10:59

       — Так почему мы не можем быть вместе? — как бы невзначай спрашивает Он, изучая содержимое своего стакана.       Взгляд Роуз блуждает по неопрятно свисающей с окна сорванной шторе, а затем останавливается на большом светло-коричневом пятне от пролитого (выплеснутого) кофе.       Она медлит с ответом. Считает, что все слишком очевидно, чтобы тратить на это время, и знает, что Он думает точно так же. Однако Он все равно спрашивает и ждет, строя из себя эдакую жертву несправедливости, светлейшее существо без единого изъяна, которое все происходящее, конечно же, вгоняет в искреннее изумление.       Внутри Ему так же наплевать, как снаружи Его это беспокоит.        — Я тебя не люблю, — наконец говорит Она, поворачивает голову и смотрит Ему в глаза. — И ты тоже меня не любишь.       Уголки Его губ подрагивают в улыбке, и Он кивает. Все-таки, не Его любовь и не Его чувства. Все-таки, не Его надежды и не Его мечты.       «Все-таки» — как будто у Него возникали сомнения, а теперь гора с плеч. Как будто Ему вообще есть дело до чьих-то чужих воспоминаний и эмоций, которые изначально были выжжены на корочке Его подсознания и ровным счетом ничего для Него не значили.       Она возвращается к разглядыванию пятна, чтобы не видеть Его. Невыносимого, принципиального всезнайку, который даже ради мира во всем мире не будет сбривать трехдневную щетину, лишь бы позлить Ее и довести до ручки одним своим внешним видом.       Но Она не скажет Ему ни слова. Чисто из принципа (или Ее это действительно забавляет?).       Он отрывается от разглядывания жидкости внутри стакана, сжимаемого в ладонях, и переводит взгляд на окно.       — Вся эта сцена на пляже… — Он начинает говорить и вновь опускает взгляд на стакан с виски. Говорит негромко, извиняющимся тоном, но Она все равно не верит в его искренность. — Этого не должно было произойти. Ни того, что я тебе сказал, ни того, что было потом.       Роуз начинает активно кивать, поджав губы.       Один поцелуй. Трепетное прикосновение Ее губ к Его. А может быть, не к Его.       Один поцелуй. Тогда, на пляже. Один глупый, неосмотрительный шаг глупого, изголодавшегося по любви (и по нему) человека, способный разрушить Вселенную.       Один поцелуй, как письмо с не тем адресатом. Отправленное. Безвозвратно.       А Он продолжает свою исповедь, тщательно выговаривая каждое слово:        — И вообще всего этого… не должно было быть.       Он залпом осушает стакан и облизывает губы, и, что удивительно, это не вызывает у Роуз абсолютно никаких эмоций, в противовес часто подступающему раздражению, когда Он позволял этим рукам подносить к этим губам алкоголь порой даже без всякой на то причины.       Она обводит отсутствующим взглядом комнату. Штора, ранее закрывавшая одно из окон, лежит на полу, вторая же неаккуратно висит, не до конца сорванная. По полу разбросаны осколки различной посуды, начиная от подаренных кем-то кому-то когда-то тарелок, заканчивая стаканами из-под Кока-Колы. На стене, так же как и на шторах, красуются следы и пятна от того, что находилось на швыряемой туда посуде.       Роуз не помнит, что на этот раз стало причиной подобного происшествия. Единственное, что осталось в Ее памяти — слегка треснувшее стекло электронных часов, которые показывали 10:59. В тот момент Она, вроде бы, закрыла глаза, не желая смотреть на чье-то родное лицо, искаженное в неподходящем ему возмущении, и выпустила на волю Злого Волка.       Очень Злого Волка.       После, Она очнулась в уже пропахшей тошнотворной смесью запахов еды и виски комнате, сидя на краю кровати плечом к Его плечу.       — Надо все убрать, — замечает Она.       — Да, было бы неплохо, — Он соглашается, почесывая затылок. Теперь Он больше похож на Него такого, какой Он есть на самом деле.       Роуз смотрит на Него и неожиданно для себя понимает, что будь все чуточку проще (хотя бы с другим лицом), они за эту пару дней могли бы стать лучшими друзьями.       — Ты уникальный человек, — Она опускает глаза на свои руки, которые лежат, одна на другой, на ее коленях. Он, вроде как, извинился за беспорядок (в комнате и в душе), а значит пришла Ее очередь. — Замечательный и фантастический. И я тебе совсем не нужна.       «И ты мне тоже совсем не нужен».       Он молчит. Потом поворачивает к Ней голову, и Его губы изгибаются в изящной улыбке, что навевает самые неприличные мысли, наряду с пошловатым, по своей сути, поднятием бровей.        — Но я был бы неплохим любовником.        — Это точно.       Она смеется. Мысленно, потирая указательным пальцем тыльную сторону ладони и улыбаясь.       Смеется. По-настоящему.        — Я помогу тебе собрать новую пушку времени. — Он несильно наклоняет пустой стакан. Два нерастаявших кубика льда звонко соприкасаются с противоположной стенкой. — У нас на это уйдет гораздо меньше времени, чем потребовалось тебе в прошлый раз.       Откуда столько любезности?       Роуз прикусывает нижнюю губу.       — Скажи, ты думал об этом, с того самого момента… — Она замолкает на пару секунд, думая о корректности своего вопроса. — С того самого момента, как он тебе сказал…?       — Да, — Он дает Ей возможность не заканчивать фразу. — Изначально было вполне понятно, что ты со мной не останешься.       Роуз многозначительно цокает языком. Тот, кого Она не раз (мысленно) называла «любимый», и его темное, человеческое, отражение уже давно все решили (каждый что-то свое) за Ее спиной, обо всем договорились и даже успели поделить между собой две Вселенные. И это Он еще смеет изображать из себя жертву принятых кем-то решений, когда Ей и прикидываться нет смысла.       Улавливая пикантность сложившейся ситуации и всю ее абсурдность, Он вскидывает голову:       — В любом случае, если этот инопланетянин считал, что я буду пытаться тебя отговорить от возвращения к нему, то он крупно ошибался.       Роуз благодарно улыбается. Она, все еще видя в Его глазах отражение чужих (но родных), хочет верить, что Он действительно желает Ей добра.       А Ему нравится Ее вера. Возможно, Она могла бы сделать Его лучше. Он действительно хочет, чтобы Она была там, где должна быть, с тем, с кем должна, и оставила Его в покое. Кому из них двоих нужны самодельные пьесы об идеальной любви, когда Он походит на принца из Ее сказки лишь внешне, а Она является побудителем каких-то потерявших смысл при своем возникновении чувств, никак с Ним лично не связанных?       Тем не менее, ничто не мешает им доверять друг другу.        — От меня так просто не отделаешься, — Она расслабляется и по привычке кокетливо высовывает кончик языка.        — О, Роуз Тайлер, — Он шумно вздыхает, стараясь ни о чем не думать (главным образом о Ней).       Может быть, и не любит.       Может быть, и не нуждается.       Но хочет. (Во всех смыслах.)       Она молчит. Он тоже.       Они сидят на краю кровати, пытаются абстрагироваться от собственных мыслей и, надув губы, смотрят на беспорядок, который сами же и устроили.       Они ведь не хотели. Они сгоряча.       У них просто не получилось «вместе».       У них просто не получилось «так, как должно быть».       У них просто не получилось «долго и счастливо».       П р о с т о      н е      п о л у ч и л о с ь.        (Хотя не то чтобы они очень старались…)        — Ладно, — Роуз несильно ударяет себя ладонями на ногам. — Действительно, нам стоит тут прибраться. А то мало ли.       Мало ли.       Все то ничтожное количество времени, когда они спокойно существовали друг рядом с другом, было построено на одних только «мало ли».       Каждая фраза, каждое предложение, заканчивались абсолютно безразличным «мало ли», звучавшим будто бы в оправдание всему предлагаемому и его последствиям.       В общем, давай поживем, а то мало ли.        — Завтра же начнем строительство новой пушки, — бормочет Он, задумчиво переводя взгляд от одного окна к другому.       Чем раньше они займутся делом, тем быстрее Она попадет туда, где хочет быть. Чем раньше Она попадет туда, тем меньше они успеют натворить здесь.       И, возможно, даже расстанутся друзьями.       Роуз кивает и встает. Он следует ее примеру, прячет одну руку в карман брюк, а во второй продолжает держать пустой стакан.        — Я сбегаю в ванную, и приступим к уборке, — не вопрос, не предложение, а констатация факта. Она говорит это резко, приказным тоном, отсекая любые возражения. Но Он и не возражает. Он не ходит за Ней хвостиком, не пытается завоевать Ее внимание, не пытается вызвать у Нее какие-либо чувства, а потому совершенно спокойно относится к Ее желанию периодически воображать Его таким — нуждающимся в Ней. Впрочем, Он тоже иногда позволяет себе думать, что Она вдруг начинает в Нем нуждаться, как в воздухе.       И все это несмотря на то, что Ему уже давно все равно. С тех самых пор, как Он зачем-то сказал Ей то, что Она хотела услышать (не от Него). Будто тогда было соревнование на быстроту и сообразительность, и тот, кто оказался первым, получил свой законный приз. Вопрос только, а было ли Ему все это нужно? Тот, второй, говорил, что нужно.       А откуда он, черт возьми, знает, что Ему нужно, а что нет?       Он смотрит на стоящие на тумбочке возле кровати электронные часы.        — Роуз? — Он зовет Ее его голосом, и Она понимает, что даже при самом большом желании не сможет не обернуться.        — Да?        — Ты веришь в знаки? — Он не сводит взгляд с часов, в то время, как Она молча сверлит Его взглядом, явно ожидая чего-то грандиозного.        — В знаки? — Она медлит, покусывает губы, а потом отворачивается от Него. — Да. А может быть и нет.       Он поднимает на Нее глаза, а Она не дает Ему возможности лицезреть даже свою спину, закрывая за собой дверь и исчезая в коридоре, ведущем к ванной комнате.       Пока они молчат (каждый о своем);       пока они бьют посуду (возможно, просто из скуки);       пока они ждут наступления волшебного «мало ли» (которое не особо хочет наступать);       время течет, и не только в этой Вселенной.       «Лишь бы успеть», — непривязанная ни к какому контексту мысль врывается в Его сознание, и заставляет Его задумчиво нахмурится.       Какое-то странное чувство. Новое. Непривычное.       Неужели беспокойство? Роуз Тайлер может не верить в знаки, но на часах неизменно 10:59.