Зверомор

Зебры не очень любят, когда кто-то сравнивает свою жизнь с их природным окрасом, — мол, есть чёрная полоса, а вот есть белая. Некоторые из них связывают это с парой сугубо философских причин. Первая: полосы есть только одного цвета — белые или чёрные, и важна лишь контрастная подложка под ними. Вторая причина была достоянием исключительно зебр: каждая полоса у них была уникальна — они могли узнавать друг друга по ним. Молодая зебра-уборщица, сидевшая за столиком Конгломерата, разглядывала лапу, на ладони которой было три мощных копытца, а с её глаз капали маленькие слезинки. Она смотрела на свой чёрно-белый покров и аккуратно водила пальцами по белым полосам, будто она только что потеряла их навеки. Вокруг, не обращая на неё внимания, расселись разнообразные хищники. Уборщица совершенно не боялась их: у неё и повода для этого никогда не было, а абсолютно бóльшая часть бойцов была с ней как минимум вежлива и обходительна, иные даже пытались с ней заигрывать. Однако сейчас с ней никто не пытался даже заговорить. Да и сама она не горела желанием вступать в диалог. Впервые, когда Ивейн волею судеб оказалась в организации, она отметила для себя, что в столовой, где она проводила бóльшую часть времени, царила полная, гнетущая тишина. Если кто-то клал на тарелку вилку и нож, то звон раздавался на весь зал. Медведь за прилавком, разливающий кашу по мискам, был самым шумным, и то — старался делать это как можно тише, не гремя половником в кастрюле. Как бы этого ни хотели звери — есть чёрные полосы, а есть белые. В обычных ситуациях спасало лишь одно: не всегда и не у всех эти самые полосы пересекались — можно было найти поддержку у других. Но сегодня ситуация была далеко не стандартная, и поддержки искать было не у кого. Чёрная полоса, будто мазут, затопила весь Конгломерат. Это сказывалось во всём: от обыкновенной физической усталости тех, кто гнался за безумной крольчихой, координаторов их действий, до даже обоих водителей «Бронелома», которые всю ночь трудились, затаскивая и перетаскивая всех, вернувшихся на базу. Кончалось это всё усталостью моральной тех, кто переживал о том, что сегодня утром в Конгломерат вернулось на одну машину меньше, не говоря уже о том, что могли сделать две огромные бомбы. В эту ночь мало кто смог уснуть после того, как всю базу подняли по тревоге, и молодая зебра не была исключением. Узнав, что в Городе произойдёт теракт, она первым делом вспомнила тех, кого она там оставила, решившись заработать здесь чуть больше, чем в любой городской забегаловке. Раньше ей приходилось работать в прачечной «У мышки Дори», но зарплата её не устраивала. Более того, её вечное бухтение о том, что политика Города насчёт хищников оборачивалась для них убытками, заставило директора местного филиала, лично знакомого с Теодором, прислушаться к ней, и в итоге он как бы в шутку устроил её сюда — в Конгломерат, где она и осталась. Сейчас зебра думала о родителях и младшем брате, которым она регулярно посылала всё своё жалованье. Что с ними случилось? Выжили ли они, или погибли? Ответов не было, и это мучило сильнее всего. Неопределённость. Хотя в неразберихе в Городе она бы узнала не больше, а то и меньше. Здесь в деньгах она не нуждалась: хищники кормили, одевали и обеспечивали её крышей над головой даром в обмен на довольно простые услуги уборщицы и работницы кухни. Но сейчас абсолютно все пребывали в полном и кромешном неведении. Огромные цифровые часы на стене столовой показали восемь утра — ровно в это время в Конгломерате всегда и закипала жизнь. На тренировочные площадки выходили молодые рекруты и ветераны, открывались классы с лекциями — много чего происходило. Но сейчас не произошло ровным счётом ничего. Конгломерат попросту терял своё время. Несмотря на время завтрака, никто в столовой не проявлял к еде ни малейшего интереса. Вместо этого взоры были прикованы к нескольким телевизорам, которые обычно транслировали новости травоядных. На экране были лишь немногозначные помехи, а звук, заботливо поставленный кем-то на минимум, выдавал лишь противное шипение. Никто до сегодняшнего дня ничего подобного не видел, и все понимали, что это может значить лишь одно: катастрофические проблемы в Городе, с которыми в истории никто и никогда не сталкивался. Несмотря на то, что многие бойцы прошлой ночью принимали участие в погоне, достоверно не было известно почти ничего; Конгломератом впервые правили слухи. Одни говорили, что крольчиха подорвала себя в Городе; другие утверждали, что Карбон таки настиг её вне городской черты, после чего всё и произошло. Известно было лишь одно: взрыв состоялся. А также то, что Карбон в крайне тяжёлом состоянии доставлен к доктору Нитри. Судьба же Кос и Атласа оставалась неизвестной, но все уже заведомо признали их погибшими. В другой части базы, в своём роскошном кабинете, эту же картинку созерцал лидер Конгломерата. Теодор развалился в кресле, жёлчно глядя на экран и прихлебывая из стакана, явно не рассчитанного на лиса, в котором пузырилось несколько таблеток обезболивающего. Бумажный же стаканчик, в котором лежали две круглые пилюли снотворного, уже не казался ему столь необходимым. Ямал и вернувшийся Маути уже волновались, не слишком ли это большая доза для него. Никакой связи с Городом. Никаких новостей. Ничего. Даже сама идея сунуться в Город попахивала суицидом после того, что там натворила одноухая бестия. Это понимали все без исключения. Оставалось лишь одно: телевизор, но молчал и тот. Несмотря на то, что с момента взрыва прошло более пяти часов, вещание так и не восстановили. Никто из присутствующих не мог даже представить, что же такого могло случиться, раз всемогущие боссы теле- и радиоэфира не смогли заставить хоть кого-нибудь восстановить это дело в самые кратчайшие сроки. Неожиданно для всех серые помехи дёрнулись и переключились на статичную калибровочную заставку. Кто-то в столовой тут же схватился за пульт и быстро прибавил звук. Картинка сменилась светло-синим экраном, на котором было написано крупными белыми буквами: «Специальное экстренное сообщение». Секунд через пять экран показал обычную студию информационного агентства. Перед этим не последовало никаких заставок, музыки и прочей эфирной отбивки. Вместо этого камера сразу переключилась на мордочку симпатичной окапи, которая была одета в иссиня-чёрный деловой костюм. Все в Конгломерате отлично знали, кем она была: ведущая вечерних новостей. Её звали Орпа Ли Шелл. Обычно невозмутимая и серьёзная, не позволяющая себе даже улыбки в эфире, сейчас её глазки нервно бегали из стороны в сторону, иногда устремляясь куда-то вниз. Никто из зрителей не знал о том, что она глядела на мобильный телефон. Наконец-то она выдохнула и успокоилась, по привычке уставившись в телесуфлёр, и начала зачитывать подготовленный текст: — Этой ночью наш Город стал жертвой беспрецедентного, жестокого, бессмысленного акта ненависти. По последним данным, взрыв прогремел в два часа тридцать минут. Целью атаки было здание Управления Специальными Службами. В зоне поражения, по непроверенным данным, находилось от пяти до семи тысяч граждан. В результате террористической атаки высотное здание было уничтожено. Обрушение небоскрёба вызвало цепную реакцию. Помимо непосредственной цели атаки было также уничтожено несколько жилых зданий в районе штаба. Окапи снова глянула на мобильный телефон, лежащий на бёдрах, и посмотрела в камеру. — Следующие кадры, полученные нами с места происшествия, могут шокировать. Мы убедительно просим всех женщин и детей, а также впечатлительных зверей не смотреть следующий материал. В этот момент эфир переключился на трансляцию с вертолёта. Однако понять, что снимает камера, можно было не сразу. Всё пространство, обозримое в экране, было заполнено монотонной массой бетона, кирпичей, стекла и прочего, теперь уже, мусора. В нем копошились звери, которые с высоты выглядели как муравьи. Тут же была тяжёлая техника для расчистки завалов. То и дело и там и тут можно было заметить кровавые дорожки, протянувшиеся с завалов к дорогам. Что самое главное — как ни старался оператор, но он не мог не показать, как хищные звери, наравне с травоядными, помогали расчищать завалы. Кто-то махнул перед камерой лапой, и, судя по движениям, оператор собирался перебраться на другой борт вертолёта. Но картинку тут же сменили чистой и ухоженной студией. После короткой паузы Орпа Ли Шелл продолжила читать текст, но уже по бумажке. — Для разбора завалов и поиска пострадавших и погибших привлечены все специальные службы Города: от полицейских до пожарных. Организаторы спасения убедительно просят всех жителей Города оказывать любую посильную помощь и передать в пользование любую имеющуюся технику, которая может в этом помочь. Также сообщается, что в районе крушения отключена система дистанционной зарядки ошейников хищных зверей. В остальных частях Города система функционирует без перебоев… Она не договорила. Неожиданно эфир нарушил телефонный звонок, и, несмотря ни на какие нормы телевещания, Орпа конвульсивно схватила сотовый, приложив его к уху. Примерно через пять секунд она разжала мертвенную хватку, в которую был заключён телефон, и тот выпал, разбив экран о стол. Вместо той, чьего звонка она ждала, с её номера раздался совершенно чужой голос. Голос, сказавший то, что навсегда разрушило жизнь молодой и перспективной ведущей теленовостей: «Мы извлекли вашу дочь из-под завалов. К сожалению, мы уже ничего не могли сделать. Примите мои соболезнования, мэм». Орпа уставилась в камеру невидящим взглядом; её плечи начали судорожно дергаться, а более-менее размеренный голос сменил истошный вопль отчаяния. — Ке-е-ейт! Не-е-ет! Нет! Нет! Нет! — протяжно завыла она, заливая слезами белоснежную блузку и пытаясь утереть их. Но вместо этого окапи размазала аккуратно уложенную тушь, придав себе абсолютно потрёпанный вид. Перед тем как картинка сменилась на заставку, все могли увидеть, как к ведущей бросились несколько гримёров, но она, оттолкнув их, сорвалась с места и убежала с вида камер. Трансляция вновь переключилась на вид с вертолёта. Плавно водя камерой по руинам, оператор неожиданно остановился на нескольких спасателях — слонах, которые раскидывали бетонные валуны. Очевидно, что они пытались достать из-под завала какого-то выжившего. Можно уже было увидеть, как из-под обломков к свету тянулось баранье копытце. Судя по всему, барашку просто повезло: он оказался под двумя удачно упавшими бетонными балками, которые и удерживали остальной вес обломков над ним. Слон просунул лапу, пытаясь расчистить путь к свободе изнутри. Он начал энергично выгребать мелкие осколки бетона, мебели и стекла, не опасаясь за свою плотную, толстую кожу. Он работал крайне усердно, прилагая все силы, и, видимо, это его и сгубило, — вероятно, он случайно выбил опору, на которой держались балки, и те сложились как домино, погребая незадачливого спасателя и барашка. Кровь из раздавленной головы слона брызнула на его коллег. Раздались чертыхания кого-то сзади камеры, скорее всего оператора, и съёмка вновь вернулась в студию, где вместо разревевшейся окапи уже сидел спокойный, одетый в траурный костюм бобёр. Он сухо подобрал какие-то бумаги и с непричастным видом продолжил эфир. — Число погибших продолжает возрастать, уже известно о более чем пятистах жертвах. Первый городской стадион обустроен под временный морг, куда доставляются тела погибших. Количество пострадавших стремительно растёт — больницы не справляются с нагрузкой. Полевой лагерь для оказания первой помощи был развёрнут на Площади Свободы. Врачи также напоминают, что им срочно необходима донорская кровь всех видов зверей. Мобильные пункты сбора также развёрнуты по всему Городу. От лица нашей телекомпании мы убедительно просим всех граждан оказать любую посильную помощь. Картинка снова сменилась. На этот раз оператор залез на фургон телекомпании и снимал оттуда такое, что могло показаться кадрами из фильмов ужасов. Даже те, кто бывал на городской площади раньше, не смогли узнать её: почти всё её пространство занимали раненные, искалеченные, истекающие кровью граждане, между которыми молниями носились звери в испачканных белых халатах. Пострадавших выкладывали рядами прямо на асфальт: их было так много, что даже огромная площадь не могла вместить в себя всех нуждающихся. Многие звери истекали кровью, которой было так много, что местами она буквально ручьями стекала в ливневую канализацию. Организация хромала на все четыре лапы: ни один врач не задерживался у больного дольше, чем на несколько секунд, после чего сразу же мчался к следующему. Многие не дожидались помощи: санитары и помощники из граждан Города оттаскивали трупы в сторону, где их бесцеремонно складировали в обычных самосвалах. Сверху, на кабинах этих машин, стояли звери в костюмах химзащиты, лопатой закидывая тела каким-то белым порошком. О тишине не могло быть и речи: площадь ревела на тысячи голосов зверей, сиренами, двигателями… Но кому-то всё-таки удавалось выжить. В основном тем, у кого травмы составляли длинные, глубокие порезы, оставленные выбитыми взрывной волной осколками оконных стекол. Тем, кому «повезло» оказаться ближе к эпицентру взрыва, уделяли самое пристальное внимание: иногда, для особых случаев, врачам даже приходилось разбирать на органы тех, кому они помочь уже не могли: мёртвых, но держащихся на аппаратах. Выкроить для своих нужд стерильную операционную удавалось далеко не всем. Некоторые не дожидались своей очереди. Всё происходило дико и хаотично — не было никаких бумаг, подписей, уговоров. Если кто-то сопротивлялся лечению, то его уводили силой. Если кто-то пытался вмешаться с какими-то законами, то его могли избить. Война списывала на нет абсолютно все расходы. Последним, что показал оператор, был огромный грузовой длинномер, заехавший прямо на площадь. В таких зачастую привозили пострадавших, но в этот раз выскочивший из кабины водитель, открыв створки грузовика, поднял вокруг себя небывалый ажиотаж: фармацевтические компании, без единого уведомления сверху, добровольно опустошили свои склады и привезли всё, что у них было, на помощь. Деньги? Деньги больше не играли роли в этом мире. Можно было сунуть хоть целую пачку купюр в карман доктору, но даже так он не задержался бы у пациента дольше, чем на минуту. Изображение на экране снова сменилось на телеведущего. Судя по всему, он тоже видел всё, что происходило: рядом с ним можно было рассмотреть лёгкий кумар табачного дыма, а его нижняя челюсть подрагивала. Однако он не растерялся: профессионализм задавил в нём эмоции, и продолжил: — Родственников зверей, находившихся во время взрыва на месте трагедии, власти Города просят пройти в Госпиталь или же на Стадион для опознания. Мы также напоминаем, что любой гражданин, имеющий медицинское образование, может помочь с оказанием помощи в Госпитале, а также то, что из неравнодушных зверей формируется Добровольческая Бригада Спасения. От лица телекомпании, мы призываем всех имеющих возможность оказать посильную помощь. Остальных мы просим не покидать своих домов и сохранять спокойствие… Он начал было перебирать какие-то бумаги, будто не зная, что говорить дальше, и на несколько секунд в эфире воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая шуршанием бумаг на столе у бобра. Однако внезапно в кадре показалась деловито одетая лань, положившая на стол перед ним новый листок. Бобёр поблагодарил её и мигом прочитал текст, что было видно по его глазам. Отложив лист бумаги, он снова посмотрел в камеру. — Мы ещё раз напоминаем, что впечатлительным животным, беременным и кормящим женщинам, детям и подросткам смотреть нашу сегодняшнюю передачу не рекомендуется. В нашу телекомпанию только что с пометкой «Молния» пришла любительская запись момента взрыва. Мы покажем её в эфире без предварительного утверждения. Источник, отправивший нам эти кадры, пожелал остаться анонимным. Экран сменился на любительскую запись дрожащими лапами с мобильного телефона. Начиналась она довольно мирно и даже хорошо: под дождём по ночному Городу прогуливалась изящная, стройная газель, одежда на которой из-за дождя очень откровенно облепила её тело. Видимо, оператор преследовал цель показать подругу, но вместо этого их ночную прогулку прервал грохот взрыва, от которого у камеры выключился микрофон. Оператор устоял на своих ногах, а его подружка упала на мокрый асфальт, беззвучно крича и показывая куда-то в сторону трясущимся копытом. В кадре наконец-то появилось само здание УСС, которое уже падало на Город, ровняя с землёй все жилые здания, которые оказались у него на пути. Огромные клубы пыли поднимались в воздух, но тут же прибивались к земле дождём; не было понятно совершенно ничего, но вдруг кто-то дёрнул оператора за локоть — в кадре снова показалась газель, всю мордашку которой заливала багровая кровь, — видимо, из-за упавшего на неё осколка окна. Запись прервалась и остановилась на кадре с раненой мордашкой газели. Две секунды, которые она красовалась на экране, могли показаться зрителям вечностью, но после этого картинка вновь сменилась на чистую и стерильную студию, успев показать, как ведущий тушит в подставленную для него пепельницу коричневую сигарету. Он сделал ещё какие-то объявления, но Теодор его уже не слушал. Эфир снова переключился на какую-то свинью в разодранном грязном платье, которая, судорожно жестикулируя, с дёргающимся глазом, прерывающимся голосом рассказывала что-то о сильном взрыве, громком шуме рушащихся зданий, темноте и раскидывалась благодарностями в сторону спасателей и других служб Города. А за её спиной продолжали нести носилки с телами, накрытыми тканью. Мраморный лис, сложив перед собой лапы, мрачно глядел на экран, а у дверей тихонько замерли Ямал и Маути. Тигр выжидающе поглядывал на босса, а пантер смотрел куда-то мимо Теодора, ожидая приказа. Он никогда не считал себя экспертом по тёркам с Городом и просто ждал решения главы. Эффективность полоумной крольчихи была просто ошеломляющей: никто просто не мог предположить такого количества жертв. Кос учинила кровавый дебош в Городе. И теперь, даже по самой примитивной «теории игр», — их ход. И Тео напряжённо прикидывал возможные действия властей Города. И чем дальше прикидывал, тем меньше они ему нравились. Наконец Тео, потянувшись, цапнул стакан со стола. — А знатно, знатно эта одноухая тварь нас подставила! — цокнув языком, качнул он головой. — И что теперь делать? — тигр выжидающе смотрел на босса. — Они абсолютно точно захотят войны… — алкогольно-заторможенно, хмуро кивнул Тео. — Бьюсь об заклад: такого случая эти уроды не упустят! — Надо готовиться… Теодор глубоко вздохнул, соглашаясь с Ямалом. — Поднимайте наших… — потирая лоб, приказал наконец мраморный лис. — Предупредите всех — это не учения. Они к нам придут. Отзовите дальние патрули и разведчиков. — Сэр? — осторожно встрял Маути. — Думаете, всё настолько серьёзно? Тео перестал растирать лоб и раздражённо покосился на пантера. — А сам как думаешь?! — рассерженно спросил он. Ямал со снисходительной усмешкой покосился на затихшего Маути. — И разузнайте, что там с Атласом и этой одноухой мразью! — злобно прорычал лис. — Одноухой? — тигр перестал улыбаться. — Она же взорвалась! Мраморный лис качнулся на стуле, скрывая морду в лапках. — Да хоть в каком виде! Она будет лотом номер один на торгах с Городом. Поэтому — ищите её! Командиры дружно кивнули и покинули кабинет главы Конгломерата. Тот покосился на таблетки, оставленные для него доктором Нитри, но вдруг краем глаза зацепился за экран телевизора. Рядом с мордой бобра показывали довольную морду оленя, улыбающегося для предвыборной компании. Лис сделал звук чуть погромче. Деловитый бобёр пояснил зрителям: — Мистер Август Принс Форест, мэр Города, записал обращение к гражданам. Просим Ваше внимание на экран. На экране, на фоне белоснежных мраморных колонн собственного семейного поместья, появился почтенного возраста олень с гигантскими рогами в строгом костюме, но без галстука. Никакой трибуны ему организовать попросту не успели, поэтому он взялся за микрофон, подняв копыто в предупреждающем жесте, и только после этого начал говорить: — Граждане и гости! Всем, от мала до велика, от серой мышки до слона. Я обращаюсь ко всем вам. В наш Город пришел террор. Как это не прискорбно, но доказательства того, что эта трагедия является результатом спланированной и тщательно подготовленной атаки, — слишком однозначны. Я, как и все вы, скорблю о погибших. Моё сердце с пострадавшими, со вдовами и сиротами, с каждым, кого коснулась эта трагедия. Мысленно я с каждым жителем нашего Города. Цель этого беспрецедентного акта жестокости — посеять смуту в наше общество, влить страх в сердца наших граждан, разрознить нас, ослабить наше единство. Но у преступников ничего не получится. Сегодняшний день показал нам, что мы должны быть едины, как никогда не были до этого. Мы должны быть сильны и непоколебимы. Этот террористический акт — знак того, что наши враги боятся, и того, что мы всё делаем правильно. Так выпрямим же мы наши спины, очистимся от страха и сомнений. Ведь только так мы сможем выстоять. Рассмеёмся же в лицо опасности. Лучшие агенты Управления Специальными Службами уже приступили к поискам виновных. Служба Контроля Хищников усилила меры безопасности в несколько раз. Ведь нет сомнения, что только эти кровожадные убийцы способны на такое. Ровно как и в том, что справедливость огненным мечом достигнет каждого, кто причастен к этой трагедии. Такие преступления не имеют срока давности. Никто и никогда не будет забыт. Те, чья кровь пролилась в эту ночь, — это мученики справедливости. Олень сделал небольшую паузу, замявшись. Он действительно любил этот Город и переживал случившееся как личную трагедию, хотя никого из его окружения этот ужас и не коснулся. Из его глаз потекли настоящие, искренние слезинки. — Я же… — его голос дрожал, — принимаю всю вину на себя. Я не справился со своими обязанностями. Не смог защитить вас. Предотвратить эту трагедию. Когда я пришёл на этот почётный пост, то пообещал, что принесу благополучие, процветание, безопасность в каждый дом. Я не оправдал Ваших ожиданий. Я позволил случиться непоправимому. Но я не бегу от ответственности. Покидая пост мэра, я не признаю поражения. Я лишь понимаю, что Вам нужен более мудрый правитель. Знайте, моя отставка — не жест слабости, а проявление благоразумия. Я подписал прошение об отставке. Мои полномочия закончатся в двенадцать часов пополудни, когда будет назначен временно исполняющий обязанности на посту Мэра Города. Решение уже принято, и смысла повлиять на его изменение — нет. Спасибо. Олень поспешно развернулся и скрылся в фамильном поместье под вспышки фотоаппаратов и крики журналистов. Теодор выключил телевизор и откинулся на кресле, прикрыв глаза. Он предполагал, что такое может быть и что такое обязательно случится на политическом поприще, но чтобы так быстро — он даже не представлял. Правила игры менялись на ходу, и мраморному лису оставалось лишь подстраиваться под них, несмотря на то, что он пытался изменить их под себя не один год. Но думать об этом он сейчас не мог. В организме боролись алкоголь, успокоительные, болеутоляющие и другие вещества. Он ещё раз наклонился к селектору и коротко ударил по кнопке, ничего не говоря. Двери открылись, и внутрь просунулись два белых медведя. — Идите спать, ребята. Завтра предстоит тяжёлый день. Стоик и Вал синхронно кивнули боссу и покинули пост. Теодор прижал на столе другую кнопку, и двери в его кабинет дёрнулись с гулким металлическим стуком — по всему периметру сработали мощные электромеханические замки, надёжно запирая лиса в гордом одиночестве. Он быстро избавился от костюма, но устраивать на вешалке не стал - просто бросил на стул. Через небольшую потайную дверь, которая открывалась от его отпечатка носа, он проскользнул в совсем маленькое, уютное помещение без окон и дверей. Всего две комнаты: ванная и спальня. В первой он аккуратно постелил перед унитазом полотенце, встал перед ним на колени и, выдохнув, выпил стакан солёной воды. Не прошло и нескольких секунд, как организм отторг её, а заодно и содержимое желудка. Теодор тщательно прочистил его, насколько это было возможно. Напивался воды, а потом снова и снова блевал. Лишь когда он ощутил сосущую пустоту, то вернулся в кабинет и взял картонный стаканчик с двумя таблетками от заботливого доктора Нитри. Опрокинув их в пасть, он запил прохладной водой из-под крана и рухнул в маленькую круглую постельку с высокими бортами, где свернулся пушистым клубочком. Спать ему предстояло очень недолго, но он хотел воспользоваться любым моментом для сна. Лис уже больше ничего не мог сделать, но прекрасно понимал, что, пока он спит, жизнь продолжает бить ключом и в мире обязательно происходит что-то очень для него лично и для всей созданной им организации важное. Повлиять он на это не мог. Мог только представить, вообразить, помечтать. Но то, что происходило в этот момент в семейном поместье Форестов, глава которых занимал пост мэра, не мог предположить даже мраморный лис. Мэр вышагивал по лакированным доскам элитного паркета своими ухоженными копытами. Мистер Август Форест был спокоен и хладнокровен, как профессиональный политик, уверенный, как никогда, в том, что он поступил правильно и ровно так, как это требовалось. Но не только лишь потому, что он сам этого хотел, нет. Олень подумал об этом, как только проснулся от звонка тревожного телефона, полученного по линии экстренной связи, но то, что это произойдёт настолько быстро, он не знал. Меньше часа назад у заднего подъезда особняка остановился неприметный чёрный фургон. Открыв сдвижную дверь, он исторг из себя зверей без морд, в глухих чёрных шлемах с пуленепробиваемыми забралами и мощным вооружением. Можно было судить по движениям, что это были хищники: они передвигались на полусогнутых лапах и, несмотря на ботинки, ступали мягко и почти бесшумно. Их было совсем немного: двое здоровых и один поменьше, который, несмотря на размер, вёл себя как командир. Они не пытались штурмовать его здание, не пытались угрожать его личной охране. Они подошли к запертой двери и позвонили в дверной звонок, вызывающий дворецкого. Подошедший пожилой баран попытался вызвать охрану, но, как только получил по зубам прикладом автоматического дробовика, перестал сопротивляться. Август наблюдал всё это у себя в кабинете — уже одетый как положено — с дымящейся чашкой кофе, через систему видеонаблюдения, выведенную на монитор его компьютера. Он точно знал, кто это такой и что ему нужно. Он даже не утруждал себя тем, чтобы встать и встретить этого незваного гостя. Тот сам знал, куда идти. А уже через час, перед камерами, олень делал заявление об отставке. Вернувшись в кабинет, он закрыл за собой дверь. Внутри его ждали лишь с хорошими новостями. В углу справа стоял маленький командир без шлема: над его головой торчали треугольные уши, которые могли принадлежать только плотоядному зверю, а голубые глаза, прищуренные до тоненьких щёлочек, хищно блестели в темноте. Амбалы в шлемах стояли слева и справа от двери, будто почётный караул, но Август не обратил на них никакого внимания. Он знал о них всё, что следовало: расходный материал, но при этом — безупречные бойцы. Все трое в комнате носили специальные ошейники для хищников, сделанные по особому заказу: на них не было ни одного светодиода, который мог бы выдать их в темноте. Он даже знал, как они называются: Отряд Специального Назначения «Охотники». Олень сделал шаг вперёд и посмотрел на стол. Он пришёл именно к нему — тому, кто сидел на маленьком кресле, сделанном под его размер. Его в своих лапах принёс главарь «Охотников», который сейчас стоял справа от стола. — Я сделал всё, как вы хотели, — наконец-то сказал он, будто пробуждая комнату ото сна. — Я видел, — заметил маленький зверь, даже не утруждаясь повернуться мордой к собеседнику. — Безупречно, Август. — Я знаю, — без тени иронии ответил бывший мэр Города. — Твоё сотрудничество нам ещё пригодится. Не расслабляйся и, может быть, получишь пост обратно. В конце концов, ты прекрасно справлялся. — Вы не можете повлиять на мой выбор исполняющего обязанности, — напомнил олень. — Конечно нет. Но в такие времена ваш выбор, мистер Август, будет очень скудным. И меня он вполне устраивает, особенно учитывая тот факт, что управляющий вашей драгоценной службой Управления Специальными Силами именно в эту роковую ночь решил задержаться на работе… На всю ночь. Олень поставил уши торчком. — Он бы никогда… Да он вообще в отпуске! — Кто знает… — туманно протянул оленю маленький зверь в кресле, стоящем на столе. — Но ты не можешь, — вспылил Август, — это слишком даже для тебя! — Не понимаю, почему ты винишь в его гибели кого-то кроме того, кто взорвал бомбу, — насмешливо ответил гость и добавил: — Увы, его тело настолько изуродовано, что похороны будут проходить при закрытом гробе. — Ты не посмеешь! — бросился к столу копытный, но в его спину тут же ткнулись два ствола дробовиков. — Отставить! — рявкнул олень. — Мои полномочия ещё не окончились! Я всё ещё мэр этого города! Его собеседник наконец-то развернулся в кресле и посмотрел оленю в изумлённые глаза. Таинственным владельцем хриплого голоса оказался довольно крупная чёрная крыса, одетая с иголочки в выходной белый костюмчик. На его теле не было ни единого изъяна; он был ухожен и даже красив для своего вида, но всё портил голый хвост, переломанный в двух местах, покрытый отвратительными шрамами и странными участками кожи. Олень был с ним прекрасно знаком, но сейчас ему было не до этого. Он развернулся к амбалам в непроницаемых шлемах, которые продолжали держать его на мушке дробовиков. — Как вы вообще смеете мне угрожать, трупоеды? Вы хоть знаете, за чей счёт живёте?! И что это за ошейники на них? — Моя маленькая гордость, дорогой друг, — ответил ему крыс. — Гордость? Почему они не срабатывают? Они угрожают мне! Маленький чёрный зверёк на столе негромко рассмеялся. Заливисто, саркастично, но когда он наконец-то закончил и увидел, как олень смотрит на него, решил пояснить: — Как же глупо полагать, что прирождённые охотники будут ВОЛНОВАТЬСЯ, перед тем как убить и сожрать кого-то, Август… Ты для них всего лишь ранний завтрак, а ведь предстоит ещё как минимум обед и ужин. Ты волнуешься, перед тем как зажевать каких-нибудь шишек или грибов… или чего вы там едите? Олень отрицательно покачал головой. Медленно, чтобы ненароком не задеть других зверей в комнате рогами. — Вот видишь. Так же и они. Признаться, система сегодня впервые дала сбой, но мы это обязательно учтём и исправим. Но для моих бойцов твоё убийство не станет чем-то необычным. Так же, как и с твоим другом, которого ты усадил в УСС… — Нет… — только и прошептал олень. — О времена, — воскликнул крысёныш, всплеснув маленькими лапками. — О нравы! — Со мной ты ничего не сделаешь. Меня видели все этой ночью! Ты не выкрутишься! — Не выкрутишься тут ты. Подвижнее надо быть, золотой мой. Крыс встал с места, и главарь охотников вышел в тусклый свет, пробивающийся через плотно сдвинутые шторы. Олень наконец-то смог его рассмотреть: им оказался немолодой шакал, морду которого украшали несколько заметных шрамов. Мельком он заметил у него и стальные зубы, вставленные, по всей видимости, после того, как он потерял родные. На нём была немного облегчённая версия кевларовых доспехов последней модели, а на плече были белой краской увековечены цифры, которыми травоядные наградили его в детстве: восемнадцать восемьдесят девять. Но сейчас этот матёрый вояка не сделал ничего опаснее, чем лишил руководителя комфорта, спрятав его эффектный стульчик в какой-то специальный подсумок. Внезапно Август понял, что сейчас был самый подходящий момент, — сжав своё копыто в кулак, он занёс его над головой и опустил на мелкого зверя, но промахнулся. В ту же секунду всех троих хищников в его кабинете одновременно дёрнуло током от их ошейников, а из сомкнутых лап шакала донёсся звучный приказ: — Не убивать! Амбалы, уже собиравшиеся спустить курки дробовиков, перехватили оружие в ударное положение. Первый удар обухом приклада пришёлся оленю в спину, а второй — под коленные чашечки. Август рухнул мордой на полированную столешницу, и тут же в его голову вцепилась мощная тигриная лапа. Кот не сразу выпустил когти, но, когда они появились, по морде мэра потекли несколько алых струек. Другой заломил за спину его копыта, причиняя острую боль. Олень вскрикнул, но шакал уже выпустил на стол перед его мордой крыса обратно. — Когда я говорил о подвижности, то имел в виду совсем не это! — Пошёл ты… — прохрипел бывший мэр. Крыс одёрнул рукава костюма и продемонстрировал ему правую лапку, на которой болтался какой-то странный чёрный браслет, с виду похожий на часы, но без циферблата. — Ты спрашивал про ошейники… Вот их детектор. Их дёрнет током, когда я этого захочу. И они сделают всё, чтобы я не волновался… Крыс снова одёрнул рукав. — Вырубить его, но не убивать. Он нужен мне, чтобы переложить полномочия на нужного мне зверя. Мы уходим. Перед тем как развернуться к мэру спиной, он пристально глянул в его широко раскрытые глаза и задумчиво протянул: — Я-то пойду, и мне есть куда идти. А вот где ты сможешь спрятаться — я не знаю. Так что будь добр, Август, знай своё место. И никогда не забывай о том, что жизнью теперь ты обязан лишь мне. Последнее, что увидел мистер Август перед тем, как потерять сознание, — к нему подошёл командир «Охотников» и посмотрел своими неестественно яркими синими глазами в его. После этого он сделал всего один замах приклада, и сознание оленя сначала озарило вспышкой света, а потом проглотила тьма. Август никогда не любил темноту… Ночные звери чётко и хорошо понимали тьму. Эти хищники рождались и выращивались во тьме и были к ней не просто привычны, а находили в ней поддержку и силы. Но это было давно, и с тех пор настоящая темнота ушла из жизни зверей — теперь некоторым хищникам приходилось сменить спокойную тьму ночи на бурлящую темноту неведения, мрак необразованности и безразличия. Атлас чётко понимал любую темноту. Он знал, когда она была опасна, а когда — заботлива. Понимал, когда она нужна, а когда стоит добавить света. И сейчас он нуждался в тьме как никогда в жизни. Лис, устроившийся на единственной лежанке в логове, одной лапой прижимал к груди маленького, тощего лисёнка, а другой — обнимал лисицу за поясницу. За его спиной устроилась пожилая лиса, которая с трудом смогла добраться до тёплого, сытого и всего лишь усталого лиса. Они искали в незваном госте успокоения, опоры, защиты, но ничего этого пока не было. Рыжий, несмотря на очень тёплую компанию, негромко рычал и недовольно дёргался во сне, иногда даже ненароком будя малыша. Его тут же успокаивала лисица и продолжала смотреть на морду Атласа. Тот хмурился и иногда скалился, дёргал лапами, будто пытаясь убежать, но больше всего — жмурил и так закрытые глаза. Но стоило ей положить лапу на его голову и немного погладить, прижав торчащие чёрные уши, как лис успокоился. На Комбинате очень редко снятся сны. Электрическая удавка на шее, стук копыт надзирателей за запертой дверью-решёткой, любое неловкое движение или, что намного хуже, небольшое волнение — и из сна вырвут самым паскудным образом. Но сегодня ему снилось что-то очень странное, и ему это не нравилось. Он видел своё тело будто со стороны и мотал головой, но ничего не менялось. Вокруг была лишь молочно-белая пустота, в которой абсолютно ничего не было. Белизна резала глаза, мешала спать, видеть, думать. Она будто олицетворяла собой всё то неведение, в котором оказался лисёнок после того, что натворила Компас. Он только начал понимать, что непроглядная тьма была намного лучше этой режущей глаза белизны, как неподалёку от себя увидел какую-то машину. Она выплыла к нему, покачиваясь на подвеске, постепенно приобретая очертания простого, лёгкого джипа маскировочного зелёного цвета с мощными дугами вместо крыши. Задние колёса были намного больше передних, но на этом его странности заканчивались. Атлас подошёл к машине и, взявшись за дугу, ловко запрыгнул на пассажирское место, рядом с водительским, и тут же увидел, как в эту же самую машину забираются и другие звери. Генри устроился сзади, между креслами спереди. За руль прыгнула одноухая крольчиха, и после этого задняя подвеска просела чуть не до земли: в открытый багажник кое-как втиснулся Олег. Атлас оглядел странную компанию непонимающим взглядом, а потом посмотрел на крольчиху. Компас со спокойной мордой повернула ключ в замке зажигания, и машина приветливо заворчала двигателем. Положив лапку на рычаг между ею и Атласом, она опустила его, пока на приборной панели за рулём не загорелся красный квадратик с буквой D. Компас сжала лапками руль и отпустила тормоза, сразу же надавливая на педаль газа. Машина с буксом сорвалась с места и оставила сознание Атласа один на один с белизной, будто он забыл придумать, что будет дальше. Меньше чем через секунду машина проехала обратно, и на этот раз Атлас отчётливо понимал, что происходит дальше. Они гнали по молочно-белой пустоте совсем недолго. Через несколько секунд под рифлёными покрышками зашуршал ровный чёрный асфальт, а, посмотрев вперёд, Атлас увидел, что дорога, по которой они едут, поднимается и превращается в огромную воздушную трассу. Ему это нравилось, и поэтому, как только до него дошло, что из колонок, встроенных в двери, играет музыка, он медленно затянул какую-то песню, которую сам не мог разобрать. Кос, поморщив носик, несколько раз крутанула руль и резко развернулась, поехав в другую сторону, причём по шоссе она умудрялась ехать на двух колёсах — только ради понтов, но это никак не волновало тех, кто сидел вместе с ней. Проехав в таком положении несколько минут, крольчиха всё-таки ухнула всеми четырьмя колёсами на асфальт и продолжила своё стремительное движение. Они мчались по шоссе, которое окружали другие такие же дороги, висящие в воздухе на редких опорах. Дорога впереди резко уходила ещё выше, превращаясь в отвесную, но водительница вдавила газ поглубже, перещёлкнув какой-то незаметный тумблер рядом с рукояткой коробки передач. Вместо спокойного синего огонька загорелся красный, и они отправились в настоящую мёртвую петлю. Но в этот момент странную песню Атласа подхватил Генри и, крикнув что-то вроде «Поехали!», начал напевать что-то про клёвый гуталин. Всю дорогу, вися вверх головой, Атлас спокойно смотрел, как напряжённо рулит Кос, хотя не чувствовал скорости совершенно. Петля кончилась так же неожиданно, как и началась, но дорога впереди резко обрывалась. Она снова поднажала — огромные задние колёса с буксом понесли машину вперёд, в настоящий полёт. Атлас продолжал петь как ни в чём не бывало, даже пока под колёсами машины было несколько сотен метров свободного падения. В зеркалах он видел, что за ними гонится камуфляжного окраса вертолёт, пытающийся достать их очередью из крупнокалиберного пулемёта, но под дорогой удачно подвернулась заправочная станция, и винтокрылая машина переключилась на неё. Видимо, удовлетворив желание разрушать, вертолёт развернулся в обратную сторону, но впереди снова было препятствие, которое всё-таки заставило Кос вдавить тормоза. Машина пошла юзом по асфальту, полностью заблокировав все четыре колеса и остановившись в нескольких километрах от огромных копыт лося, который безучастно жевал какую-то траву. Олег удивлённо посмотрел на водительницу, но та не растерялась: откинув красную крышечку, она обнажила красную кнопку с надписью «Engage» и ткнула в неё указательным пальцем. Корпус машины тут же подпрыгнул вверх, и из-под днища показались две хорошо знакомые Атласу бомбы весёлой раскраски, только с немного бóльшими хвостовыми стабилизаторами. Они заняли места по бокам машины, и крольчиха снова тронулась в путь — намного быстрее, чем раньше. Трубочки в хвостах бомб загорелись синим пламенем, и те сорвались вперёд, набирая высоту и подлетая прямо к морде гигантского лося. Кос уже предвкушала скорую победу, но копытному стоило лишь выдохнуть ровно за миг до того, как бомбы врезались ему в морду. Реактивные двигатели потухли, будто свечки, и бомбы полетели вниз, так и не взорвавшись. У Компас дёрнулся глаз, когда она поняла, что затормозить уже не успеет, а летели они прямо в них. Атлас дёрнулся, как будто только что упал на кровать, и проснулся, рывком садясь на лежанке. То, что он увидел, было слишком реально, и жар взрыва он почувствовал на своей шкуре, как будто тот был настоящим. Но как только он осознал, что весь этот бред был лишь сном, то быстро отдышался и огляделся. Последнее прибежище было залито тусклым светом, пробивающимся через редкие участки крыши, закрытых целлофаном. Он даже не сразу понял, где очнулся: ночью и днём это место было совершенно не похоже на само себя. Но мозг охотно подсказывал ему все самые нужные воспоминания. Атлас был у себя дома, который заняла другая семья лисов. Он принёс им поесть, а потом… Потом — сцена пропущена. Он не помнил, как он ложился спать, — видимо, сказался огромный стресс, из-за которого лис устал так сильно, что просто вырубился. Поднявшись, он подошёл ко вчерашнему столу, на котором всё ещё лежали разорванные пакеты с герметично запечатанной белковой смесью и жестяные банки, вылизанные до блеска. Он определённо принёс еду, но додумать эту мысль не дала лисица, живущая здесь. Отдёрнув занавеску из лоскутного одеяла и кусков целлофана, она зашла внутрь с тряпкой в лапках. Как только она подняла глаза и столкнулась взглядами с Атласом, то испугалась настолько, что запуталась в собственном хвосте и упала перед лисом, прямо к его лапам. Рыжий хищник наклонился и помог соплеменнице подняться, галантно подав ей лапу. Лисица поднялась довольно резво и протянула тряпочку Атласу. — Бабушка… Заштопала. Лис молча принял подарок и, развернув его, без особых проблем распознал в ней свою куртку, изодранную во время вчерашнего падения. Все дырки, порезы и прочие повреждения были аккуратно стянуты грубыми белыми нитками, а там, где ткани не хватало, — сделаны хорошие заплаты из разного материала. Несмотря на то что куртка полностью потеряла всякую презентабельность, Атлас, не возражая, надел её и просунул лапы в рукава, оглядывая «обновку». Почему-то в такой одежде ему становилось намного теплее, чем раньше. Он посмотрел на лисицу и чуть сам не испугался: она неотрывно смотрела на него большими, жалобными глазами и явно очень волновалась за подарок. Атлас заглянул ей в глаза и уверенно, спокойно ответил ей. — Огромное спасибо. — Тебе спасибо, — хрипло ответила она и отвела глаза, словно стесняясь собственного голоса. Рыжий хищник всё так же спокойно стоял на месте и наблюдал, как лисица мечется по норе, ища хоть какой-нибудь стакан; наконец нашла, налила воды из ржавого чайника и отпила из него. Он чувствовал, как от одного лишь вида лисицы, жадно лакающей воду, у него, несмотря на вчерашний потоп, пересохло в горле, но виду не подавал. Наконец-то лисица напилась и унялась, дрожащими лапами протянув чайник лису. — Хочешь… попить? Лис взял чайник и приложился к носику. Воды оказалось немного, однако тёплая жидкость прекрасно утолила жажду. Он отдал пустой чайник лисице, которая снова растерялась и встала перед ним, сжимая ручку двумя лапками. Он наконец-то смог толком её разглядеть: вчерашний сарафан оказался не более чем пижамой. Сегодня рыжая нарядилась в длинную, но выгодно подчёркивающую её нижние лапки юбку нежного синего цвета; сверху накинула бежевую курточку, под которой была довольно грязная блузка в тон юбке. Не меняя выражения морды, Атлас строго спросил у неё: — Вам что-нибудь ещё нужно? Рыжая опасливо взглянула на рыжего исподлобья, но промолчала. Атлас, не дождавшись ответа, решил сменить тон на более дружелюбный. — Как тебя зовут? Лисица пробормотала себе что-то под нос. — Меня — Атлас, — представился наконец-то лис. — Я родился в этой норе и нечаянно нашёл её, — на всякий случай уточнил он. — Ка… — начала было лисица, но голос её вновь осип. Она взялась за горло, негромко кашлянула и наконец-то выдала: — Кармелита. Меня так зовут. Атлас снова оглядел её. Ему почему-то казалось, что примерно так он выглядел на допросе: ничтожный, смущённый и очень напуганный, старательно пытающийся скрыть дрожь в коленях. Именно такой стояла перед ним Кармелита. Лис наклонил голову на бок, будто интересуясь: не развалится ли она прямо сейчас перед ним от страха? На всякий случай он протянул вперёд лапу и взял у неё чайник, чтобы она его не уронила, однако лисица вцепилась в него, как утопающий в спасительную соломинку. Атлас приложил самую маленькую толику силы, и рыжая ненароком подошла к нему на шаг, почти коснувшись его морды своей. Только когда они оказались в такой неожиданной для них близости, она отпустила чайник. Атлас сдвинулся с места и поставил его туда, где он стоял раньше, рядом с большой замыленной бутылкой для воды. Оставалось там лишь на донышке, и что-то подсказывало лису, что с водой тут не так просто, как в Городе. — Может быть, помочь вам с водой? — предложил Атлас, но получил совершенно неожиданный ответ: — Останься. Он обернулся мордой к Кармелите, а та смотрела на него уже смелее. — Что? — неуверенно переспросил лис, подходя ближе. Но стоило ему приблизиться и лишь на миг заглянуть ей в глаза, как она тут же спрятала взгляд и склонила голову. — Ничего… — прошептала она. Обескураженный и потерянный, но с виду всё такой же уверенный в себе хищник хмыкнул и оглянулся. Кроме них двоих, в убежище никого не было, что натолкнуло его на вопрос: — Где одноухая крольчиха? Лисица приободрилась. — Она провела всю ночь и всё утро снаружи, на горе покрышек, в двух сотнях метрах отсюда. Созерцала восход и молчала. — Неудивительно, — вздохнул Атлас и покинул нору, выйдя под лучи солнца. После дождя даже на свалке было довольно душно. Оглядевшись, не обращая внимания на престарелую лисицу с лисёнком, который играл в песке с какими-то палочками и гайками, он без проблем нашёл указанную гору покрышек. Саму крольчиху найти было чуточку сложнее: она не устроилась на самом верху, как это представил себе лис, как только ему рассказала об этом Кармелита, а забралась в какое-то маленькое колесо, которое было идеального размера для того, чтобы сослужить крольчихе добрую службу в роли кресла. Компас отложила дробовик и развесила на соседних покрышках свою одёжу, оставшись в одной нескромной футболке оливкового цвета. Впрочем, подошедшего к ней лиса это ничуть не смутило. Он встал рядом с ней так, чтобы загораживать ей свет от солнца, и крольчиха лениво открыла глаза, посмотрев на рыжего хищника. Лис так же, как и она, уставился вдаль, в уходящий в бесконечность горизонт, и молча любовался видом из кучи шин на заброшенной городской свалке. Это длилось довольно долго, и, пока они молча наслаждались мирным, спокойным видом земли перед ними, лисица покинула лачугу и уставилась на эту странную пару. Старшая рыжая, следившая за лисёнком, увидев её взгляд, тихо напомнила ей: — Вообще-то, это они должны добиваться нас, дорогая. Кармелита ничего не ответила, продолжая наблюдать за неподвижным хищником рядом с добычей. Вспоминая вчерашнюю ночь и мысли о том, что крольчиху он притащил на ужин, лиса довольно быстро откинула их прочь, но теперь её голову заняли другие, не менее абсурдные. — Он что… по крольчихам? Старушка-лисица деловито усмехнулась. — Даже если так, то будь я на твоём месте и лет на сорок моложе — я бы завалила его прямо на нашем столе. Кармелита с улыбкой обернулась к бабушке, упирая лапы в крутые бёдра. — А как же то, что они должны нас добиваться? — Времена нынче не те, — прохрипела старая лисица, забирая лисёнка к себе на колени, который продолжал живо играться с какой-то гайкой. — Иди. Не упусти. Кармелита кивнула пожилой рыжей хищнице и тихонько пошла к куче шин, но на полпути заметила, как у Атласа дёрнулись уши, и тут же затаилась. Спрятавшись в груде шин, она высунула мордочку и навострила аккуратные треугольные ушки. Рыжий хищник лениво посмотрел в её сторону, но ничего интересного там не увидел и всё-таки заговорил с одноухой крольчихой. — Есть что сказать? — задал он вопрос, на который никак не рассчитывал получить ответа, который выдала Компас. — Угу, — буркнула она, — ещё как есть. — Что-нибудь, чего я не знаю? — пожал плечами удивленный рыжий. — Судя по всему, да. — Давай попробуем поговорить. — Не хочу. — Тогда зачем нам весь этот разговор? — Ты его затеял. Ты и решай. — Хорошо. Что дальше? — устало-выжидающе спросил Атлас. — Всё зависит только от тебя. — А от тебя? — Моя роль теперь не так важна. То, что я ещё хожу по этой земле, — ошибка. Атлас не нашёл что ответить, но именно это и требовалось крольчихе. — Сегодня я поняла, что ошибкой было считать это ошибкой. Я должна быть здесь, с тобой, Атлас. Рыжий даже удивлённо навострил уши, услышав своё имя от одноухой крольчихи. Та же лениво приоткрыла левый глаз, посмотрела на его реакцию и усмехнулась. — Да… Пора тебе вылезать из капусты, лис, — заявила она, выбираясь из нагретого места, — Надевать штанишки для взрослых и решать кое-какие проблемы… — Проблемы? Типа этой семейки в моём доме? Компас подняла своё оставшееся ухо и взглянула на Атласа. — Нет. Хотя это уж как хочешь сам. — Ну и какую же проблему ты предлагаешь мне решить? — Извечную. Компас забралась на самый верх горы покрышек и повернулась в сторону Города травоядных. Атлас остался чуть ниже, внимательно наблюдая за каждым её действием, и, как только крольчиха накинула на себя небольшую разгрузку, то показала лису на немного поредевшие здания на горизонте. — Вон ту. Атлас поднялся чуть повыше и посмотрел на Город, куда показала Компас, а потом посмотрел на неё с любопытством. — Сравнять всё с землёй? — Это мой способ решать проблемы, а не твой, Атлас. Ты можешь лучше. — Откуда ты это знаешь? Крольчиха промолчала несколько секунд, сделав драматическую паузу, и нехотя туманно ответила: — Оттуда. Крольчиха и лис смотрели на Город несколько минут, пока каждый думал о своём. Так продолжалось до тех пор, пока лисица, таившаяся в засаде чуть ниже по склону из отработавших своё шин, не приподнялась с места: сидеть в засаде оказалось утомительно и неудобно. Сначала на неё посмотрела одноухая крольчиха, но Кармелита лишь беззлобно улыбнулась показав жемчужный ряд зубов. Но, как только на неё обратил внимание Атлас, она попыталась переступить с лапы на лапу, неловко потеряла равновесие и свалилась куда-то внутрь горы покрышек, незадачливо ойкнув. Атлас нахмурился и поспешил на помощь. Спустя несколько минут миниатюрной спасательной операции, они уже спустились вниз. Атлас на всякий случай помогал Кармелите спуститься, держа её за лапку, а та то и дело проваливалась вниз. Когда же они оказались на твёрдой земле, Компас не удержалась и отпустила ехидный комментарий: — Таким уж точно нужна помощь, раз не умеют даже под собственные лапы смотреть. Атлас нехорошо посмотрел на крольчиху, и та, скорчив недовольную гримасу на мордашке, быстро заткнулась. Они вернулись к лачуге, к старой лисице и маленькому лисёнку, и Кармелита представила старшую Атласу и Компас: — Это Мэри, — сказала она, показывая на пожилую лису. — Можно даже Мэри Энн… Атлас поднял уши и ухмыльнулся. Вспомнил, как мама предлагала ему почитать сказки. Вспомнил любимую. — Так звали любимую лисицу Робин Гуда, — тут же выпалил он. — Именно, — подтвердила пожилая хищница. — Жаль только, что таких, как он, сегодня уже и не найти. Кармелита смущённо вильнула хвостом, услышав такие слова, и Мэри замолчала, сохранив довольное выражение на морде. Атлас, не дождавшийся, пока представят самого младшего лисёнка, показал лапой на одноухую крольчиху. — Её зовут Компас. Можно и лучше называть её просто Кос. Пока Атлас переводил взгляд на Кармелиту, произошло что-то странное: Мэри склонила голову набок, будто не понимая чего-то, а крольчиха приложила указательный палец к носику. Пожилая лиса едва-заметно кивнула, негласно соглашаясь со всем, что могла предложить Кос. — Ну а как зовут самого маленького? — наконец-то спросил лис, присаживаясь на корточки и протягивая малышу лапу. — Мы не знаем, — ответила за всех Кармелита. Маленький лисёнок осторожно подошёл к лапе Атласа и взялся за неё обеими ладошками. Лис был готов умилиться этому, но был ошарашен ответом. — Как это? Разве это не… — Это не мой лисёнок, — тут же ответила Кармелита. — И не её, — дополнила она на всякий случай, кивнув на старушку. — А откуда он тогда взялся? — удивился лис. — А тебе ещё не рассказывали? — внезапно для всех встряла Компас. — Значит так!.. Всё начинается с труб! — Каких?! — не понял Атлас. — Фаллопиевых, — тряхнула ушком крольчиха и замерла в предвкушении. Но, увидев недоумение на мордах лис, махнула лапкой: — А-а-а-а!.. Забудьте! Мэри Энн смогла заставить крольчиху замолчать лишь одним своим взглядом, который не предвещал ничего хорошего. Та хмыкнула, сложила лапки на груди и отошла в сторонку. Вместо неё за лисёнка рассказала пожилая лиса: — Нам его подбросили. Думали, что мы сможем его прокормить, но у нас ещё не было периода хуже, чем сейчас. Уже почти месяц как мы живём впроголодь… Если бы Вы, мистер Атлас, не появились бы здесь, то, наверное… Рыжий встал во весь рост, отнимая лапу у лисёнка, но тот тут же вцепился в ногу. Атлас улыбнулся этой ситуации, но её серьёзность не позволяла ему улыбаться долго. — Что случилось месяц назад? — Последний раз приходил наш кормилец… Компас вскинулась и внимательно посмотрела на компанию рыжих. Сглотнув ком в горле, она сжала кулачки. — Мистер Рокс. У него не было ног, он приезжал и привозил нам еду… Атласа как громом поразило. Рокс знал об этом месте? — Я знаю его, — тут же ответил он. — Почему он приезжал сюда? — Он помогал нам. Мы были… как он говорил, под его патронажем. Рокс помогал нам в трудные времена, всегда привозил достаточно еды, чтобы продержаться неделю и даже больше. Последние дни мы жили на те запасы, которые смогли отложить на чёрный день. Атлас внимательно слушал лисиц, но в голове что-то не сходилось. Почему Рокс приезжал именно сюда, почему не куда-то поближе, почему помогал… — А если вы знаете мистера Рокса… Может быть, знаете, что с ним случилось? — наконец спросила его Кармелита, и Атлас тут же повернулся посмотреть на крольчиху. Компас, обняв себя за плечи, отошла подальше и не смотрела на них. Очевидно, право ответа на этот вопрос она оставила другому лису. — Его больше нет, — ответил Атлас, наблюдая, как Мэри изумлённо приложила ладошки к носу, а глаза Кармелиты почти наполнялись слезами. — Он погиб как настоящий герой. — Нет, — прошептала лисица, — этого не может быть… Он же был нам… как… — Я сожалею, — грустно ответил Атлас, снова глянув на Компас. — Поверьте — за него ещё отомстят. Ухо Кос дёрнулось, а за ним повернулась и она. Рыжий обнял разрыдавшуюся лисицу, смотря на изумлённую мордашку крольчихи. Похоже, у неё в голове не укладывалось то, что месть за смерть её Папы им только предстоит. О мести в этот момент думали многие. А далеко на север от Города, в Конгломерате, бурлила энергичная деятельность: как только шторм прошёл, все телефоны Тео заорали на разный лад и беспощадно вырвали мраморного лиса из объятий Морфея. Прежде чем снова отключиться, мраморный лис убедился, что сделал всё возможное. Взъерошенный Тео, с красными от недосыпа глазами, метался по кабинету с парой телефонов и переводил свободные финансовые средства в свои крупнейшие компании. Нажав отбой синхронно на обоих трубках, он бросил их на стол и, обернувшись к Ямалу, устало выдохнул: — Всё. Это предел. Меня вот-вот вырубит. — Вам следует поспать ещё, сэр, — озабоченно посоветовал тигр. — Только когда закончим! — прохрипел лис и хмуро взглянул на полосатого помощника. — Нужно отозвать все наши патрули от Города! — Уже! — коротко кивнул тигр. — И сверните пару блокпостов… — …на шестом и одиннадцатом шоссе, — закончил за него Ямал. — Уже! — Усилить посты и оборону периметра тяжёлым вооружением. — Сделано! Тео замер, проведя лапой по растрёпанной шевелюре. — И свяжитесь с Городом!.. — Уже! Мак Роу, Гастингс и Пипер всё ещё дезорганизованы. С Фишером и Кроуфордом пока нет связи. Тео закрыл рот, клацнув зубами, и отрешённо покачал указательным пальцем. — Ладно… Разбудите, если что… Но, только скрывшись в дверях, он влетел обратно: — И разберитесь, что случилось с потерянным транспортом! — Уже занимаюсь! — стоя с телефонной трубкой у уха, Ямал показал на неё пальцем. Растрёпанный Тео устало махнул лапой. — В общем… разбудите, если что… Ямал понимал, что не сможет разорваться. Тигр подтянул к пасти обмылок рации, посаженной на плече. Выслушав приказ, Маути кивнул: — Сделаю. Пантеру не очень нравилось подчиняться равному себе Ямалу. Но он отлично понимал, что тигр имеет гораздо более старую дружбу с мраморным лисом. Поговаривали даже, что вроде как отец Ямала был одним из первых командиров Гуэрры. В отличие от него, Маути пришёл ко всему сам. С самого начала всё у него было не так, как у всех. В отличии от большей часть сотрудников Конгломерата, родившихся и выросших в Городе, Маути был уроженцем далёкой южной саванны, куда цивилизация добиралась редкими отголосками. Их племя приходили и окультуривать и завоёвывать, и хищники и травоядные, и лишь у последних получилось их победить. Пантеру удалось бежать из трудового лагеря и научиться пользоваться новым для него оружием, а физическая сила, выносливость и строгость в воспитании позволили ему стать главным в одной из многочисленных банд Пустошей. Под его предводительством они смогли отбить старых друзей и родителей самого Маути. Кровные узы высоко ценились в его племени. И сейчас, пожалуй, только его история была не столь трагична, как у остальных: его родители были живы и здоровы, но где-то в совершенно другом месте, в Городе, принадлежащем хищным зверям. Где это место и существует ли оно вообще — Маути не знал, а лишь посылал деньги в конвертах на имя своих родителей и изредка получал письмом ответ от их обоих, где узнавал, что у них всё хорошо и они держатся как могут. Но идти с ними он не пожелал. Он захотел сражаться за свободу Хищников. Очень быстро он научился контролировать себя и свою банду - они не лезли на рожон и всегда действовали аккуратно, скрытно. Но его всё-таки заметили вербовщики Конгломерата, и пригласили бывших бандитов, налётчиков, рейдеров присоединиться к ним. Сильный и уверенный в себе кот быстро поднялся по иерархической лестнице развивающейся организации, оставив позади бывших соратников. Тео рассмотрел в нём потенциал, необходимый для полевого командира. Теперь, когда организация разрослась и Маути встал на одну ступеньку с Ямалом, он слушал приказы только Теодора. Объяснить отношение пантера к мраморному лису было сложно. Но одного он не скрывал — своего уважения маленькому лису, создавшему такую огромную и сильную организацию, как Конгломерат. И сейчас Маути понимал, в какой жопе они оказались после выходки полоумной крольчихи. И то, что после жестокой ночи выдохшийся Тео просто отключился, а уставший Ямал поручил ему необходимое — он тоже понимал. Пантера уязвило другое — что им командует равный по статусу. Подчиняться лично Тео и подчиняться равному себе — это огромная разница. Но, как бы то ни было, ему нужно было помочь начальнику — необходимо было найти следы потерянной парочки — лиса и кролика. Долго искать не пришлось: точкой старта поисков стал столик в столовой, где обычно сидели «фермерские» бойцы Конгломерата. Пантер никогда не скрывал, что с недоверием относится к тем, кто бросил Конгломерат, — он подошёл к занятому столу и оглядел всю компанию. Шакал, ягуар, койот, медведь, гривистый волк и зачем-то прибившийся к ним лис в кепке-хулиганке. Хуже всех, судя по виду, приходилось ягуару: он мусолил морду в лапах, оттягивая себе уши, убиваясь то ли от факта потери Буревестника, то ли от того, что он косвенно причастен к произошедшему. Впрочем, не он один ощущал себя так: у Хардкорного Генри в лапах была зажата фляга с чем-то, судя по запаху, очень крепким; Тик уставился в пустую тарелку; Олег зажимал двумя пальцами маленькую чашку кофе. Малыш Ред то и дело протягивал лапу за флягой, и Генри охотно делился. Единственным, кто оставался непричастным, был беспринципный шакал Шархан — он уверенно ел сырную запеканку и, казалось, вообще не волновался, если бы не тот факт, что рядом с ним стояло уже три пустых тарелки. Маути подумал, что так он заедал свою трагедию, какой бы она для него не была, и решил молча присесть за столик к зверям, чтобы начать хоть немного помягче. Однако стоило ему устроиться поудобнее, как за этот же стол уселся и новенький в Конгломерате — леопард Муфаса, с которым Маути толком знаком не был. Воцарилась полная тишина. — Бухаете? — хмуро поинтересовался пантер. В ответ Муфаса приподнял стакан: — За Атласа. — Я верю — он выжил, — насупленно покачал мордой Малыш Ред. — Он же лис! Хардкорный Генри угрюмо моргнул, словно не соглашаясь с лисом в кепке, и поднял морду на возвышающегося рядом пантера. — Чего тебе? — пьяно буркнул Мистер Напалм. — Мистер Гуэрра приказывает найти следы этой парочки и приволочь их сюда. — Ага, щас, — саркастически протянул гривистый волк. — Бегу и падаю. Прямо в Город. Угу. Можно я прямо тут застрелюсь? Время сэкономим… — Побежишь… — раздражённо урча, протянул Маути. — Роняя кал побежишь. Да так, что вертушку Багза обгонишь! Он чуть наклонился к морде гривистого волка и, интимно понизив голос, протянул: — Это ты обучал, воспитывал эту тварь полоумную… И в Городе облажался — тоже ты. Её бы одну ни за что бы не отпустили. Эта одноухая тварь всегда была немного того… — Маути поднёс к виску указательный палец и покрутил им. — Но ты поручился. И тебе доверились. И ты накосячил. Так что когда я тебе передаю слова мистера Гуэрры, то это не просьба. Это приказ. — Ничего вы не найдёте, — ответил ему ягуар, поднимая заплаканную морду, — она не собиралась жить дальше… А я этого не понял… Пантер недовольно зыркнул на ягуара. — А он говорил, что ничего не случится… — просипел Генри, снова прикладываясь к фляге, но та вылетела из его лап. Маути сжал жестяной контейнер в лапе, вдавливая в него когти и даже немного сминая его. — Генри, друг мой, — пророкотал Маути, чуть наклонившись и цапнув свободной лапой волка за загривок, — позволь я тебе кое-что объясню. Мистер Гуэрра этой ночью уже закодировал одного. Этот придурковатый Манул ещё дышит только потому, что он один знает полную номенклатуру всех складов. Пантер наклонился еще ниже и с силой притянул к себе голову волка. — А ты не настолько незаменимый, друг мой. — с угрозой закончил он. — Так что живо поднял задницу и бегом на поиски! За столом все притихли — раньше никто не слышал такой ярости в голосе пантера. Генри рывком вырвался из лапы Маути: — Где я тебе их найду? Её, должно быть, разметало по всей пустыне! Как и лиса, наверное… — Мне это передать мистеру Гуэрре? — Маути распрямился и демонстративно вскинул квадратную челюсть. Генри пьяно сфокусировал на пантере взгляд. Повисла напряжённая пауза. Внезапно её разрешил Ред: — Нет. Ну, а если они всё же уцелели? — В таком взрыве? — невесело усмехнулся Олег. — Не, ну а вдруг? — всплеснул лапами Ред. — Вот куда бы они тогда направились? А? — Ну уж явно не сюда! — фыркнул Шархан. — А куда? — рывком обернулся к нему лис. — Не в пустыне же им куковать! Генри, отрешённо слушая лиса, вдруг сморгнул, словно услышал что-то важное. — Атлас, — пьяно протянул он, усмехнувшись, — он свою нору искал. Дом свой посмотреть хотел. А где оказался… Ред вскинул свои треугольные уши и хлопнул по карману жилетки. — Точно! — выпалил он. — Он мне даже наводки давал! Порывшись в кармане чуть дольше чем ожидалось, он явил на свет мятую-перемятую бумажку со всеми показаниями Атласа. Маути, покровительственно стоявший над компанией, сложив лапы на груди, внимательно смотрел, как бурый медведь, ягуар и шакал сгрудились вокруг листочка, а койоту не хватило места, и тот попросил зачитать всё вслух. Олег не постеснялся выполнить его просьбу, чем привлёк к себе больше внимания. Единственный, кто не принимал участия в этом, — гривистый волк, продолжавший пить. Лишь когда Олег дочитал последнюю строчку в списке Малыша Реда, его глаза округлились. — Убежище… — прошептал он, чем привлёк внимание Маути. — Ты о чём? — рыкнул пантер. — Некуда идти, — продолжил волк. — Нечего делать. Не на кого положиться. — Если знаешь ты, то знает и крольчиха? — пробасил Олег. Ответом ему было самое выразительное молчание, на которое был способен гривистый волк. — Нора Рокса! — хищно оскалившись, Генри взглянул на пантера. — Передай боссу, что мне нужна машина! — Мы засветили всё, что у нас было, — высовываться нельзя. — Мотоцикл! — вскинулся Тик. — Я проверю! С этими словами койот умчался в направлении гаражей Конгломерата. Казалось, что после взрыва прошло не больше нескольких часов. Успело лишь посветлеть, и дождевые тучи рассосались под лучами яркого солнца. Ещё не все смогли принять и осознать эту трагедию, и для огромного количества зверей — и в Городе, и на базе Конгломерата — наступление вечера стало полной неожиданностью. Никто не обращал внимания на часы, занимаясь делами и разгребая последствия крушения небоскрёба. Те, кто работал на завалах, порой просто падали без сил прямо на месте работы. Поначалу начали валиться травоядные — хищники же держались дольше, но даже они, полуголодные, с трудом стояли на ногах. Подходили новые смены рабочих и управляющих тяжёлой техникой, и спасательная миссия продолжалась. Надежда не угасала ни на секунду: каждые полчаса, на сотню изувеченных тел, приходился кто-то живой. Покалеченный, испуганный, истощённый — но живой. От маленькой мышки до слонов — ни один зверь не оставлял надежды откопать кого-то, кто ещё дышал. Но день подходил к концу. Многие, осознав, что солнце уже давно скрылось за горизонтом, понимали, как мало они успели сделать за все эти часы. Завалы не разобрали даже на треть — до голой земли оставалось ещё копать и копать. Звери не желали останавливаться. Подходили новые силы, возвращались отдохнувшие, выспавшиеся и сытые сменщики уходили или уносили тех, кто больше не был в силах продолжать. Героев, переживших этот день на завалах, не должны были забыть. Эта мысль проскользнула в голове у телеведущего, забивающего очередной окурок в переполненную пепельницу. Склонившись над столешницей, бобёр обнял голову лапами, и с его морды сорвались две слезинки, упав на большой чёрный экран дорогого, мобильного телефона. В ту же секунду аппарат ожил. Сначала он натужно завибрировал, а потом на его экране высветилась фотография молодой бобрихи в обнимку с другим бобром, помоложе и очень похожим на него. Не раздумывая ни секунды, он ткнул пальцем в иконку с камерой. — Как вы там? — обеспокоенно спросил он у сына. В своём юном возрасте он был неплохим частным подрядчиком — строил частные дома. И сейчас со всеми своими строителями и всей техникой перебрался к завалам. На экране показалась серая картинка уставшей морды в большой жёлтой каске. — Не знаю, как это и описать нашими словами, пап, — ответил он, — это просто… как будто настоящая война. Не знаю. — Ты в безопасности? — Тут никто не в безопасности! — рявкнул он. — Внутри много полостей, нависающих конструкций… Сам понимаешь! — Я не о том! Держись подальше от хищников, там же их ошейники не работают! Глаза младшего бобра округлились. — Знаешь, пап, если бы не они… Не знаю. Им тут куча зверей жизнью обязана! — Не неси чепуху! — Нет это ты не неси! Особенно у себя в студии! — Я знаю, о чём говорю… — Да не знаешь ты нихрена! — бобёр мигом оглянулся и развернул телефон в другую сторону. - На, полюбуйся! Он тут же показал отцу страшную и немного шокирующую картину: в лапах у матёрой львицы, прижавшись к ней изо всех сил, дрожал совсем маленький, покрытый кровью и очень испуганный ягнёнок. Охотница донесла его до палатки с помощью и хотела отдать его в лапы травоядным, но маленький барашек вырвался из копыт санитаров и подбежал к ней обратно, обнимая её нижнюю лапу. Нижняя челюсть телеведущего мелко задрожала, а потом его рот открылся в неподдельном удивлении. Но стоило камере на телефоне показать морду его сына, и он профессионально придал себе самое непричастное выражение. Его лишь немного выдавали играющие жвалки и ком, подступивший к горлу. — Если ты считаешь, что это единичный случай, то даже не знаю, как это описать. Расскажи всем правду, пап. Вызов был завершён, и только после этого бобёр позволил себе крошечную слезинку в уголке глаза. Скосив взгляд, он посмотрел на бумаги с подготовленным для него текстом. Он прочитал и отлично понял, что всё это значило. Фактически, это были слова нового исполняющего обязанности Мэра о правах хищников. Если вкратце: этих прав больше не существовало. Хитрые маркетологи, психологи и прочие мозговеды завуалировали текст так, что никто не испугался бы того факта, что теперь хищника можно было убить на улице любым способом, вплоть до линчевания, — и для всех бы это осталось без последствий. Бобёр вытряхнул из пачки ещё сигарету и подпалил её кончик дорогой золотой зажигалкой. Его мелко трясло. Он отлично знал, кто дал команду написать такой текст: он видел крыса, важно сидевшего на электрической каталке вместе с директором их телекомпании, видел тяжеловооружённых зверей, идущих за ним в глухих шлемах и с автоматами. Кто в своём уме будет таскаться в телестудию с вооружённой охраной, кроме него? Его родной сын попросил его сказать правду, но он не мог этого сделать. И дело даже не в его многолетней карьере. Нет. Крыс лично проследит за выполнением своего приказа, а если он лишь на миг задумается о неподчинении, то, как только камеры выключат, он получит пулю прямо между глаз. Только за этим с ним всегда марширует его охрана. Именно так и представлял себе это бобёр. В один затяг добив сигарету, он подхватил листочки и бегло прошёлся по строчкам букв. Как жаль, что в них не могло измениться что-то само собой. Он отправился в студию, где в формате вечерних новостей предстояло подвести итоги первого дня после теракта. Как будто летоисчисление разделилось на «до» и «после»… Но не ему одному предстояло подвести итоги этого дня. Скромные пожитки, принесённые Атласом к столу голодающей семьи лисов, кончились ещё до обеда. Атлас хотел сделать хоть что-то, но за целый день не смог придумать ничего толкового. Уже ближе к вечеру к нему подошла крольчиха и задала один-единственный вопрос: — Чего ты хочешь, Атлас? Рыжий хищник, отошедший от лачуги подальше, тихо признался: — Не знаю, чего и хотеть. Знаю, чего не хотеть… — Не хочешь, чтобы они умерли от голода? — догадалась крольчиха. Атлас кивнул. Одноухая бестия перекинула дробовик в лапы и сдвинула цевьё, открывая патронник. — Дай один патрон. Лис посмотрел на протянувшую лапку крольчиху и, нахмурившись, покачал головой: — Нет. — Я сделаю всё, что ты хочешь, лис. Просто дай мне патрон. Мне не нужно большего. — Я не хочу, чтобы ты убила ещё кого-то! — А я и не собираюсь никого убивать! — Себя тоже! — всплеснул лапами лис. — Даже не смей думать об этом! — И не думаю! Дай патрон — я принесу вам поесть! Никто не умрёт! Я тебе это обещаю! — И что мне твои слова, Кос? — с бесконечным сарказмом ответил рыжий. — Они давно ничего для меня не значат! — Тогда дай моим делам говорить за меня! — рявкнула Компас, скрючивая пальцы, протянутые к лису. Атлас посмотрел на неё сверху вниз. — Ты сделала достаточно. — Тогда я ничего не могу обещать. Перекинув дробовик на спину, крольчиха закуталась поплотнее в коричневую мешковину и пошла прочь. Атлас сунул лапы в карманы куртки, покрытой швами и заплатами, и нащупал смертоносные цилиндрики. Вздохнув, он вынул один из них на свет и окликнул Кос. — Хей! Крольчиха обернулась к нему, не останавливаясь. Лис бросил патрон, она ловко его поймала и зарядила в оружие. Посмотрев на него на прощание, крольчиха скрылась за горой строительных материалов. Атлас, прижав уши от собственной беспомощности, закрыл глаза и медленно вздохнул, сосчитав про себя до десяти, и лишь после этого вернулся в лачугу, в которую уже забились лисицы. Сегодня в норе было особенно холодно: свечи кончились; а найти что-нибудь на помойке, чтобы развести костёр, было проблематично: всё промокло и отсырело из-за дождя. Зато не было проблем с водой: Кармелита прошла по свалке и собрала то, что набралось в заранее расставленные в нужных местах банки. Бабушка посетовала, что, будь у них огонь, она бы смогла сварить бульон из химических сублиматов, которые она берегла. Тогда Атлас решительно встал и пообещал найти способ разогреть воду, но Кармелита сама показала на один из таких способов. Оказалось, что под горой помойного хлама, которая занимала бóльшую часть их лачуги, находилось кое-что интересное и даже ценное. Так в частности они смогли сохранить и уберечь целый бензиновый генератор, который запускали лишь в очень редких случаях, и то — когда были уверены в том, что в нём ещё останется бензин. Из рассказа пожилой лисицы Атлас узнал, что генератор был подарком Рокса и что бензин для него привозил тоже он, однако запускать его они боялись: шум привлекал слишком много внимания, а ставить его внутри было опасно из-за опасности задохнуться. Вишенкой на торте разочарований был тот факт, что ко всему прочему он был ещё и сломан. Починить его Атлас, конечно, не взялся, но решил, что, когда вернётся Кос, она может с этим помочь. Между тем он оглядел секретную кладовую и взглядом зацепился за небольшой стальной прибор с электрической вилкой. Рядом с ним в полу-прогнившей картонной коробке лежали очень знакомые Атласу бобины с киноплёнкой. — Что это? — спросил он, вытаскивая прибор наружу. — Это кинопроектор, — усмехнулась Кармелита. — Очень старый. Рокс просил сохранить его и иногда даже запускал здесь, с генератором. Он показывал нам старые фильмы… — Про что? — тут же спохватился лисёнок. — Про любовь, конечно же, — мурлыкнула Кармелита. — Да? А что-нибудь ещё? — не успокаивался Атлас. — Была одна плёнка, которую он забрал с собой. Я хотела посмотреть её, но там была какая-то хроника или история… Я ничего не поняла. — Это была история о том, как погиб наш мир! — подала голос Мэри Энн. Атлас поднял уши и широко раскрыл глаза. — Жаль, что мы так ничему и не научились… — посетовала старшая лисица. Атлас хотел было устроить лисицам форменный допрос, но тут импровизированная из целлофана и одеял дверь распахнулась, и в нору буквально ввалилась Компас, волоча за собой целый мешок всевозможных пожитков. Приперев его на середину единственной комнаты в лачуге, она откинула края той самой материи, в которую куталась, уходя на дело, и продемонстрировала семейству лис целую гору всевозможных продуктов: грибы, сухари, печенья, ягоды и многое-многое другое. Не говоря ни слова, она сняла с плеча дробовик и взяла его на изготовку, передёрнув цевьё. Из оружия прямо в грудь Атласу вылетел целый, нестреляный патрон. Он сжал патрон в ладони, а когда разжал пальцы, то увидел ненарушенную, заводскую упаковку. И, пока в лачуге длилась немая сцена, крольчиха выхватила из общей кучи еды морковку и бодро ею закусила, смотря на семейство рыжих. — Чё стоим? — пробухтела она с набитым ртом. — Подходи, налетай. Мэри, старчески покашливая, первой подошла к мешку и опустилась перед ним на колени, набирая в лапы грибы и ягоды. Кармелита, оглянувшись на Атласа, поступила так же, только вместо того, чтобы отнести продукты к сковороде, начала есть сразу. Атласу это показалось диким, и он напрочь забыл о проекторе и таинственной плёнке. Лис перевёл взгляд в то место, где стояла Компас, но увидел лишь то, как на ветру пошатывается одеяло, закрывающее вход в лачугу. Не раздумывая, он бросился за ней и нагнал у основания горы из покрышек. — Где ты достала еду? — Там, где её больше нету, — равнодушно ответила крольчиха, обламывая оранжевый корнеплод в пасти. — И что это было? Грабёж? Воровство? Как ты это сделала? Компас поднялась чуть выше по горе, так, чтобы оказаться на одном уровне с Атласом и развернулась к нему. — Давай договоримся, Атлас, — необыкновенно серьёзно начала она. — Теперь мы остались с тобой вдвоём, и никто кроме нас самих нам уже не поможет. Если у тебя есть проблема, я её решаю. Не проблемы типа «Что есть красота?» или «Сколько стоит чья-то жизнь?». Решать такие проблемы — это твоя задача. Я решаю практические проблемы. К примеру, «Как достать что-нибудь пожрать трём половозрелым и одному маленькому хищнику, имея на руках один патрон и местность, где нет вообще ничего?». Компас развела лапками, будто задала этот вопрос не риторически, а вполне конкретно. Атлас всплеснул лапами в ответ, и Компас отвернулась, продолжая путь наверх. — И что, ты даже никого не убила? — наконец решился заговорить лис. — Не задавай глупых вопросов, чтобы не получать на них глупых ответов, — бросила Компас. Атлас крепко задумался от этой фразы, и, пока он решал, какой вопрос не будет настолько глупым для одноухой крольчихи, она добралась до самого верха. Вот только отдыхать здесь не собиралась, как и смотреть в сторону города. А глядела на дорогу, проходящую в нескольких милях от свалки. — Всё ещё едут… Атлас забрался на пик из резиновых шин чуть позже и, только посмотрев в ту же сторону, куда глядела Компас, смог понять, о чём она говорила. Перебирая десятками, если не сотнями шин по чёрному асфальту в ночи, из Города тянулась вереница грузовых машин, перемежаемая автобусами и грузовиками, до отказа забитыми вооружёнными зверями. Броневики и колёсные танки охраняли на пути огромные автоплатформы. Бóльшая часть из них была заставлена какими-то серыми коробками, но, чуть погодя, ехали машины, загруженные странными вытянутыми устройствами со множеством колец и проводов. Атлас прекрасно знал, что это было такое: только в Городе пилоны, заряжающие ошейники, маскировали под фонарные столбы, у них на комбинате они стояли вполне открыто. За ними тянулись грузовики с гигантскими катушками чёрных кабелей, а за последними — бензовозы. Назначение серых коробок довольно быстро раскусила крольчиха. Показав на них пальцем, она пояснила это и лису: — Генераторы. Промышленные, очень мощные. — Зачем им это всё? — ошарашено просипел рыжий. — Они направляются в каньон. Хотят и там навести свои порядки с ошейниками. — Каньон? — Ну да. Городок хищников. Помнишь, Генри тебе там песенку спел про «Дай мне бухнуть»? Атлас с открытым ртом смотрел, как мимо свалки продолжают тянуться вереницы грузовых машин и автобусов. Лис потряс головой, будто отгоняя наваждение, а потом уверенно заявил: — Им надо помочь. — Кому «им»? — уточнила на всякий случай Компас. — Не травоядным это точно. — Целому Городу сразу? Атлас, помоги сначала тем, кто тебя ждёт в той норе, которую ты называешь домом. Как только они закончат с тем городом, то переберутся сюда; все знают, что здесь живёт много зверей… — Как ты нашла еду? — перебил её лис. — Не юли. Отвечай как есть. Одноухая бестия тяжело вздохнула. — Найти самых зажиточных зверей здесь не так сложно. Дальше — я просто показала им, что их ждёт, — она обвела лапкой городской конвой, — а потом собрала всё, что они не смогли унести с собой. Компас посмотрела на лиса, устало вздохнув. — Никто не пострадал, Атлас, — сказала крольчиха, смотря ему в глаза. И только лишь этот ответ устроил рыжего хищника. Он ухмыльнулся и посмотрел на конвой. — Практические проблемы, значит, да? — Ага — И что скажешь насчёт этой? Что тебе нужно, чтобы решить её? Крольчиха опустила ушко и криво ухмыльнулась. — Всё, что мне было нужно, я уже взорвала. Атлас быстро сообразил, о чём она говорила. — Буревестник? Она спокойно кивнула. Пообещав крольчихе что-нибудь придумать на этот счёт, он хлопнул её по плечу и пригласил спуститься вниз, обратно в лачугу. Лисицы не сидели без дела: старшая мешала что-то в мятой кастрюльке, а молодая держала на лапках сыто икающего лисёнка. Заметив его довольную мордаху, Атлас улыбнулся ему и присел рядом с лисой, протягивая лисёнку лапу. Малой сразу же схватился за палец хищника и довольно заулыбался. — Славный малый, — ласково потрепав второй лапой головку лисенка, сказал Атлас и перевёл взгляд на Кармелиту, в чьих лапах малыш уютно устроился. — Придумал бы ему имя, — совершенно беззлобно и мило сказала Компас, усаживаясь рядом с генератором. Атлас поставил уши торчком и посмотрел на щенка. — Думаю, что правильно будет сделать это именно тебе, — сказала Кармелита. — Правильно, да? — усмехнулся хищник. — Только не Робин! — подала голос Мэри Энн. — А мне кажется, ему бы пошло, — улыбнулась молодая лисица. — Не возлагай на малыша такие надежды, Кармелита! — Она права, — согласился Атлас. — Пусть будет… Джон? Имя довольно быстро понравилось всем находящимся в норе, кроме Компас. Крольчиха так увлеклась починкой генератора, что даже не замечала происходящего вокруг, до тех самых пор, пока ей не понадобилась помощь. — Атлас, помоги вытащить эту бандуру наружу. Попробуем завести. — Не надо! — тут же встряла Мэри. — Он очень шумит! Если ещё кто-то прибежит, то… — Здесь больше никого нет, — отрезала Компас. — И даже если прибежит… Она многозначительно кивнула на дробовик, отложенный до лучших времён. Атлас выкатил наружу генератор, и Компас, повозившись ещё несколько минут, смогла его завести. На звук к ним выбежала Кармелита с удлинителем, и через полчаса Мэри Энн помешивала в кастрюле не холодную похлёбку, а горячий, сытный суп. Ужин выдался на славу, и вскоре они заглушили генератор, чтобы сэкономить топливо. В воцарившейся тишине все вместе уселись в один угол. Мэри Энн укутала и уложила спать маленького Джона, но тот, наевшийся на ночь, долго не желал засыпать. Тогда Кармелита, смущённо оглядываясь, встала и нашла в груде мусора большую акустическую гитару, тщательно завёрнутую в импровизированный чехол из целлофана и каких-то тряпок. Она явно очень хорошо следила за инструментом, но всё равно гитара была очень потёртой и казалась хрупкой. Кармелита уселась на своё место, но Атласу пришлось потесниться, чтобы лисица влезла туда с гитарой. Не говоря ни слова, она провела когтем на большом пальце по струнам, а потом подкрутила колки. Повторив эту операцию несколько раз, каждый раз дёргая левым ухом на звук струн, она наконец-то ударила по ним чуть сильнее и затянула грустную мелодию. Атлас поставил уши торчком, вслушиваясь в каждую ноту, но вдруг Кармелита без единого вздоха грустно запела: — Когда для вас не дом, а лишь ловушка город ваш родной, Вы понимаете, что один лишь путь для вас — под землёй. Когда для вас не дом, а ловушка комната всего-то лишь, Вы понимаете, что один лишь путь для вас — шапки крыш. О-о-о, через крышу, нелегал. О-о-о, через крышу и в подвал! Когда мы перейдём вдруг все границы Тогда поймём: ничё там не разнится — Там лузеры, как мухи, умирают: За жизнь они бороться не желают. И вместе с ними, тяжело вздыхая, Их культура тонет, в муках подыхая. Машины-роботы подряд всё покупают, А псих-нагрузки всё время на них давят. О-о-о, через крышу, нелегал. О-о-о, через крышу и в подвал! А дети всё взрослеют, читая между строк; Серебряные зайцы скачут прыг да скок. А когда их спросят: «Куда же вы ушли?» Они уйдут в страну, что знают лишь они. Они, подобно мысли, скакали между строф, Между границами двух своих миров, О себе не будут заявлять они И скроются за дверью от своей страны. О-о-о, через крышу, нелегал. О-о-о, через крышу и в подвал! О-о-о, через крышу и в подвал. О-о-о, через крышу, нелегал! Доживём ли мы до паденья стен И до разрушенья старых всех систем? Будет ли тяжёлым этот важный ход? Серебряные зайцы водят хоровод! О-о-о, через крышу, нелегал О-о-о, через крышу и в подвал!