Преданная любовь

Их родители не разговаривают уже две недели. Даже слышать не хотят друг о друге. И хуже всего — они оба совершенно не понимают, почему. Идея пригласить родителей Кендалл на праздничный ужин и таким образом наконец-то познакомиться принадлежала его матери. И конечно, была воспринята с энтузиазмом. Еще бы, ведь Кендалл дома только и говорила, что о своем сорвиголове, а Кик не говорил ничего, но все время буквально сиял и почти не расставался с новыми наручными часами — ее подарком на первый месяц отношений. Он перестал даже реагировать на подколы Брэда, после чего тот, видимо, и сам пришел к выводу, что любовь — отстой. Естественно, когда все настолько серьезно, не познакомить своих родителей было бы просто невежливо. Но что-то случилось. Кик и Кендалл были не в курсе происходящего за ужином, поскольку за столом им стало скучно, и они уютно устроились в обнимку на диване в гостиной. Он смотрел очередной выпуск любимого шоу, она мирно дремала, склонив голову ему на плечо. Кендалл подумала тогда в полусне, что это, пожалуй, лучший вечер в ее жизни: удобный диван, бормотание телевизора, а рядом — тот, кого она любит больше всего на свете… Идиллию разрушили ее родители. Они были жутко злы. Они кричали, что ноги их больше не будет у этих варваров… и ее тоже. Кендалл до сих пор помнит взгляд Кика — ошеломленный и растерянный — когда их разъединили и ее потащили прочь. Вот так им и запретили встречаться. Чуть ли не железными заборами друг от друга отгородили. Ее отпускают только в школу, остальное время она безвылазно в своей комнате. Его дома не удержать, это хорошо известно, поэтому к нему приставляют Брэда, и тот добросовестно следит за младшим братом. Но чувства от такой жесткой изоляции совсем не угасли, скорее наоборот. Видеться удается в основном лишь на занятиях, однако даже и там они ограничиваются влюбленными жадными взглядами, боясь, что кто-нибудь донесет родителям. Единственной отрадой становятся мобильники. Кик носит свой повсюду, изредка отдавая подержать Гюнтеру, а Кендалл попросту прячет — отобрать у нее не успели. Благодаря этому они периодически обмениваются короткими сообщениями. Скучаю. Я тоже. Что нам делать? Что-нибудь придумаю. Обещаю. Люблю. И я тебя. Кендалл влетает в комнату взвинченная после очередной разборки с родителями, распахивает окно, впуская прохладный вечерний воздух, и падает на кровать, прихватив своего котенка.  — О Ханзель, — со слезами в голосе бормочет она, зарывшись лицом в мягкую белую шерстку, — ну почему они думают только о себе? Почему не хотят, чтобы я была счастлива? Почему мы должны страдать из-за их ссор? Ну и пусть бы не разговаривали, но нам зачем мешать? Мы всего лишь хотим быть вместе! Котенок лишь тихo мурлыкает, и Кендалл садится, отпуская его и яростно утирая лицо рукавом.  — Зря они вообще затеяли это знакомство, — бурчит она и тянется к мобильнику, чтобы проверить, нет ли новых сообщений. И в этот момент чьи-то теплые ладони закрывают ей сзади глаза. Ее сердце едва не выпрыгивает из груди, надежда, шок и радость смешиваются внутри в убийственный эйфорический коктейль. Она разворачивается и, не говоря ни слова, целует его — страстно, упоительно, словно утоляя давнюю жажду. Кик охотно отвечает, и по тому, как сильно он ее стискивает, Кендалл понимает, что его «Скучаю» было нисколько не преувеличено.  — Что ты тут делаешь? — спрашивает она шепотом, когда они находят наконец силы оторваться друг от друга.  — Странный вопрос, — кажется, если сравнить его улыбку и солнце, последнее заметно проиграет. — Ты оставила окно открытым, и я не мог не воспользоваться шансом.  — Ко мне могут зайти в любой момент!  — Ну и пусть, — он берет ее руки в свои. — Еще один «переписочный» день я бы просто не выдержал.  — И я, — Кендалл подается вперед, так, что их лбы и носы соприкасаются. На мгновение оба замирают, наслаждаясь долгожданным контактом, потом она продолжает: — Кик, надо что-то делать. Мы не сможем вечно от них прятаться!  — Знаю. И у меня уже есть идея.  — Какая?  — Их надо помирить!  — Что?  — Когда-то наши с Гюнтером родители серьезно поругались и точно так же нас разлучили. Мы думали тогда, что нашей дружбе пришел конец, даже пробовали искать себе новых лучших друзей… а потом поняли, что нужно всего-то помирить предков!  — И у вас получилось? — удивляется Кендалл.  — Ну да, как видишь, — Кик снова расплывается в улыбке.  — Но мы ведь даже не знаем, из-за чего они в ссоре!  — Значит, надо выяснить, — решительно говорит он.  — Сомневаюсь, что мои так просто об этом расскажут.  — Твои, может, и нет. А своих я все-таки расшевелю. В крайнем случае расспрошу Брэда, они наверняка ему что-то сказали, когда назначили моей нянькой.  — Твой брат тот еще баран, — Кендалл горько усмехается. — Не удивлюсь, если он специально не захочет говорить.  — Спокойно, — Кик ухмыляется. — У меня к нему свой подход.  — Тогда ладно. Я попробую что-то узнать у папы, он у меня поотходчивее.  — Отлично! Значит, решено!  — Подожди, а дальше-то что? Как мы будем их… мирить?  — Вот об этом я пока не думал, — признается он. — Наш с Гюнтером вариант вряд ли сработает, потому что твои родители не дружили с моими с молодости.  — Они должны понять, что нам плохо друг без друга, — твердо произносит Кендалл. — Что они ничего не добьются, удерживая нас взаперти. Нам надо воззвать к их родительским чувствам. Вот только как? — она озабоченно хмурится. Пару минут они молчат, сосредоточившись на вариантах примирения, потом Кик говорит:  — Ладно, посмотрим по обстоятельствам, — он гладит ее по плечам. — А сейчас мне лучше вернуться, пока Брэд что-нибудь не заподозрил.  — Постой, — Кендалл вцепляется в него, соединяя их губы в долгом прощальном поцелуе. Одним высшим силам известно, как ей не хочется его отпускать. Одна эта неожиданная встреча стала для нее настоящим глотком воздуха. Она снова почувствовала себя прежней, безумно желанной и счастливой. Способной абсолютно на все и даже больше. И этот последний (пока!) поцелуй она старается запомнить как можно лучше, запомнить вкус его губ, его руки, блуждающие по спине… Пусть им вновь придется надолго расстаться, но теперь у нее есть надежда. Они воссоединятся. Чего бы им это ни стоило.