, могла заинтересоваться Фуруичи — человеком, который даже за себя не способен постоять? Если бы Ога Тацуми не присматривал за ним, ему на спину прилепили бы бумагу с надписью: «Я идиот, укради мой обед и оставь меня умирать». По-настоящему, только Ога заботился о дебиле, который выбрал следовать за ним в Старшую школу Чёртокамня вместо того, чтобы послушать здравый смысл и отправиться в более подходящую ему школу. Всё это время Чиаки сдерживалась из-за страха изгнания из Краснохвосток. Пусть их лидер, влюбившись, нарушила кодекс поведения и ушла из банды, это не значит, что остальные могут поступать так же. Но любовь Куниеды Аой оказалась безответной, и кто-то мог бы сказать, что это к счастью. (Серьёзно, способен ли вообще Ога Тацуми любить?) А теперь Чиаки, кажется, обречена на ту же участь: очевидно, Фуруичи не обратит внимания на невысокую девушку без третьего размера груди. Чиаки не знала, почему продолжала носить бюстгальтер. Это было совершенно бессмысленно. Даже в раздевалке она оставалась незамеченной среди поля цветов — одинокий кустарник без фруктов. Ладно, сомнительные метафоры в сторону, это было спорным вопросом. Всё сводилось к следующему: Чиаки ни черта не могла сделать с ничего не чувствующим к ней Фуруичи. Даже если она каким-то образом разделается с Женщиной — и её пальцы дёрнулись, чтобы достать оружие, — то это ничего не будет значить, потому что тот даже не смотрит в её сторону. Со сколькими соперницами ей предстоит столкнуться? Единственным разумным решением было поставить на нём крест прямо сейчас и избежать дальнейшей боли. — Чиаки, ты собираешься допивать сок? — Можешь его взять. Нэнэ допила сок и бросила тревожный взгляд на апатичное лицо Чиаки. — Ты в порядке? Ты едва прикоснулась к обеду. — Мне надо в туалет. Они отправились туда вместе, потому что даже хулиганки не ходят в одиночку. Сполоснув лицо холодной водой, Чиаки задала вопрос отражению Нэнэ в зеркале. — Какой у тебя размер груди? — 34С. — Нэнэ нахмурилась. — Ты из-за этого такая? Я же говорила тебе: А-чашечек нечего стыдиться. Многим парням нравится маленькая грудь. — Пожалуйста, не называй её маленькой. — Ах да. Миниатюрная. Я проклинаю день, когда твои родители отправили тебя во французский класс. И почему эта тема снова возникла спустя... пять месяцев? Такой перерыв. Я думала, ты преодолела это. Чиаки повернулась и вытерла лицо бумажной салфеткой. Ах ты, рыжая. — Я тебе уже говорила, эти бумажные салфетки не очень хороши для кожи... — Всё в порядке. — Нет, это не так! Когда ты так говоришь, это не звучит успокаивающе! Прозвенел звонок на урок, и Чиаки приняла импульсивное решение. — Давай прогуляем, — предложила она, и они направились на крышу. Сидя на надстройке, самой высокой точке школы, они смотрели на раскинувшийся перед ними плавящийся под солнцем город. Чистое голубое небо утомило их своей яркостью, поэтому они устремили свои взгляды вдаль, мимо грязных зданий и рек. Нэнэ вытащила пачку жевательной резинки и предложила её Чиаки. Они жевали в уютной тишине, никаких звуков не долетало до них, не считая гула школы и города. Ветер кружил несколько брошенных бумажек, и тут под ними открылась дверь на крышу. — Фуруичи-семпай, я так счастлива, что ты согласился пообедать со мной... Нэнэ была не самым чутким человеком в мире, но она была достаточно внимательна, чтобы заметить, как всё тело Чиаки просто застыло в панике. Фуруичи в ответ рассмеялся: — Ты такая энергичная, Ицуко-чан! Но... это действительно правильно? Не лучше ли тебе есть с друзьями? — Семпай не мой друг? Его ответ был настолько приторным, что Нэнэ закатила глаза. — Что за свинья. Абсолютное бесстыдство. Я с трудом могу понять, что сеструха Аой видит в Оге, но я ещё меньше понимаю, что Ога видит в Фуруичи. — Может быть... потому что он предан ему, — Чиаки попыталась защитить его, но её голос звучал неуверенно. — Определённо преданный, — продолжила Нэнэ. — Я видела, как он пялится на Хильду-сан. Даже невеста собственного друга не застрахована от этого. Нет, не свинья, скорее волк. — Может быть, он не может этого объяснить, — голос Чиаки внезапно усилился. — Может быть, это искушение, которому он не может противиться. Может быть, Оге просто нужен кто-то, кого он может защищать, и Фуруичи стал для него таким человеком. Может быть, потому что Фуруичи единственный, кто не боится говорить с ним. Нэнэ собралась возразить, но потом увидела выражение её лица и поняла, что это было сказано не для неё. Она продолжила слушать. — Разве не может быть так, что причина не нужна? Фуруичи, возможно, если дать ему шанс, может гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Под ними Ицуко кормила Фуруичи кусочком тушёной говядины. Чиаки отвернулась, выбирая небо вместо своих человеческих бед. Нэнэ была сильно поражена: она не ожидала от той настолько романтического откровения. Вспомнив все свои ехидные комментарии насчёт Фуруичи, она ощутила угрызения совести: как, должно быть, страдала раздражённая Чиаки. Несомненно, если кто-либо когда-нибудь заговорит с ней о Канзаки Хаджимэ в таком тоне, как она сейчас, это будет дерьмово. Поэтому Нэнэ взяла дело в свои руки и легко спрыгнула с надстройки на крышу, преодолев семь футов так небрежно, словно играла в классики. Ни Ицуко, ни Фуруичи не ожидали её увидеть. Было немного неловко, но Нэнэ проигнорировала это и сразу перешла к делу. Указав пальцем, она угрожающе сказала Ицуко: — Эй, врежь ему. Та была умной девочкой. Она повиновалась и отвесила Фуруичи две пощёчины, сделав паузу только чтобы с сожалением, душераздирающе улыбнуться ему, и быстро ушла. После ударов по лицу щёки Фуруичи покраснели. Обиженный, он потребовал ответа: — Что происходит, Оомори? — Ублюдок хочет знать, что происходит. Сначала проверь, нет ли кого рядом, а потом уже шуры-муры разводи, придурок! — Откуда же я мог знать? — он слегка ощетинился, а затем упал на колени в знак признания её превосходной логики. — То есть хорошо, хорошо. Но ты могла бы сказать что-нибудь и пораньше. — Мы ждали подходящего момента. Глаза Фуруичи расширились в замешательстве. — Мы? Нэнэ обернулась и крикнула вверх: — Чиаки, спускайся сюда и откровенно скажи, что ты думаешь об этом. Чиаки была смертельно напугана. Взглянув вниз, она спрыгнула и тут же поёжилась, потому что ветер приподнял её юбку. Фуруичи попытался отвести взгляд, но Нэнэ заметила это и сказала: — Эй, какого чёрта? Будь это кто-то другой, ты бы шею себе свернул, пытаясь заглянуть под юбку, но к Чиаки это не относится? В чём твоя проблема? Чиаки молчала, слишком смущённая этими словами. Нэнэ обернулась к ней и отметила, как мило она выглядит, ожидая оправданий Фуруичи. — Что ты имеешь в виду? Когда я смотрю, я огребаю, и когда не смотрю, я всё равно огребаю! Что же мне тогда делать? — Выбери девушку, чтобы смотреть на неё и встречаться с ней! — Нэнэ схватила Чиаки за плечо и вытолкнула вперёд. — Как насчёт этой? — Э? — Чиаки нехарактерно для себя пискнула и порадовалась, что никто не обратил внимания насколько сильно она покраснела. Солнце слало им тепло, пытаясь разбудить в их огрубевших сердцах хоть какие-то юношеские чувства. Фуруичи переводил взгляд с Нэнэ на Чиаки, пытаясь понять, кто из них большая шутница. Конечно, это не по-настоящему, наверняка такого рода вещи так не делаются, не решаются так легко. Что Нэнэ предлагает? Он делает Чиаки своей подружкой? Разве ему не нужно её разрешение на это? — Чиаки согласна, если что, — беспечно добавила Нэнэ. Чиаки в её руках воскликнула что-то неразборчивое, и Фуруичи смущённо взглянул на неё. — Эм... Танимура... это правда? Ты не против? Её сердце почти выскочило из горла, когда он произнёс её имя без «сан». Чёрт, да, это была правда. Она покивала головой, соглашаясь, и отвернулась, ярко порозовев. — О! Круто! Танимура, тогда ты погуляешь со мной? Ещё один кивок. Фуруичи кивнул и собрал остатки их обеда с Ицуко. — Я пойду отнесу их ей и скажу, что не смогу проводить домой. — Он мгновение поколебался. — Я же могу проводить тебя домой, верно? Кивать намного проще, чем высказывать свои мысли. Нэнэ закатила глаза и постаралась сохранить спокойствие, но Фуруичи был напористым любопытным парнем. — Танимура, скажи что-нибудь. Всё нормально, да? — Да, Фуруичи-кун. — Её голос не дрожал, и Чиаки была благодарна ему за это. Фуруичи ещё раз изучающе посмотрел на неё и прошёл мимо к двери. Нэнэ и Чиаки проводили его взглядом. Он остановился прямо за порогом. — И, знаешь. Так как я теперь зову тебя Танимура, ты не должна добавлять "кун" к моему имени. Даже после того, как он ушёл, улыбка, с которой он это сказал, осталась висеть в воздухе. Нэнэ обняла Чиаки. — Ух ты! Прямо сейчас Фуруичи был почти крутым. И это ты, Чиаки, пробудила в нём! — Нэнэ, это было страшно. — Чиаки уткнулась лицом ей в грудь. — Пожалуйста, больше не делай ничего такого. — Я больше не буду так делать, если ты усвоила урок. Независимо от того, что думают другие, если тебе нравится парень, то ты идешь и получаешь его. Сражайся за него, чёрт побери! Позаботься о своём размазне, Чиаки. — Он не размазня. — Вот это я понимаю, дух! Да. Да, это свершилось.