Ты явно изменилась, Грейнджер

— Если ты хочешь, чтобы я молила тебя о пощаде, то не дождешься, — усмехнулась Гермиона, направляясь в гостиную Гриффиндора. Драко не спеша шел за ней, испепеляя взглядом точеную девичью фигуру, еле проявляющуюся под складками темной мантии. — А чего я могу дождаться? — пытливо спросил он, наконец, отведя взгляд, который словно приклеился к хрупким плечам и идеально ровной спине. — Хорошей пощечины, — произнесла она, воодушевленно взмахнув руками. — Кхм… нет, спасибо, — сказал Драко, всеми силами подавливая веселую улыбку. Он сам не знал, что твориться с ним в последнее время. Не знал, почему не дает прохода ненавистной гриффиндорке, почему постоянно думает о ней и почему с такой же периодичностью смотрит на нее за завтраком, обедом и ужином. На уроках. Он с каждым днем ощущал себя все более несчастным из-за того факта, что Грейнджер не обращает на него внимания. Для себя Драко нашел лишь два способа решения этой проблемы: либо расположить ее к себе, перестав оскорблять драгоценных Поттера и Уизли, вежливо общаясь, делая подарки, шутя, либо взять ее силой. В смысле подчинить себе, а потом уже как судьба решит. Конечно, он не исключал вариант возможной их близости, но считал, что оставит это на десерт на какой-нибудь другой курс. Например, на седьмой. Безусловно ждать долго, но это того стоит. К тому же, Драко секс не интересовал, он хотел предложить Грейнджер стать его… девушкой? И то, что она полукровка сейчас уже ничего не меняет. Он Малфой, она лучшая, а Малфоям всегда должно доставаться самое лучшее — таков девиз его древнего рода, пришедший с ветхих страниц семейной истории. Конечно, второй способ решения наболевшей проблемы был легче. Но вдруг он только еще больше ожесточит ее отношение к нему, вдруг сам натравит на себя ее гриффиндорский огонь? Драко поморщился от мысли, что ему такой расклад событий наоборот понравился бы гораздо больше, чем сопливые совместные заседания на лавочках в Хогсмиде и робкие нежные поцелуйчики… нет, ну нежные поцелуйчики стоит оставить. Кажется. Кажется, он решил. Он станет ее кошмаром — Гермиона, Гермио-о-она… Эти унылые завывания уже стали для Рона привычкой, ибо в последнее время слишком часто приходилось вырывать подругу из ее смятенного состояния. Сначала парень ничего не замечал — Гермиона как Гермиона. Сидит и думает, должно быть, о домашнем задании в обыкновенной для нее форме. Но вскоре бесконечный поток мыслей, обуревавший девушку, стал настораживать рыжеволосого. Всегда чуткий и внимательный Гарри все чаще смерял Гермиону озадаченным напряженным взглядом. Несмотря на свои многочисленные проблемы, он всем сердцем хотел хоть как-то помочь подруге при любой удобной возможности, да, собственно, и не удобной тоже. Мальчишки были солидарны в том, что их подруге нужна помощь. За пять лет близкого общения и дружбы троица уже достаточно хорошо изучила друг друга: выражение эмоций, чувств, поведение в той или иной ситуации. Они считали своим долгом помогать друг другу и поддерживать в трудные минуты жизни, а в моменты счастья разделять радость. Именно поэтому мальчишки просто не могли сидеть на месте, сложив ручки. Они готовы были рваться в бой по одному только жалобному всхлипу Гермионы. Ох, Гермиона… их милая Гермиона. Ей нет цены — она их ангел. Растерзать, убить за нее. За эту кудрявую хрупкую девчонку, зачитывающуюся книгами и так искренне улыбающуюся. С этого момента они должны ни на шаг ее от себя отпускать, защищать и уберегать. — Пора на обед, — мечтательно произнес Рон, поглаживая себя по животу. — Тебе бы только поесть, — съязвила Гермиона, захлопнув книгу. — И вообще, сколько можно ходить на эти завтраки, обеды и ужины? У меня складывается впечатление, что они здесь вечно. Глазом не успеешь моргнуть, а уже в Большой зал идти. Гарри и Рон радостно переглянулись. — Очнулась… — выпалил Поттер. — Что? — Гермиона сурово сдвинула брови. — Что ты сказал? — Ты очнулась Гермиона, — с испугом повторил Гарри, а после чего спешно добавил: — от своих мыслей. Девушка облегченно вздохнула, откидываясь на высокую спинку красно-золотого кресла. — И впрямь. Что это я все сижу, да сижу? — задумчиво произнесла она, взметнув взгляд к потолку. И прежде, чем ребята успели что-то ей ответить, она радостно провозгласила, что сегодня после обеда пойдет с ними на тренировку по квиддичу… посмотреть, конечно — сама она до смерти боится полетов и всего, что с ними связано. И ее решение не обсуждается. Мальчики еще раз переглянулись и синхронно кивнули Гермионе, от чего та вмиг сделалась счастливой и светящейся. — Тогда идем на обед, — радостно ответил Рон. — Это хорошо, что ты решила расслабиться, Гермиона… Друзья вышли из гостиной. Где она? Где эта грязнокровка? Никакого разнообразия в его жизни. По-прежнему находиться в окружении своих пустоголовых… да их и друзьями-то не назовешь! А иногда так хочется с кем-нибудь поговорить, поспорить. С каким-нибудь умным человеком. С Грейнджер, например… с ней можно было хорошо провести время. Они бы могли стать друзьями… да, он уже не сопротивлялся своему тяготению к этой девушке. Утонченной, прекрасной, хрупкой, но такой сильной и мужественной. Преданной. Она же не бросает Поттера даже сейчас, когда сами гордые гриффиндорцы отвернулись от своего, можно сказать, предводителя, Золотого Мальчика. Когда Драко ужесточил свое отношение к нему, бросая едкие, кипящие ядом шуточки. О, троица пришла: разъяренный Потти по середине, и Уизли с Грейнджер по бокам. Рыжий кажется еще несуразнее, сгорбившись и держа парня под руку. Шатается. Кто-то сильно его разозлил. А Грейнджер… тонкие белые руки крепко сжимают предплечье Поттера, ненавистного Поттера. Почему она обнимает его, а не Драко. Малфой не один наблюдал за этой интереснейшей картиной — взоры почти всех факультетов были устремлены на вошедших друзей. За столами Слизерина и Гриффиндора особенно шумно: все перешептываются, тычат пальцами, хихикают. Кажется, один Малфой сидит неподвижно — он смотрит, как Грейнджер поглаживает тыльную сторону ладони Поттера. Нежно водит своими пальчиками по бледной коже этого мерзавца, а он смотрит на нее и улыбается. И успокаивается. И прикрывает глаза, но, что-то быстро шепнув, отворачивается к Уизли. А Гермиона грустно улыбается. Драко глядит на нее и молчит. Его толкают в плечо, в бока, в колено, но он по-прежнему исступленно рассматривает ее, каждую ее детальку. Это вошло в привычку — на уроках и в Большом зале искать взглядом Грейнджер в толпе красно-золотых и ждать. Может быть и она когда-нибудь посмотрит на него. Вдруг их глаза встретятся, и сверкнет искра несбыточных мечт, ударяя бешенным разрядом обе стороны. Да этого Драко хотел больше всего на свете!.. Обнимать ее, целовать, быть рядом, и чтобы она тоже также как и Поттера гладила его по руке, шептала нежные слова, прижимала к себе и обвивала своими прекрасными руками его шею. Чтобы порывисто стонала в сладкой истоме, вжимаемая им в стол, диван, кровать, пол… стоп! О чем это он думает?! Нет, нельзя! Она неприкосновенна! Она как божество для него, но она грязнокровка… глаза карие-карие… сволочь! Сердце бешено колотится, опять она обнимает треклятого Поттера, хлопает его по плечу и чуть сжимает рукав черной мантии. А какого черта он так смотрит на нее?! Мальчик-который-выжил привлекает ее к себе и гладит по непослушным суховатым кудрям… нет… Драко задыхается. Только не… нет, сука, отодвинься от нее, отпусти ее подбородок. Даже не приближайся к ней! Еще два сантиметра между их лицами, и шаткий мир Драко разрушится. Медленно, так медленно. Она прикрывает глаза, черные ресницы дрожат. Он шарит по ней руками, спускает их на талию… и Драко с грохотом вскакивает из-за стола, брезгливо освобождаясь от Пэнси, заключившей его в кольцо своих объятий. Все оглядываются, таращат свои глазенки. Макгонагалл разворачивается и с непониманием смотрит на него. Кажется, мир останавливается в тот момент, когда гриффиндорка поворачивается и смотрит на Драко… она понимает, черт! Легкая усмешка на ее губах сменяется всепоглощающим изумлением. Нет, он ее не простит. Они друг другу никто, но он ее не простит. Больно, больно, ужасно больно… так по-настоящему больно, как не было никогда. Сердце словно режут ножом, точа ржавое лезвие об ребра. Тошнота подступает к горлу, соленый привкус. Пнув лавку, он делает два медленных шага назад и уже быстрее бежит к выходу. Сволочь, какая сволочь, на глазах у него! Целоваться с его врагом, своим другом. Они по разные стороны баррикад. По разные стороны жизни. Все его мечты разлетаются в пух и прах, мечты о светлом будущем с грязнокровкой, будущим без войны. Он один из немногих прекрасно понимал, что Темный Лорд вернулся. Пусть эти сопляки из Министерства говорят, что хотят. Но его семья и Поттер знают правду. Еще несколько Пожирателей Смерти. Знают правду. Он думал, что избежит этого с Грейнджер, никуда не отпустит ее. Да он сам готов был сражаться за нее на стороне света. Пробиваться в ночи в поту с палочкой в руках. Пряный запах темноты. За нее. Сделать ее своей женой. Не отпускать ни на шаг, целовать ее чувственную шею, чтобы она улыбалась ему, как единственному для нее в мире человеку. Он бы чувствовал себя настоящим мужчиной рядом с ней, защитником. Представителем великого рода Малфоев. Он хотел гладить ее тело руками, целовать ноги и сжимать плечи… прикусывая. И в прикусе ощущать вкус ее кожи. До крови вскрывать вены ради нее… если это будет нужно. Холод, холод лег на душу, обволакивая, его дыхание станет ледяным. Тончайшая ледяная пленка облепляет сердце и сжимает, сжимает, сжимает. Душит все внутри него, облизывая багряные от крови руки. Раздирает когтями внутренности, соскабливая боль. Черт, что так мерзко?.. — Драко? Она. Она догадалась, она всегда догадывается… он смотрит на нее, будто видит впервые. Как на сумасшедшую. — Драко… «Заглохни, молчи, пожалуйста, молчи, не давай мне слышать твой голос!» Шаг к нему. — Драко… «Нет, дура, нет!» — Драко… — Грейнджер, тебя что, заело?! Не произноси мое имя, иначе оно станет мне противно! — голос не его, Люциуса. На автомате произносить слова, когда хочется прижать ее к себе, зарыться пальцами в эти лохматые каштановые волосы. Ощутить дрожащие прикосновения ее пальцев на своей голове, плечах, спине. — Драко, это не ты, ты не так чувствуешь… я вижу. Что? Его словно оглушили, ударили Круциатусом. Он посмотрел ей в глаза. Миг, один лишь миг, и она начинает двигаться к нему. Невесомые тени на каменном полу уже почти соприкоснулись. Словно его и ее тень — не часть их души. Другие люди, должно быть, счастливые, они рядом друг с другом… и тут его осенило — они с Грейнджер стоят в паре шагов друг от друга… еще один удар по голове, на этот раз Авадой. Его выдержка умерла. — Грейнджер… — Малфой… — Грейнджер… — он опустил плечи, принимая боевую позицию. — Ты, — дрожащий отстраненный голос, — ты… моя. — Я знаю. — Что? — что? Она смеется? — Что ты сказала? — Я знаю… — кажется, боится. Его словно ударили тупым предметом по голове. Зачем, ну зачем он сделал шаг к ней? Нет, этого не может быть — он спит. — Грейнджер?.. — Твоя. Да заткнись уже! Все так просто, ты думаешь, все так просто? — Не шути со мной, Грейнджер… Но она не отвечает. Глотает ртом воздух, а он оказывается рядом, вздергивает пальцами ее подбородок и смотрит в глаза. Чертовы медовые глаза! Утонуть в них сейчас же… с удовольствием. — Ох, Грейнджер…