Thousand Foot Krutch – Shook
Всего пару слов. Всего пару снимков. Всё, что ты так стараешься забыть, снова и снова преследует тебя. Всё, абсолютно всё, что ты стараешься забыть, напомнит тебе о себе, когда-нибудь. Запомни это, Николас Уайлд. Тебе не уйти от своего прошлого. Ты – хищник. И тебя будут ненавидеть только за то, что ты хищник. Тебя будут презирать только за то, что ты лис. Тебя будут унижать и презирать. И запомни, однажды, всё, что тебе дорого, будет разбито и уничтожено. Лису нельзя быть счастливым. И теперь ты хорошо запомнишь это. Ты будешь вспоминать об этом, когда будешь смотреть на тело той, что ты так доверял. Ты будешь облизываться, смотря на её нагое, окровавленное, мёртвое и уже бездыханное тело. И ты вспомнишь об этом, когда на тебя, уже дважды, нацепят намордник. И ты будешь лежать, сжавшись комочком, среди белых и холодных стен. И то пустое, не давящее чувство угрызения, которого ты не почувствуешь, когда будешь с упоением вспоминать свою крольчиху, которую ты растерзал. Ты будешь с возбуждением вспоминать, как ты вгрызался в её шею, бёдра, как ты не мог насытиться ей. Ты не будешь жалеть, не будешь убиваться. Ты будешь просто облизываться, снова вспоминая её вкус. Ты даже и не вспомнишь, что когда-то ты больше всего боялся, что ты своими собственными лапами растерзаешь хрупкое тельце лучшего друга. Или даже не так… Ты растерзаешь тело того, кто тебе поверил. Доверился. От этого ещё страшнее и ещё возбуждающе. Ты готов поспорить на свой любимый галстук, что давно готов наплевать на все стереотипы и, просто обняв её, сказать: «Если твоё дуло пистолета будет направленно на меня, обязательно выстрели. Если не сможешь, то я лично тебя растерзаю.» Тогда ты сказал бы это в некотором другом смысле, но сейчас, стоя и смотря прямо на эти изображения, смотря в эти дикие глаза, ты невольно представляешь, как, будучи ещё маленьким лисёнком, веря в то, что тебя примут в ряды «травоядных», был сцеплен точно таким же намордником. И ты невольно задаёшь себе вопрос: «А что, если я бы сейчас, прямо на этом месте, одичал и стал бы чудовищем, каким меня считали в детстве, не веря в мои слова, которые были правдой, считая ложью? Неужели, я и правда буду таким, каким меня представляли травоядные? И, неужели, я растерзаю того, кто поверил мне и стал моим другом?» У тебя вдруг что-то защемит. Ты проглотишь ком в горле и качнёшь головой. Ты закроешь глаза. И, вдохнув, попытаешься успокоиться. Ха, твоим мечтам о спокойствии не дано сбыться. Ты слышишь её голос. «Ну как, я справилась?» Откроешь глаза. Взглянешь на неё. «Хищники могут одичать и напасть на травоядных, да?» Спрашиваешь ты с безразличием, только ради утверждения. А в мыслях усмехаешься. Ты не даёшь ей шанса на ответ. «А если, например, я одичаю, а? Я ведь тоже хищник!» Сорвался. «Знаешь, тот баллончик от лис, что у тебя на поясе, я его сразу заметил.» На душе становитcя больно от осознания одного: «Скажи, ты меня боишься? Боишься того, что я, вдруг, сойду с ума и перегрызу тебе глотку, да?!» Начинаешь изображать из себя одичавшего дикого хищника. Она по рефлексу открывает «кошелёк» с баллончиком. Опускаешь руки. Тебе уже не нужно что–то доказывать. Всё и так видно. Твои глаза наполнены болью и отчаянием. Но там уже нет слёз. Это и так очевидно. «Так и знал…» Она уже хочет что-то ответить, но ты снова её прерываешь. «А ведь думал, что нашёл того, кто мне будет доверять и верить моим словам. А оказалось…» Кажется, она всё ещё хочет что-то сказать. Ты уже не слушаешь. Разворачиваешься. Тебе больно. Больно и до чёртиков противно. А ведь казалось, что наконец нашёл того, кто будет тебе доверять. Оказалось – ошибся, малыш. Открываешь дверь и уходишь. Уходишь, как можно дальше от этого места. От неё. Если ты всё-таки одичаешь, то пускай как можно дальше от неё. И пускай ты никогда не узнаешь, что этот баллончик она взяла только для того ,чтобы родители за неё не волновались так сильно. Ты уже не услышишь того, что она хотела сказать. А она не увидит слёзы в твоих зелёных глазах, переполненных отчаяньем. И пусть вы оба не узнаете того, что, ровно через два дня, вы спасёте мир. Вы не узнаете этого. Но вы поймёте это чуть позже, Ровно через два дня…